— Почему? — спросила я.

Не переставая скручивать сигарету, она кивнула в сторону своего сына:

— У Тоби СДВГ. Он не спал всю ночь, ну и я, естественно, тоже.

— Сэ… СДВГ? — переспросила я.

Она улыбнулась:

— Прости. Это относительно новое понятие, как я понимаю. Синдром дефицита внимания и гиперактивности. Приходится давать ему «риталин», хотя мне это очень не нравится. Но ничего не поделаешь. Все остальное мы уже пробовали — не помогает. А без него он настоящий бесенок. Ужас просто.

Я посмотрела на бегавшего вдалеке мальчика. «Мы с ним похожи, — подумала я, — надломленный дух в здоровом теле».

— Но сейчас-то все в порядке?

— Ну да, — со вздохом сказала она. Пристроив на коленях сигаретную бумагу, она свернула ее в трубочку и принялась аккуратно наполнять табаком. — Иногда он просто выматывает меня. Кризис двух лет нон-стоп.

Я улыбнулась. Я понимала, о чем она, но лишь теоретически. Мне не с чем было сравнивать — я ведь не помнила, каким был Адам в возрасте Тоби и младше.

— Тоби ведь совсем малыш? — сказала я.

Она засмеялась.

— Ты намекаешь на то, что я старовата для мамаши? — Она лизнула клейкую полоску на сигаретной бумаге. — Да, я поздно его родила. Мы были уверены, что ничего подобного уже не случится, так что были неосторожны.

— О! — сказала я. — Ты хочешь сказать…

Она рассмеялась:

— Ну, не сказала бы, что это произошло случайно, но, скажем так, я сильно удивилась. — Она сунула сигарету в рот. — Ты помнишь Адама?

Я взглянула на нее. Она отвернулась от меня, чтобы заслонить от ветра огонек зажигалки, так что я не видела выражения ее лица и не смогла понять, нарочно ли она сменила тему, или просто спросила.

— Нет, — ответила я. — Несколько недель назад я вспомнила, что у нас был сын, и с тех пор писала в дневник, не забывая об этом. Это как камень на груди. Но нет. Я совсем его не помню.

Она выпустила облачко голубоватого дыма.

— Жаль, — сказала она. — Мне чертовски жаль. Но Бен ведь показывает тебе фотографии? Разве это не помогает?

Я подумала, мне ведь столько надо ей сказать. Кажется, они с Беном когда-то общались, дружили. Мне стоило быть осторожнее, тем не менее я чувствовала все возрастающую потребность говорить и слушать правду.

— Да, фото он мне показывает. Но почему-то ни по стенам, ни вообще на видном месте его портретов нет. Говорит, чтобы я не расстраивалась. Он их спрятал. — Я чуть не сказала «и запер на ключ».

Ее это как будто удивило.

— Спрятал? Серьезно?

— Ну да, — ответила я. — Он считает, что я слишком расстроюсь, если случайно найду его портрет.

Клэр кивнула.

— Ты можешь не узнать его? Не понять, кто это такой?

— Ну, наверное.

— Возможно, он и прав, — сказала Клэр. — Теперь, когда его нет с вами.

«Нет с нами», — повторила я про себя. Как будто он просто переехал и теперь живет отдельно — ходит с подружкой в кино и покупает булочки в магазинчике за углом. Хотя я все понимала. Понимала потребность в негласном уговоре не упоминать о смерти Адама. Еще не время. Понимала, что Клэр тоже хочет защитить меня.

Я промолчала. И попыталась представить, каково это — каждый день видеть собственного сына, в те времена, когда дни мои еще текли чередой, а не отпиливались один от другого, как чурбаки от бревна. Представить, что когда-то я узнавала своего сына, просыпаясь утром, могла строить планы и с нетерпением ждать Рождества или дня его рождения.

«Даже смешно, — подумала я. — Теперь я не вспомню даже, когда у него был день рождения».

— А тебе бы не хотелось его увидеть?..

Сердце мое так и подпрыгнуло.

— У тебя есть фотографии? — спросила я. — Я могу их посмотреть?

Кажется, ее это удивило.

— Ну конечно! — ответила она. — Целая куча. Только дома.

— А можно мне одну? — сказала я.

— Ну да, — ответила она. — Но…

— Пожалуйста. Это очень важно для меня.

Она накрыла мою ладонь своей.

— Ну конечно. В следующий раз обязательно захвачу. Только… — Она не договорила, вдалеке раздался крик. К нам с плачем бежал Тоби, а за его спиной продолжалась игра в футбол. Клэр выругалась сквозь зубы. — Тоб! Тоби! Что случилось? — Он не остановился. — Черт. Пойду выясню, что там.

Она побежала и присела на корточки перед сыном, очевидно, расспрашивая, что случилось. Я посмотрела под ноги. Тропинка поросла мхом, и то тут, то там бетон пробивали травинки, стремясь к свету. Я была довольна. Клэр не просто подарит мне фотографию Адама. Она сделает это «в следующий раз». А это значит, мы станем видеться чаще. Я понимала, что каждая наша встреча будет казаться мне первой. Какая досада — всякий раз забывать, что у тебя нет памяти.

И еще. Легкая грусть, с которой она говорила про Бена, заставила меня поверить: бред это, ничего между ними не было.

Она вернулась.

— Все в порядке, — объявила Клэр. Бросив сигарету, растерла ее каблуком. — Мячик не поделили, вот и все. Пройтись не хочешь? — Я кивнула, и она повернулась к Тоби: — Хочешь мороженое, сынок?

Тот кивнул, и мы втроем направились к зданию. Тоби держал мать за руку. «Как он похож на мать, — подумалось мне, — тот же огонь в глазах».

— Мне тут очень нравится, — сказала Клэр. — Такой вид… вдохновляющий.

Я посмотрела на серые дома и купы зелени.

— Это точно. Ты все еще рисуешь?

— Если это можно так назвать. Скорее, краску перевожу. Все стены в нашем доме увешаны моей мазней. Правда, больше ни у кого моих картин нет, — посетовала она. — А жаль.

Я улыбнулась. Правда, не стала вспоминать о своей книге, хотя и хотела узнать, читала ли она ее и что думает. Я спросила: — Чем же ты теперь занимаешься?

— Вот Тоби воспитываю. Он на домашнем обучении.

— Ясно, — ответила я.

— Не то чтобы мы этого хотели, — добавила она. — Его просто не берут в школу. Говорят, он постоянно нарушает дисциплину. Они с ним не управляются.

Я посмотрела на ее сына — он шел с нами, держа мать за руку, и казался совершенно спокойным. Клэр пообещала купить ему мороженое, и он был счастлив. Невозможно поверить, что передо мной — трудный ребенок.

— Каким был Адам? — спросила я.

— Ребенком? — уточнила она. — Хороший мальчик. Очень вежливый. Послушный, ну, ты понимаешь.

— Я была хорошей матерью? Он был счастлив?

— О Крисси, — сказала она. — Да. Да. Адама любили как никого другого. Ты этого не помнишь? У вас долго не получалось. Потом была внематочная беременность. Мне показалось, ты уже отчаялась забеременеть снова, а потом появился Адам. Вы были так счастливы. И тебе нравилось ходить беременной. Мне вот совсем не понравилось. Ходишь раздутая, как бочка, и тошнит все время. Ужас. Но ты — другое дело. Ты вся светилась. Крисси! Ты словно озаряла помещение, стоило тебе войти.

Несмотря на то что мы шли, я закрыла глаза и попыталась вспомнить или хотя бы представить себе свою беременность. Ни то, ни другое не вышло. Я взглянула на Клэр.

— А потом?

— Потом ты родила. Это было удивительно. Разумеется, Бен был рядом. И я приехала, как только смогла. — Она остановилась и посмотрела на меня. — Матерью ты была прекрасной, Крисси. Адам был счастливым ребенком — за ним ухаживали, его любили. Больше всех на свете.

Я попыталась вспомнить свое материнство и детство сына. И снова ничего не вышло.

— А Бен?

Она помедлила, потом ответила:

— Бен был хорошим отцом. Всегда. Он очень любил сына. Каждый вечер летел с работы на крыльях, чтобы увидеть его. Когда малыш сказал первое слово, он созвал всех, чтобы объявить об этом. И когда он начал ползать, а потом сделал первый шаг. Как только сын научился ходить, Бен стал водить его в парк, играть с ним в футбол, возился с ним, как мог. А Рождество! Столько игрушек! Думаю, единственная причина, по которой вы тогда ссорились, — это дикое количество игрушек, которое покупал Бен. Ты боялась, что он испортит сына.

Внезапно я ощутила укол сожаления, мне захотелось просить прощения у сына за то, что я когда-либо хотела ему в чем-то отказать.

— Теперь бы я позволила ему все, что бы он ни захотел, — вздохнула я. — Если бы только могла.

Она грустно посмотрела на меня.

— Я знаю, — ответила она, — знаю. Но можешь утешать себя тем, что он никогда ни в чем не нуждался.

Мы пошли дальше. Возле тропинки стоял фургончик с мороженым, и мы направились в его сторону. Тоби дернул мать за руку. Она наклонилась к нему и, достав из кошелька банкноту, протянула ему.

— Выбери один шарик! — закричала она ему вслед. — Только один! И не забудь сдачу!

— Клэр, — спросила я. — А сколько было Адаму, когда я потеряла память?

Она улыбнулась:

— Года три. Или четыре. Не больше.

Я почувствовала, что дальнейшие вопросы ведут меня на опасный путь. Но у меня не оставалось выхода. Если я хочу узнать правду.

— Врач сказал мне, что на меня напали, — сказала я. — В Брайтоне. Что я там делала?

Я смотрела на Клэр, прямо в лицо. Казалось, она принимает решение, взвешивая за и против, обдумывая.

— Точно не знаю, Крисси, — ответила она, наконец. — И никто не знает.

Мы замолчали и какое-то время наблюдали за Тоби. К тому времени он уже купил мороженое и теперь сосредоточенно его разворачивал. Пауза затягивалась. «Если я не заговорю, — подумала я, — мы так и будем молчать».

— Я изменяла мужу, так?

Реакции не последовало. Она не вздохнула, не задержала дыхание: да ты что, ничего подобного — лицо ее не выглядело удивленным. Клэр пристально, спокойно посмотрела на меня.

— Да, — ответила она. — Ты изменяла Бену.

Голос ее был бесстрастным. Интересно, что она подумала обо мне тогда и что думает сейчас.