— Почему ты спрашиваешь?

Я быстро постаралась придумать объяснение. Я не собиралась признаваться ему, что веду дневник, но в остальном мне хотелось быть с ним честной.

— Сегодня утром у меня было странное чувство, — сказала я. — Как воспоминание. И оно как-то связано с тем, какая я стала.

— Какое чувство?

— Не знаю.

— Воспоминание?

— Что-то вроде.

— Ну и как, ты вспомнила какие-то подробности?

Я вспомнила номер отеля, свечи, цветы. Уверенность, что они были не от Бена, что не его я ждала в тот вечер. Жуткое ощущение, когда не можешь дышать.

— О чем ты? — спросила я.

— Подробности. Марка машины, которая тебя ударила? Цвет? Может, лицо водителя?

Мне захотелось заорать на него. Почему ты хочешь убедить меня, что это была авария? Неужели в эту выдумку поверить проще, чем в то, что произошло на самом деле?

Проще воспринять? Или проще рассказать?

Вот интересно, что бы он сказал на мое признание: Честно говоря, нет. Я вообще не помню, чтобы меня сбила машина. Зато я помню какой-то отель, где я ждала другого мужчину.

— Нет, — сказала я. — Ничего такого. Просто смутное ощущение.

— Смутное ощущение? В каком смысле «смутное»? — он вдруг повысил голос, почти разозлился. Я окончательно расхотела продолжать разговор.

— Не знаю, — сказала я. — Ничего определенного. Просто странное чувство, как будто происходит что-то ужасное. И боль. Но подробностей я не помню.

Он как будто успокоился.

— Может, это пустяки, — сказал он. — Твое сознание сыграло с тобой злую шутку. Постарайся просто об этом забыть.

Забыть? Да как он может об этом просить? Он боится, что я вспомню всю правду?

А что, вполне вероятно. Ведь сегодня он мне уже сказал, что меня сбила машина. И ему совсем не хочется оказаться лгуном даже на оставшиеся полдня, которые я способна удержать в памяти. Но возможно, он лжет ради моего блага. Теперь я понимала, что верить в то, что меня сбила машина, легче для нас обоих. Но узнаю ли я когда-нибудь, что случилось на самом деле?

И кого я ждала там, в номере отеля?

— Ладно, — сказала я. Что еще я могла сказать? — Наверное, ты прав.

И мы вернулись к ужину, который уже остыл. Меня накрыла новая, холодящая, убийственная мысль. А что если Бен прав? Что если и правда была авария? Что, если мой больной мозг породил и номер в отеле, и нападение? Возможно, это моя фантазия. Фантазия, а не воспоминание. Может ли быть, что, будучи не в силах смириться с простым фактом аварии на скользкой дороге, я все выдумала?

Если так, значит, моя память не работает. И ничто ко мне не возвращается. И я вовсе не поправляюсь — я схожу с ума.


Я взяла свою сумку и высыпала ее содержимое на кровать. Вот мои вещи. Кошелек, ежедневник с обложкой в цветочек, помада, компактная пудра, салфетки. Мобильный телефон, еще один. Мятные леденцы. Монетки. И желтый квадратный листок бумаги.

Я села на кровать и стала перебирать эту кучку. Сначала вытащила ежедневник, малюсенький, и поначалу обрадовалась, обнаружив имя доктора Нэша, написанное черной ручкой на задней обложке изнутри, но потом заметила ниже в скобках слово «офис». Сегодня воскресенье. Я его не застану.

Желтая бумажка была пустая, только скомкана с одной стороны, на липкую полосочку налипли грязь, волосы. Я подумала, да с чего я взяла, что доктор Нэш мог дать мне свой личный номер, но тут вспомнила, что он написал его в самом начале книжки. «Позвоните мне, если понадобится помощь», — сказал он при этом.

Я нашла номер и взяла оба мобильных телефона. Я не помнила, который из них дал мне доктор. Я проверила тот, что побольше, и все прояснилось: все звонки были Бену или от него. Второй же — «раскладушка» — казался совсем новым. «Зачем доктор Нэш дал его мне, — подумала я, — если не для этого? Когда мне еще понадобится помощь, как не сейчас?» Я открыла телефон, набрала цифры и нажала кнопку вызова.

Несколько секунд тишины, затем резкий звонок и голос:

— Алло? — голос был сонный, хотя было еще не поздно. — Кто это?

— Доктор Нэш, — сказала я шепотом. Я слышала, как Бен внизу, в гостиной, смотрит телевизор, какое-то шоу талантов. До меня доносились пение, смех, периодические аплодисменты зала. — Это Кристин.

Пауза. Пытается сообразить.

— Ах да. Как…

Меня охватило острое разочарование. Он явно не обрадовался моему звонку.

— Извините, — сказала я. — Просто ваш номер написан в моем дневнике.

— Конечно, — сказал он. — Конечно. Как вы? — Я промолчала. — У вас все в порядке?

— Простите, — повторила я. Слова посыпались из меня сами собою. — Мне нужно с вами встретиться. Сейчас. Или завтра. У меня было видение. Прошлой ночью. Я все записала. Какой-то отель. Кто-то постучал в дверь. А потом я не могла дышать. Я… Доктор!

— Кристин, — сказал он. — Погодите. Что произошло?

Я сделала глубокий вдох.

— Я кое-что вспомнила. И я уверена, что это напрямую связано с потерей памяти. Но я не понимаю. Ведь Бен говорит, что меня сбила машина.

Я услышала какой-то звук, словно он переменил позу. И другой голос. Женский.

— Ничего, — сказал он тихо, а потом что-то еще, я не расслышала.

— Доктор Нэш! — сказала я. — Доктор Нэш, меня действительно сбила машина?

— Я сейчас не могу говорить, — сказал он, и я услышала женский голос, он звучал громче, требовательнее. Во мне зашевелилось какое-то чувство. Злость. Или паника.

— Умоляю вас! — сказала я. Слова сами вырвались наружу.

Молчание, потом он заговорил другим, солидным голосом.

— Извините, но сейчас я немного занят. Вы все записали?

Я не отвечала. Занят. Я представила его с девушкой, представила, чему именно могла помешать. Он заговорил снова:

— То, что вы вспомнили… Вы записали это в дневник? Обязательно запишите.

— Хорошо. Но я…

Он перебил меня:

— Поговорим завтра. Я позвоню вам. На этот номер? Я позвоню.

Облегчение, смешанное с чем-то еще. Чем-то неожиданным. Не могу сформулировать. Радость? Восторг?

Нет. Это было нечто большее. Тут и тревога, и уверенность, подогреваемая легкими вспышками будущего счастья. Даже сейчас, около часа спустя, записывая свое ощущение, я его помню. И теперь могу назвать. Я никогда раньше не чувствовала ничего подобного. Это предвкушение.

Но чего? Он скажет мне, что надо делать, подтвердит еще раз, что память начала потихоньку ко мне возвращаться, а лечение приносит результат. Этого? Или есть что-то еще?

Я пыталась вспомнить, что чувствовала, когда он накрыл мою руку там, на стоянке; что я себе вообразила, решив не отвечать на звонок мужа. Может, правда гораздо проще. Я очень хочу с ним встретиться.

— Да, — сказала я, когда он пообещал позвонить мне. — Да. Пожалуйста!

Но он уже отключился. Женский голос. Я поняла, что они были в постели.

Я гоню эту мысль прочь. Если буду думать дальше — точно свихнусь.


19 ноября, понедельник.


В кафе было людно. Сетевая забегаловка. Интерьер в зелено-коричневой гамме, посуда одноразовая — при этом, если судить по развешанным на стенах плакатам, — экологически безопасная. Я пила кофе из бумажного стакана, несуразно большого, а доктор Нэш устроился в кресле напротив меня.

Я, пожалуй, впервые разглядела его внимательно. Точнее, впервые за сегодня, что, в сущности, одно и то же. Он позвонил на телефон-раскладушку почти сразу, как я убрала стол после завтрака, и заехал за мной примерно через час после того, как я прочитала почти весь дневник. По дороге в кафе, сидя в машине, я все время смотрела в окно. Я была совершенно растеряна. Этим утром, когда я проснулась, я сознавала — притом что не сразу вспомнила свое имя, — что я взрослая женщина, мать, хотя за этим не шло понимания того, что мне уже много лет, а мой сын мертв. Сегодняшний день вогнал меня почти в депрессию, одно шокирующее открытие за другим: зеркало в ванной, записная книжка, а потом, позже, этот дневник — и как кульминация твердое убеждение, что я не доверяю мужу. И мне что-то не хотелось погружаться в новую тему слишком глубоко.

Теперь, однако, я вижу, что доктор моложе, чем я ожидала, и, хотя я написала, что ему пока не стоит волноваться о лишнем весе, он оказался вовсе не тощим, как мне показалось. В нем была определенная солидность, которую подчеркивал объемный пиджак, а руки выше кистей, они иногда показывались из рукавов, оказались на удивление волосатыми.

— Ну, как вы сегодня? — спросил он, сев напротив.

Я пожала плечами.

— Не знаю. Все как-то непонятно.

Он кивнул.

— Продолжайте.

Я отодвинула тарелку с пирожным, которое он принес мне, даже не спросив.

— Я проснулась сегодня, понимая, что я взрослая женщина. Я не знала, что я замужем, но не удивилась, обнаружив, что лежу в кровати с мужчиной.

— Это хорошо, — начал он.

Но я перебила:

— Но вчера я записала, что проснулась, зная, что у меня есть муж…

— Значит, вы продолжаете вести дневник?

Я кивнула.

— Вы принесли его?

Вообще-то дневник лежал у меня в сумке. Но я бы не хотела, чтобы он прочел некоторые вещи. Ни он, ни кто-то другой. Это личное. Это моя история. Единственное, что у меня есть.

И то, что я написала о нем.

— Нет, забыла, — соврала я. Было непонятно, расстроился ли он.

— Ничего, — сказал доктор. — Неважно. Я вижу, что вас огорчает, если однажды вы вспомнили что-то, а на следующий день как будто снова забываете. Но это прогресс! Постепенно вы вспоминаете все больше и больше.

Тут я подумала: а правда ли это? В самом начале дневника я описываю, что вспомнилось мне из детства, своих родителей, вечеринку в компании с лучшей подружкой. Потом своего мужа, когда мы были молодые и безумно влюбленные, и себя, когда писала книгу. Но после этого? В последнее время мне вспоминались лишь погибший сын и момент нападения, в результате которого я стала вот такой. То есть то, о чем лучше и не помнить.