— Попрощаться? Но вы же только что приехали!

— Да, — угрюмо произнес он. — Но после вчерашнего вечера чем я буду дальше от Фрэдди, тем будет лучше для нас обоих.

— Я слышала, как вы ссорились.

— Ссорились? Да это было настоящее сражение! О, простите, Кэтрин! — Джереми опять покраснел.

— Все нормально, Джереми. Мы уже выяснили, что несдержанность — одна из ваших дурных привычек, не так ли?

— Несдержанность и постоянные разногласия с братом. Об этом я, по-моему, забыл сказать. Да?

Девушка улыбнулась и кивнула головой.

— И в чем же вы с ним не сходитесь? Если, конечно, вы можете сказать об этом мне.

— Почему нет? Правда, все так запутано… — Он пригладил свои непокорные каштановые волосы. — Отец оставил мне все имения, кроме родового, которое принадлежит Фрэдди. Понимаете? Оставил мне имения, но не оставил денег на их содержание.

— Но в таком положении находится довольно много людей, — спокойно заметила девушка.

— К сожалению. Но у них нет такого Фрэдди, как мой брат.

— Он не хочет помочь вам? — удивилась Кэтрин. Это противоречило впечатлению девушки о графе.

— Напротив. Он хочет сделать меня своим наследником, передать мне все деньги и помогать получать доходы от них, — почти простонал он.

— По-моему, это очень благородно с его стороны, Джереми. Что вас смущает?

— Ничего, кроме Фрэдди. Он подчиняет своей полной власти все, чем владеет, — пытался объяснить Джереми. — Я не желаю быть его наследником, не хочу выпрашивать, каждый фартинг, я не хочу постоянно объяснять каждый свой поступок, совершенный без его ведома! Называйте это гордостью, называйте независимостью, не в этом дело, Кэтрин. — Он посмотрел умоляющим взглядом на нее, пытаясь найти понимание. — Я хочу жить собственной жизнью, свободной от Фрэдди. Если бы Фрэдди не зарабатывал так много денег в последние десять лет, мы бы не имели того, что имеем сейчас. И Фрэдди прекрасно понимает свою заслугу.

— Но вы же можете жениться на богатой наследнице и оказаться в таком же положении, — вполне разумно сказала Кэтрин и подхватила Джули, которая опять поползла к траве.

— В этом есть различие.

— В чем же разница, Джереми? Чем отличаются деньги, принадлежащие вашей семье, от тех, которые достанутся вам в результате женитьбы?

— Я допускаю, что для вас разницы нет, — произнес он, опустил глаза и стал беспокойно выдергивать траву, — а для меня все гораздо сложнее.

— Почему?

— Потому, что у меня уже есть богатая невеста, и, откровенно говоря, ее богатство не имеет для меня большого значения. Но для ее семьи далеко не безразлично, что я богатый землевладелец и бедняк одновременно.

— А вас, конечно, привлекают к ней не только деньги?

— Кэтрин! — серьезно начал говорить Джереми. — Даже если бы у нее вообще не было денег, это ничего не меняет. Я готов сам зарабатывать деньги, даже если придется трудиться для этого целыми днями, как Фрэдди. Я уверен в этом, ради Бет я смогу. Фрэдди страшно рассердился, узнав, что я хочу сейчас жениться. Он считает, что я еще слишком молод. Можете себе представить? Говорит, что следует подождать по крайней мере еще лет пять. А я не хочу ждать! Я все равно женюсь, даже если отец Бет не даст за ней ни пенни.

— А Бет с вами согласна?

— Настолько, что предложила бежать, — признался он, счастливо улыбнувшись.

— Похоже, что ваша юная леди подала отличную идею.

Кэтрин взяла Джули за пухленькую ножку и пощекотала пятку. Та залилась таким звонким смехом, что молодой человек отвлекся от своих невеселых мыслей и невольно посмотрел в их сторону. Однако девушка отвела глаза.

— Очень часто, Джереми, в наши планы вторгаются посторонние и разрушают их. Стройте ваше счастье, где вы хотите и когда вы хотите.

— Конечно! И если мы с Бет сделаем это, то причиной семейного скандала буду я, а не Фрэдди, как обычно.

— Расскажите мне наконец, почему ваш брат приобрел столь скандальную известность. Ведь это связано не только с Джули.

Последние слова девушка произнесла почти шепотом, склонившись к головке девочки.

— Дело в том, что Фрэдди живет по собственным законам, — улыбнулся Джереми. — А это раздражает многих людей. Кроме того, большинство из высшего общества никогда не простят ему, что он стал так фантастически богат. Если бы он приобрел состояние за карточным столом или спекуляцией, это было бы для них приемлемым. Но Фрэдди занимается торговлей и владеет фабриками. Причем он не просто является владельцем фабрик, но и лично управляет ими. Не говоря уж о том, что он презирает мнение света. Он не женился на Селесте, даже когда ее отец вызвал его на дуэль. Он открыто критиковал английские власти за отношение к Наполеону, говорил, что мы заслужили Ватерлоо, потому что было преступной глупостью оставить этого человека в живых.

— Теперь многое понятно, — отозвалась Кэтрин.

— Ко всему прочему Фрэдди никогда не лицемерит. Если ему что-то не нравится в вас, он сразу покажет. Его во многом можно обвинять, но только не в двуличии. Как говорит мама, он не из тех, кто пытается сгладить глупость дураков.

Выходит, не только у нее граф Монкриф создает столь противоречивое впечатление. Эта мысль обрадовала Кэтрин, на душе немного потеплело. Нет, конечно, то, что она почувствовала, никак нельзя было назвать жалостью. Жалеть графа никому бы и в голову не пришло. Скорее это походило на сочувствие. В конце концов он вступил в противоречие с тем самым сословием, которое породило и сделало его таким. А вот то, что граф Монкриф ни в грош не ставит чужое мнение о себе, ей следует запомнить.

Как бы то ни было, Кэтрин стала думать о своем хозяине лучше, и настроение ее улучшилось. Заглянув на кухню, она улыбнулась кухарке и поблагодарила ее за вкусное печенье.

— Джули оно очень понравилось, Нора.

— Мои ребятишки тоже находят его неплохим, мисс. Я рада, что Джули одобрила мою стряпню. — Женщина занялась сковородой с тарталетками, повернувшись к плите, явно не желая продолжать разговор.

Кэтрин давно отметила странное отношение Норы ко всему, что касалось Джули. Это была добрая женщина с золотым сердцем, она хорошо относилась к Джули, но с какой-то скованностью. О причине этого нетрудно было догадаться. С точки зрения Кэтрин, было непонятно, как можно переносить на ребенка отношение к его родителям, их внебрачной связи. Для самой Джули сейчас это не имеет никакого значения.


Граф стоял в прихожей и снимал перчатки, когда Кэтрин вошла в холл и направилась к лестнице. Она торопилась искупать Джули перед сном. Они одновременно подошли к лестнице и почти столкнулись друг с другом, Кэтрин улыбнулась и извинилась. Она впервые со времени их знакомства вежливо с ним заговорила:

— Прошу прощения, сэр, — произнесла Кэтрин c улыбкой. — Я совершенно не собиралась мешать вам подниматься по собственной лестнице.

Она посмотрела на Джули, которая беспокойно вертелась в ее руках. Личико и ладошки малышки были все еще перепачканы крошками от печенья, несмотря на все старания Кэтрин ликвидировать остатки недавней трапезы.

— Ваша дочь не столь изысканна и изящна, как ее отец, — добавила девушка, прикрывая девочку локтем и оглядывая графа.

Несмотря на то что Фрэдди только что вернулся с верховой прогулки, одежда на нем была безукоризненно чистой и выглядел он так, будто все утро провел дома. И только растрепавшиеся на затылке волосы да завитки, упавшие на лоб, говорили об обратном.

— Пришлось немного потренировать Грома, — пояснил он, взглянув на Кэтрин с любопытством. — Опасаюсь, что Джереми его совершенно испортил.

Они одновременно шагнули на ступеньку вверх.

— О, конь, наверное, теперь вздрагивает при каждой звуке и все время нервничает?

— Откуда вам это известно?

— У моего отца была неплохая конюшня. Однажды случилось так, что нам потребовался священник, а ехать было некому. Пришлось посылать человека на лошади, который едва умел ездить верхом. Отцу потом пришлось затратить не менее двух недель, чтобы Эпикитус стал опять доверять всаднику.

— Эпикитус?

— Отец любил давать необычные имена. Например, для наших овец, пока стадо не было большим, он придумывал очень милые клички. Особенно мне нравились прозвища баранов.

— И как же он их называл? — спросил граф, отмечая, что на лице Кэтрин не появляется столь уже привычное упрямое выражение.

— О, это все довольно глупо на самом деле.

— Продолжайте, Кэтрин. Терпеть не могу людей, которые начинают рассказ, но никогда не заканчивают его. Ну так как же звали ваших баранов?

— Диоген, Зевс, Морфей и еще в том же роде. Ах да, Приам, — тихо сказала она, с трудом сохраняя на лице улыбку.

Хохот графа наверняка был слышен даже на кухне.

— Это был баран, высматривающий благородную овечку, — превосходный баран, сонный баран, да еще и мужественный баран?

— Да, я думаю, что так, — ответила девушка, и ее улыбка стала более открытой.

Они стояли уже наверху. Граф с удивлением обнаружил, что даже не помнит, как они поднимались по ступенькам, — так он был очарован новым выражением лица Кэтрин. Вновь — и не в первый раз — он подумал, что хочет узнать как можно больше об этой девушке. Судя по ее изящной грации, правильной речи и образованности, она явно из благородной зажиточной семьи, а вместе с тем вынуждена трудиться, зарабатывая себе на жизнь. Что стоит за спиной этой девушки, которая свободно рассуждает о греческой мифологии и с любовью говорит о лошадях? Он совершенно не предполагал наличие у воспитательницы таких манер. Она обращается с кухаркой так же, как и с Джереми. Ее отношение к графу никогда не отличалось дружелюбием, не считая, правда, сегодняшнего разговора.

Кэтрин между тем ощущала, как с каждой минутой улетучивается ее расположение к графу, уступая место прежней нервной настороженности. Как могла она опять забыть о его опасном очаровании? Граф стоял слишком близко и, похоже, насмехался над ней. Как она могла вообразить, что этот высокомерный человек может испытывать к кому-то добрые чувства!