— Луноловов? Но… в завещании этого нет, Эдмунд.

— Нет. Это есть в поручении по закладным.

— Но я все равно не понимаю! «Луноловы» принадлежат Фолконам!

— В настоящее время — да. Но Гарри Фолкон человек нерасчетливый. Довольно веселый и безответственный на самом деле. Один из тех, кто считает, что все как-нибудь образуется. Поэтому он одолжил значительную сумму у одного из своих самых богатых друзей из богемы под залог своего поместья, сроком на пять лет.

— Означает ли это, что он должен вернуть деньги через пять лет?

— Да. Если же он не заплатит, «Луноловы» становятся собственностью того, кто одолжил ему деньги.

— Но какое отношение к этому имеет мистер Сэбин?

— Ваш муж… — Эдмунд улыбнулся и повторил: — Ваш муж, Люси, был членом того же клуба на Уайтхолле, что и богатый друг Фолкона по имени Ремзи. Этот Ремзи однажды вообразил себя непревзойденным карточным игроком. За игральным столом был Ник. Постепенно ставки выросли невероятно, и Ник доказал мистеру Ремзи, что тот не так ловок, как предполагал. Эту драматическую историю до сих пор рассказывают в клубе с благоговейным страхом. Дело закончилось тем, что Ник выиграл закладную на «Луноловов». Итак, когда истечет срок закладной и если мистер Фолкон не сможет заплатить, «Луноловы» станут собственностью Ника, а точнее — его вдовы, то есть вашей, Люси.

Эдмунд покачал головой и сказал с восхищением:

— О! Ник все просчитал и ошибки не допустил. Он мог завещать вам право на получение всех долгов, но это право можно оспаривать, и много времени понадобилось бы, чтобы доказать законность такого завещания, особенно если учесть, что свидетели в Китае. К тому же, у него могут быть дальние родственники, которые, возможно, станут претендовать на наследство. Поэтому он сделал вас своей женой. — Эдмунд постучал пальцем по столу. — Но имейте в виду, Люси, мне, как душеприказчику, поручено продать собственность, получаемую по закладной Ремзи, если долг не будет выплачен. Сумма, вырученная от продажи «Луноловов», поступит вам, а это очень приличная сумма, не сомневайтесь.

Если я что-то и чувствовала в тот момент, так только пустоту. Я еще не осознала, что стану богатой: настолько все казалось неправдоподобным. Мне стало обидно, что Николас Сэбин женился на мне только для того, чтобы поразить своего врага. Какое-то время я не слушала Эдмунда.

— У Ника есть и другое имущество, конечно. Он тратил деньги так же быстро, как делал их, поэтому сомневаюсь, чтобы у него было больше одной или двух тысяч. Но не меньше: у него всегда был резерв для новых предприятий. Я справлюсь в его банке и сообщу вам, что вы можете ожидать. Однако прежде всего необходимо провести завещание в общем порядке через Сомерсет-Хаус, я этим сразу же займусь. Вы слушаете меня, Люси?

— Я стараюсь, Эдмунд, но столько сразу свалилось на меня. Трудно разобраться.

— Охотно верю. Не важно, я смогу снова все с вами обсудить в свободное время. Поскольку вы находитесь на попечении моих родителей, думаю, вы обязаны им все рассказать. Вы согласны?

— Да, обязана. Как вы думаете, они не рассердятся?

— Наоборот. Они, конечно, удивятся, но, когда узнают подробности, они, я думаю, будут удовлетворены. Это означает, что их ответственность за вас заканчивается, как только вы получите наследство, что освободит их и от финансовых потерь. Я советую вам продолжить вашу с Маршем экскурсию по Лондону. Возвращайтесь сюда к четырем часам, и мы вместе поедем домой. Я все объясню сам.

— О! Эдмунд! Я вам так благодарна! Я так этого боялась.

— Больше не стоит бояться. Прошу вас не говорить об этом ни Маршу, ни кому другому. Пока мы не будем говорить об этом Эмили, которой это не понравится, и Аманде, когда она приедет на каникулы. Чем меньше людей об этом знает, тем лучше. Если Роберту Фолкону станет что-нибудь известно, он постарается предпринять ответные меры, чтобы отсрочить исполнение завещания. Поскольку Ника так долго нет, Фолкон, несомненно, надеется, что с ним в Китае что-то случилось, что недалеко от истины. Поэтому, учитывая все сказанное, пока неповоротливая законодательная машина потребует передачи «Луноловов» в собственность Ника, может пройти очень много времени. А пока никому ни слова, Люси, — он заговорщически мне улыбнулся. — Пусть для Фолконов это будет сюрпризом.

Я не могла разделить его радость, и мне было не по себе, но сказала:

— Хорошо, Эдмунд, я сделаю так, как вы советуете.

Через пять минут я снова увидела Марша. Я рассказала ему, что адвокатом оказался мистер Эдмунд и что мы втроем поедем домой, но, что, к сожалению, мне больше ничего не разрешили говорить.

— Тогда выбросьте на время все из головы, мисс Люси, — ласково сказал он. — Я уверен, что мистер Эдмунд — хороший адвокат, и можно не сомневаться, что он посоветует только то, что будет вам на пользу.

Чтобы не расстраивать Марша, я из-за всех сил старалась делать вид, что мне очень интересно. Но мне было неспокойно. Я не хотела отбирать у Фолконов «Луноловов», я никому не хотела причинять неприятности, но не знала, как избежать того, что задумал Николас Сэбин. Я не могла отказаться от наследства, которое он мне оставил, даже если причина, по которой он это сделал, меня расстроила.

Вечером, когда мы с Эмили ушли спать, Эдмунд рассказал родителям невероятную историю. На следующее утро, за завтраком, я видела, что мистер Грешем с трудом сдерживает возбуждение, но он ничего не сказал, пока завтрак не закончился и он не пригласил меня в свой кабинет.

— Ты ничего не сказала Маршу? — взволнованным шепотом спросил он, как только закрылась дверь.

— Нет, мистер Грешем. Извините, что я вам раньше ничего не сказала. Эдмунд вам объяснил?

— Да, да, мы не будем поднимать шума, — сказал он, моргая, потирая руки и улыбаясь своей неожиданной улыбкой. — Предоставь все Эдмунду, и в следующем году Фолконам придется убраться. Естественно, мы с женой обсудили и вопрос о Роберте Фолконе. При сложившихся обстоятельствах мы больше не будем принимать его у себя. В этом нет никакой необходимости, да это и неудобно в любом случае, ведь ты фактически только шесть месяцев как овдовела, поэтому и речи быть не может о поклоннике. Я напишу ему и попрошу больше у нас не бывать.

Я вдруг, неожиданно для себя, очень расстроилась. Визиты Роберта Фолкона были во многом для меня тяжелым испытанием, но он относился ко мне доброжелательнее всех, за исключением Марша и Метью.

— Когда завещание вступит в силу, — говорил тем временем мистер Грешем, — ты получишь и деньги вместе с закладной на «Луноловов», так Эдмунд объяснил мне. Сэбину следовало оставить «Луноловов» тебе и назначить опекуна, который бы управлял имуществом в твою пользу, но поскольку он этого не сделал, я был бы только рад дать тебе совет, как лучше распорядиться деньгами, когда придет время.

Я ничего на это не ответила, и он мрачно нахмурился. Я не очень переживала и извинилась, как только смогла подобрать разумное объяснение. За следующую неделю я возненавидела выражение злорадства, которое временами ловила на лицах мистера и миссис Грешем. Они торжествовали, предвкушая падение своих врагов, и от этого у меня во рту появлялся неприятный привкус: ведь я была инструментом, с помощью которого это падение должно было осуществиться.

В первую неделю ноября на каникулы приехала Аманда. Радовалась я недолго, потому что она очень изменилась и стала надменной. Я надеялась, что со временем это пройдет, когда она свыкнется с новой для себя ролью взрослой барышни. В душе Аманда была доброй девушкой, но сейчас мы стали чужими друг другу.

От слуг я с сожалением узнала, что Метью Фолкон заболел ветрянкой и остался в школьном лазарете на каникулы. Я так надеялась, что скоро увижу его в тайном убежище. Мне было грустно, когда я навещала обитателей его зоопарка.

Пятого ноября англичане отмечают раскрытие «Порохового заговора».[1] В Китае в дни памятных дат и праздников часто устраиваются фейерверки. Я сама видела лишь один, когда в Цин Кайфенг собрали богатый урожай и у крестьян были деньги на устройство праздника. Мне было тогда тринадцать лет, и мы все: дети, мисс Протеро и я — ходили в деревню смотреть фейерверк.

В Англии делают чучело Гая Фокса и сжигают на костре. Аманда заявила, что День Гая Фокса — ребячество, но, когда мистер Грешем предложил не отмечать этот день в «Высоких зарослях», она рассердилась и сказала, что мы обязаны устроить праздник, потому что слуги его обожают.

Костер соорудили накануне на открытом участке в центре долины, где склон переходит в широкую площадку. Слугам разрешили принимать участие в празднике, руководил Марш, а лакей Альберт помогал ему. Миссис Троубридж сделала бутерброды и приготовила колбаски, которые собирались поджарить на угольной жаровне возле костра.

К шести вечера, когда костер зажгли, было уже темно. Собралась вся семья: вечером из Лондона приехал Эдмунд. Тепло одетые, мы стояли у костра. Трещали дрова, и пламя лизало чучело в уродливой маске. Марш раздал всем бенгальские огни, и вскоре Аманда визжала от восторга, забыв о своем презрении к детскому празднику.

В небо полетели ракеты, оставляя за собой огненный след. Высоко в воздухе раскрывались сияющие шары зеленого, красного и синего цветов. С той стороны, где стояли слуги, слышался визг, смех, шум возни. Мальчик-садовник уронил шутиху, она упала туда, где стояли девушки. Марш сурово отчитал парня, а Альберт дал подзатыльник.

По всей долине жгли костры, трещал хворост, звучали выстрелы, хлопки. Вся деревня устраивала фейерверк. Каждую секунду в темное небо взлетали ракеты с огненными хвостами.

Дым густел и вскоре повис над долиной. Альберт подкинул свежих поленьев. Из костра повалил густой дым. У меня заслезились глаза, и я отошла в сторону. Я смотрела на костер. Все происходящее казалось нереальным, как во сне: темные фигуры причудливо двигались на фоне дыма и огня, словно это не живые люди, а тени. До меня доносились голоса, смех, но они жили отдельно, как будто никому не принадлежали. Время вокруг меня остановилось. Я не знаю, как долго я грезила. Внезапно очнувшись, я поняла, что не одна. Роберт Фолкон шел ко мне сквозь дым.