Поначалу я была объектом всеобщего внимания и меня расспрашивали о жизни в Китае. Некоторые вопросы были очень глупые. Но я хорошо выучила свой урок, и никогда не произносила больше двух слов в ответ, иногда намеренно говоря неправду, потому что правда звучала бы оскорбительно. Очень скоро обо мне установилось мнение, что я скучная застенчивая мышка, как назвала меня одна дама. Я с облегчением вздохнула: значит, скоро они потеряют ко мне всякий интерес.

Вечера, до и после ужина, проводились в гостиной. Мистер Грешем часто удалялся в свой кабинет. В это время женская половина семьи Грешем собиралась посплетничать, занимаясь вышиванием или каким-нибудь другим рукоделием. Аманда научила меня играть в шашки. Я быстро выучилась, но обнаружила, что Аманда не любит проигрывать. Приходилось стараться, чтобы проиграть. Иногда она садилась за рояль. Мне нравилось: Аманда играла очень хорошо. Случалось, что после ужина, перед сном, мы играли в слова. Больше всего мне нравились анаграммы. Каждый из нас по очереди предлагал два-три коротких слова, из которых остальные должны были составить одно длинное.

Но радостных моментов в моей жизни было мало. Изо дня в день я маялась от безделья. Всю свою жизнь я просыпалась и знала, какую работу нужно сделать, чтобы не голодать. Сейчас ничего этого не было. Я спросила миссис Грешем, могу ли заниматься уборкой или помогать на кухне. И получила резкий отказ.

— Хорошо ли, плохо ли, но по желанию мистера Грешема тебя привезли сюда как члена семьи, — твердо, но с сожалением сказала она, — а барышни не должны пачкать руки лакейской работой, Люси.

Оказалось, что барышням можно играть в теннис. Это было прилично. В саду натягивали сетку. Специальной площадки не было. Мы просто кидали мяч друг другу. Мне нравился теннис, но и здесь не обошлось без неприятностей. Эмили играла, стоя на одном месте. Она не предпринимала никаких попыток достать мяч, если он не пролетал рядом, и громко жаловалась, если мяч летел мимо. Аманда ходила изящными быстрыми шажками и вскрикивала от возбуждения всякий раз, когда ей удавалось перебросить мяч через сетку. Но меня миссис Грешем застала, когда я, зажав подол в руке, выставив колени на всеобщее обозрение, бегала как угорелая. Я забыла, что я не в миссии. Я прослушала очередную лекцию о том, как должна себя вести.

Разрешалось ездить на велосипеде. У Аманды и Эмили были велосипеды. Они иногда ездили по деревенским дорожкам. Я научилась ездить в саду на велосипеде Аманды, который она мне великодушно одолжила. На это ушло несколько часов. Мне хотелось поездить одной по окрестностям, но миссис Грешем не разрешила. Я думаю, она боялась, что я еще чего-нибудь натворю и снова опозорю семью, если вырвусь из-под ее бдительного ока.

Эдмунд приезжал из города на каждый уик-энд. Он почти со мной не разговаривал, но в его отношении ко мне не было презрения. Мне он казался человеком холодным. Но у него было чувство справедливости. Может быть, потому, что он был юристом?

Если сравнить мою жизнь в «Высоких зарослях» с той, которой я жила до этого, то, наверное, будет непонятно, почему я была несчастна. Ведь это грешно: теперь я была сыта, красиво одета; у меня были все мыслимые и немыслимые удобства; у меня не было никакой ответственности ни за что. Но по ночам я думала: «Как я проживу те недели, месяцы, годы, что ждут меня впереди?» Я жила среди людей, которым была не нужна. Да и не любили они меня, за исключением Аманды. Прежде во мне нуждались, меня любили — вот чего мне не хватало.

В середине июля мистер Грешем неожиданно утратил интерес к нашим ежедневным попыткам найти с помощью дедукции «наследство Грешемов», как он говорил. Я не удивилась: мы так ничего и не добились, а Аманда меня предупредила, что ее отец — человек, быстро увлекающийся и быстро остывающий. Аманда рассказала, что мистер Грешем постоянно ищет способ, как быстро разбогатеть, но еще не довел ни одного своего плана до конца. Ящики с рассадой были останками последнего плана — создания смеси химических веществ с песком, которая бы позволила выращивать растения в пустыне.

Я уже узнала, что и Грешемам, и Фолконам нужно восстанавливать свое состояние. Это было постоянной темой для разговоров. Сначала мне трудно было в это поверить, но со временем я поняла, что мистер Грешем живет за счет личной собственности. Это значит, что он не зарабатывает денег, а его капитал постепенно сокращается, потому что ежегодно часть средств идет на жизнь семьи. То же самое можно было сказать и о Фолконах. Правда, по словам Грешемов, муж и жена Фолкон попусту тратили деньги на своих лондонских друзей. Да и сами проводили много времени в столице среди художников, писателей и актеров.

Я не могла помочь мистеру Грешему. Местонахождение сокровища оставалось тайной. А это усугубляло чувство неловкости, которое я постоянно испытывала. Я была лишним ртом и ничего не могла предложить взамен. Когда я думала о том, какое я доставила им разочарование, я понимала, что при сложившихся обстоятельствах Грешемы были со мной гораздо любезнее, чем я того заслуживала. Как бы мне хотелось, чтобы мистер Грешем никогда не посылал за мной в Китай!

Однажды ночью, в конце июля, я внезапно проснулась. Меня что-то разбудило. В комнате было абсолютно темно, я никак не могла определить, который час. Мне показалось, что еще очень рано. Что-то меня беспокоило… да, сейчас совершенно темно, но, когда я проснулась, я увидела бледное пятно на потолке. Пятно исчезло, как только я зашевелилась.

Я чувствовала едва уловимый, знакомый запах и тут же стремительно села: я поняла, что в комнате кто-то есть.

— Аманда! — прошептала я. — Это ты?

Ответа не было. Я узнала запах. Так пахла карбидная лампа. У Аманды и Эмили были такие на велосипедах, хотя они никогда не выезжали за пределы имения после наступления темноты. Вглядываясь в темноту, я увидела тоненький изогнутый лучик света, промелькнувший в воздухе. По телу поползли мурашки.

Это не лампа от велосипеда, это фонарь с затвором, потайной фонарь. Кто пробрался в мою комнату с потайным фонарем в такое время?

Заскрипела половица. Я прикусила губу, затаив дыхание, и вспомнила о происшествии в темной каюте, когда меня схватили и чуть не задушили. Странно, но мне даже не пришло в голову позвать на помощь. Может быть, за последний год жизни в миссии я привыкла к тому, что мне не к кому обратиться, какая бы опасность мне ни угрожала.

Мне показалось, что лучик света, не толще волоска, сдвинулся с места. Я протянула руку, пытаясь осторожно дотянуться до тумбочки, на которой стоял подсвечник. Наконец, я его нащупала… и схватила. Встав на колени и держа наготове тяжелый латунный подсвечник, я ждала, когда тоненький лучик света начнет приближаться ко мне.


Глава шестая


Я хрипло сказала в темноту:

— Кто здесь?

В ответ — тишина. Тонкая полоска света исчезла: нежданный гость заслонил фонарь своим телом. Я вглядывалась в темноту, прислушиваясь к каждому звуку и держа подсвечник наготове.

Тихо щелкнул замок, чуть слышно скрипнула дверная петля. Тишина… замок щелкнул громче, и снова тишина. Через несколько секунд я поняла, что в комнате больше никого нет. Незнакомец спускался по лестнице.

Я нащупала спички, перевернула подсвечник, обнаружила, что свечка на месте, зажгла ее дрожащими руками. Выпрыгнув из постели, я быстро подошла к двери и открыла ее, подняв свечку над головой. На лестнице никого не было. Я подошла поближе, затем прошлась по коридору, осветив двери. Никого, только моя тень плясала на стенах в колеблющемся пламени свечи.

Я медленно вернулась в комнату, закрыла дверь и села на кровать. Постучать к мистеру Грешему и рассказать, что произошло? Вроде бы — самое правильное решение. Я содрогнулась при мысли о том, что миссис Грешем мне не поверит и скажет, что я все выдумала. Мистер Грешем, скорее всего, поверит ей.

Я знала, что не сплю. Даже сейчас в комнате витал слабый запах, оставленный карбидной лампой. Я огляделась. Почему незнакомец выбрал именно мою комнату? Я проверила шкаф, комод, чемодан — казалось, что все на месте, ничего не пропало.

Наконец, я легла и задула свечу. Меня трясло, и я долго не могла согреться. Я была напугана. Мне было неспокойно. Может быть, поэтому я почти физически чувствовала, как неведомая опасность протягивает ко мне свои щупальца. Оставшуюся часть ночи я спала плохо. Впервые за много дней мне снова снились тюрьма в Ченгфу, Николас Сэбин и Роберт Фолкон.

Утром я вспомнила, что осталось всего два месяца до того дня, когда я должна была пойти к поверенным Николаса Сэбина и заявить, что я его жена. Теперь это невозможно. У меня нет свидетельства о браке, и я даже не знаю имени адвоката. В свое время у меня не хватило духу прочитать завещание и другие документы. Я читала только письмо. Я говорила себе, что ничего нельзя поделать. Однако чувство вины преследовало меня: я не смогла выполнить его последнюю волю.

Миссис Грешем и Эмили спустились к завтраку, что случалось редко. В остальном все шло, как обычно. При свете дня мне начало казаться, что ночью ничего особенного не произошло. Наверное, мне почудилось. Никто в доме не стал бы тайно пробираться ко мне в комнату, а посторонний должен был сначала проникнуть в дом. Если бы были какие-то следы, Марш бы уже сообщил.

Пока я размышляла, появился Марш собственной персоной и подошел к столу. Поскольку он никогда не прислуживал за завтраком, я поняла, что у него какое-то сообщение. Мистер Грешем сказал:

— Да, Марш. В чем дело?

— Доброе утро, сэр! Мне только что сказала Мэгги, что вчера днем в деревне она видела мистера Роберта Фолкона. В экипаже. Я подумал, что вы должны знать.

— А! Значит, юный дурак вернулся из Китая? — Мистер Грешем потер подбородок и набросился на Марша: — Мэгги сказала, как он выглядел? Был доволен? Черт! Вы знаете, зачем он ездил! Слуги лучше нас знают о наших делах. Он выглядел удовлетворенным?