Ему показалось, что он где-то видел это лицо. Неужели?.. Лицо разбойника напомнило ему московские гостиные, Лидию и графа да Понте, с которым сбежала его жена. Но это, без сомнения, не мог быть тот человек! «Джузеппе» — так, кажется, называл один второго. Но мало ли Джузеппе в Италии? Нет, это определенно совсем другой человек…

— Александр… — донеслось до него.

Он вздрогнул. Софья, не пропустившая ничего из развернувшейся перед ней баталии, бледная, с каким-то странным выражением лица, стояла поодаль на каких-то камнях и смотрела на него.

Она была поражена. Но вовсе не тем, что случилось только что. А тем, что перед ней вдруг открылся другой мужчина. Она и не подозревала, что тот спокойный и мягкий человек, который все это время был рядом с ней, только что хладнокровно, решительно и умело отразил нападение двух бандитов, по виду значительно, как ей показалось, превосходивших его в силе. И теперь в его глазах, в выражении его лица, когда он посмотрел на нее, было что-то ей совсем незнакомое…

Должно быть, именно таким он был на военной службе, о которой как-то рассказывал ей, таким он был на поле боя и потому, должно быть, вернулся цел и невредим, что был умелым солдатом, в чем она только что сама убедилась.

Происшествие это, верно, было к лучшему! Иначе она никогда не узнала бы его по-настоящему и всегда бы заблуждалась на счет мягкости Александра и, как ей порой казалось, его нерешительности.

Да, это был совсем другой человек! Блестящий военный, офицер, который достоин был всех своих наград, бесшабашный и яркий человек, великолепный фехтовальщик. Софья видела теперь, что под его спокойствием и безмятежностью скрыты и легкость, и шик, что так характерны были для блестящих молодых людей ее круга.

Александр, не поняв, конечно, ничего по ее лицу, подошел к девушке, отбросив шпагу в сторону.

— Не бойтесь, — сказал он. — Все кончено.

Соня не отводила от него ошеломленного взгляда. В ее голове все вертелись эти мысли, она изумлялась собственной слепоте и… И — восхищалась… Восхищалась его силой, отвагой, тем, что он стал для нее теперь таким защитником.

— Соня… — Александр протянул к ней руку.

Она сошла с камней вниз и оказалась в его объятиях. Он, упоенный боем, страстно прижал Софью к себе. И снова безумие овладело ими. Жаркие поцелуи, пылкие и нежные, сплотили их в единое существо. Он шептал какие-то слова, но она ничего не слышала. Ей только хотелось, чтобы этот миг никогда не заканчивался.


— Соня!.. Софья!.. Софья, где вы? Что с вами?..

— Ах! — Объятия распались сами собой.

Оба тяжело дышали, ее щеки раскраснелись, он был бледен.

— Софья! — это звала Фабиана. — Нет, что-то, несомненно, произошло!

К ним приближались новые тени. Это были Фабиана, кучер и еще несколько мужчин. Александр наклонился и. быстро поднял свою шпагу.

— Dio mio! Что это? — вскричала Фабиана. — О, разбойники! На вас напали!

Фабиана кинулась к Софье:

— Я говорила! Я же говорила! Я так и знала! — причитала она. — Но каков же Александр Андреевич! — в голосе ее одновременно слышались и испуг, и восхищение.

— Синьор, неужели вы справились с обоими? — почтительно воскликнул один из их спутников. — Для чего же вам нужна была охрана?

— Rer Вассо! Я вижу перед собою настоящего воина! — вскричал другой.

Софья ни жива ни мертва склонилась к плечу Фабианы. Не схватка, но произошедшее только что между нею и Александром лишило ее сил.

— Бедняжка, как ты испугалась! — Фабиана повела подругу к экипажу и тут же велела ехать домой. — Тебе нужен успокаивающий напиток!

— Нет, нет… — шепнула Софья. — Я совсем не волнуюсь. Я очень устала…

— Это от страха. Такое бывает, — важно заявила Фабиана.


Вопреки ожиданию, Соня заснула не сразу. Она едва убедила Фабиану оставить ее одну в постели и отправиться отдыхать, а сама принялась думать… Ее бросило в жар, когда представила она себя вновь в объятиях Александра. Соня села на кровати, потому что не могла лежать! Она прижала руки к щекам — щеки пылали. Александр вновь был перед ее внутренним взором, как живой, будто она была опять на тех развалинах. Соня совсем не заметила, куда он отправился, так быстро Фабиана увлекла ее за собой. Что же он делал теперь? Думал ли о ней? Думал, конечно, так же, как и она о нем!

Какой он был… Она опять подумала, что у нее только теперь открылись глаза. И сейчас она была безумно влюблена! Никогда раньше не чувствовала она ничего подобного!

Да, Соня была влюблена. Что же теперь делать? Он не сможет, никогда не сможет принадлежать ей, но тем более страстными были ее чувства, тем более сильным было желание быть рядом с ним…

Италия. Рим — Флоренция, 1819 год

«Друг мой! Сожалею, что по столь печальному случаю пишу тебе. Тебе, полагаю, известно, что матушка моя в ближайшей дружбе с посланником нашим и его супругой. Оттого все происшествия с нашими соотечественниками во Флоренции тут же становятся известны матушке. Зная, что мы с тобой старые приятели, она поручила мне сообщить тебе эту весть, ведь кому-то надобно было это сделать. Она полагает, что от приятеля сие услышать будет тебе легче, хотя я так не думаю. Подобные вести, от кого ни услышь, все менее печальными не становятся. Дело касается до твоей жены Лидии Ивановны. Она умерла третьего дня здесь, во Флоренции. История весьма трагическая и непонятная. Хотя ходили разные слухи, но доподлинно, разумеется, никому ничего неизвестно. Я должен также передать тебе и все подробности ее кончины. Тело ее было найдено в Арно[16] в тот же самый день, в который она бросилась в нее с моста. Да, Лидия Ивановна покончила с собой. Тому были и свидетели, среди которых был и один сотрудник нашей миссии. Он видел, как с Понте Веккио[17] бросилась женщина. Тут же ее поспешили спасать, но, увы, уже было поздно. Она была мертва. Как сообщил доктор, она разбилась при падении. При ней нашли записку, в которой сообщалось ее имя и по которой тут же сообразили послать человека с известием в нашу миссию. Здесь все прояснилось окончательно. Хотя она и самоубийца, но похоронить ее позволили вполне по-христиански. Похорон не откладывали, посему теперь уже не торопись. Я, зная что ты нынче тоже в Италии, тут же об этом сообщил нашему посланнику. Далее ты уже все знаешь… Теперь тебе, верно, надобно сюда приехать для различных формальностей. Прощай же.

Матвей Бутурлин».

— Да что же это?.. Что за новость?.. — Тургенев опешил, прочитав письмо.

Никак он не ожидал подобного известия. Он искал Лидию и нашел ее. Но вовсе не в том положении, в каком ожидал. Бедная! Она покончила с собой… Но какова же сделалась ее жизнь, ежели она решилась на подобный поступок? Лидия, которая была так беспечна, так уверена в себе, вдруг пошла на такой шаг! Бедняжка, бедняжка…

— Надо ехать, и немедля!


В один день он уладил все дела, расплатился по счетам и, главное, простился со своими спутницами. С Соней…

Александр в нескольких словах и довольно сдержанно сообщил ей известие, столь неожиданно полученное им. Она помолчала, а после, протянув руку, сказала ему:

— Вам надобно ехать немедля.

— Да. Все уже готово, и я только зашел проститься с вами… — Он не знал, что еще сказать.

Сказать еще раз о своей любви? В такой момент? При таких обстоятельствах? Это было бы дурно. Настолько дурно, что Софья не простила бы его никогда. Да и он себе подобного бы не простил. Обещать новую встречу? Но как? Какими словами? Все, что бы он ни сказал теперь, было бы некрасиво и почти было бы подлостью.

— Прощайте же, — произнес он.

— Прощайте, — прошептала Соня.

Они только глядели друг на друга, не прибавляя более ничего. Быть может, перед каждым проносились видения того, что уже свершилось меж ними. Но произнесть вслух то, что, быть может, передумывалось теперь в головах тысячекратно, было невозможно. Тургенев лишь молча поклонился и вышел.

— Все закончилось, — прошептала Софья. — И более не повторится.

Она подумала, что свидеться им вряд ли доведется. А если это и не так, то… Прежнего уже не будет…


В русском посольстве во Флоренции Тургенев сразу же встретил Матвея Бутурлина. Бутурлин вызвался указать Александру местонахождение кладбища, на котором хоронили всех иностранцев и где теперь лежала Лидия. Простой камень с единственной надписью, с указанием имени и даты смерти.

— Бедная Лидия, — в который раз произнес Александр. — Бедная, бедная… Разве это то, к чему ты стремилась?

Бутурлин, который сопровождал Тургенева, хотя и намеревался до этого молчать, но все же не сдержался:

— Тут ходило много слухов о твоей жене. Разве она не сама виновата?

— Разве не оба мы виноваты? — ответил ему Тургенев. — Ежели меж супругами что неладно, спрос с обоих.

— Да полно! Где ты набрался этакой премудрости? Да и кто нынче так рассуждает?

— Тетка моя отправила меня вслед за женою, чтобы я нашел ее и огородил от неприятностей. Что я теперь ей скажу?

— Позволь, ты взрослый человек. Какой тебе может быть отчет перед твоей теткой? — Бутурлин был чрезвычайно изумлен.

— Отчет тут требуется не перед теткой, а перед самим собой. И пренеприятный!

— Не вини себя, дружище. Что теперь этим поправишь?

— Ничего. И это самое печальное, — ответил Александр. — Бедняжка Лидия, — повторил он снова. — Но что же случилось? Что в конечном итоге ее толкнуло на этот шаг? Я понимаю, видимо, ее бросил этот негодяй, но она могла вернуться! Я бы никогда не оттолкнул ее! Она не могла этого не знать…

— Я думал не говорить тебе, но… — Бутурлин замялся.

— Что еще?

— Доктор, тот, что делал осмотр тела, сообщил, что Лидия Ивановна была в положении. Наверное, это ее… Как сказать… Все-таки дитя от любовника… Как бы ты, как бы общество все это восприняло?