— Может, туда будет слишком тяжело попасть? — спросила она, полная сомнений, не понимающая, нравится ей звук имени Алека Рассела, или нет.

— Только что отпечатанный, Роза, — настаивал Артур, оживленно махнув проспектом. — Я устрою это для тебя. Лишь скажи, что ты готова поехать.

Числа точно совпадали с пешим походом Беатрис.

— Ладно, — сказала Роза.

Полная тоски, Роза приводила в порядок квартиру. Она решила поехать домой на несколько дней, пока не начнутся курсы. Холитри находился на границе Суррея, всего в тридцати километрах от ее родного дома в Гилфорде. Однако даже соседство с Беатрис казалось ей лучше, чем предстоящая домашняя жизнь. Это она почувствовала впервые.

Мачеха Розы отличалась невероятной домовитостью и ожидала от Розы того же. Роза подумала, что делать уборку за Беатрис ей бесконечно приятней, чем невольно оказаться включенной в бесконечный, длящийся круглый год процесс уборки, такой основательной, какую обычно делают весной. Энид Ферфакс не была коварной мачехой, какие встречаются в сказках; вне всяких сомнений, она делала для Розы все, что в ее силах, однако все-таки с того самого часа, когда овдовевший Рональд Ферфакс привел домой свою новую жену, между Энид и большеглазой, заброшенной всеми шестилетней девочкой, которая не помнила родную мать, никогда не возникало по-настоящему душевной связи, а отец, резкий и властный, обращался с ней абсолютно так же, как с мальчишками из средней школы, где он преподавал латынь. Единственное внимание и участие, какое Роза знала, исходило от ее сводного брата Найджела, сына Энид от первого брака. С той самой минуты, когда она впервые увидела Найджела, избалованного, но обаятельного мальчишку лет двенадцати, она боготворила его — беда лишь в том, что так продолжалось и по сей день. Сейчас Найджелу перевалило за тридцать, и он добился значительных успехов в одной из брокерских фирм, где в скором времени рассчитывал войти в долю. У него была неплохая холостяцкая квартира в Сити, но он регулярно приезжал в воскресенье на ланч, а порой и на все выходные, нередко привозя с собой свою очередную избранницу, что вызывало у Розы сущую агонию. Найджел, всегда безупречно одетый, со своим врожденным обаянием и располагающей внешностью, казался воплощением подающего надежды чиновника. Сухие черты лица Энид озарялись внутренним светом во время его приездов, она даже на короткое время устраивала передышку от бесконечной уборки дома.

Большинство подружек Найджела она, однако, встречала с плохо скрытым недоверием. Во время очередной уборки она доверительно сообщила Розе, что Найджел постоянно попадается на удочку авантюристкам, которых она обобщенно называла «золотоискательницами», и что по доброте своей натуры он и понятия не имеет, на что способно женское коварство. Однако, как ни парадоксально, но Энид мечтала, что Найджел остановит свой выбор на такой девушке, которая понравится и ей, и за мытьем посуды размышляли о новом участке земли, где два красивых дома в стиле «шале» стояли бы рядышком друг с другом, а она нянчила бы внуков. Как-то во время воскресного ланча, когда Энид расписывала Найджелу все эти прелести, в напрасной попытке выведать его планы и намерения, тот заговорщицки подмигнул Розе. Не то чтобы Найджел делился с ней всем, но она знала его все-таки намного лучше, чем мать.

Роза с болью понимала, что Найджел неизбежно вступит в такой возраст, когда захочет обзавестись женой. Вот уже несколько лет она отправлялась ко сну со стыдливой мечтой, скроенной по избитому романтическому сценарию: Найджел неожиданно признается, что всегда любил только ее одну, и заявляет о своем желании взять ее в жены. Кляня себя за этот тайный грех, она тем не менее ухитрялась приезжать в родительский дом всякий раз, когда ожидался его приезд, и с болезненным интересом рассматривала его очередную подружку. Они постоянно сменяли одна другую, все одинаково хорошенькие и в целом не очень умные. Все они были хрупкими блондинками, нежными и жеманными, как кошечки, и рядом с ними Роза казалась себе большой черной пантерой, сбежавшей из зоопарка. И считала, что не заслуживает прикосновения розовой помады к губам, отчаянных попыток что-то сделать с волосами или надеть свое «лучшее платье».

А для Найджела она всегда была маленькой сестричкой, так же, как для Энид, кем-то вроде подкидыша, робким, скрытным ребенком, который сторонился шумных игр и не отрывал глаз от книжки. Что касается Рональда Ферфакса, то он любил свою дочь, но ему до сих пор было больно видеть в ней так много черт его обожаемой первой жены. И он проявлял свою привязанность тем, что «делал для нее все, что мог», на практике это означало неустанную заботу об успехах в учебе и создание фундамента для дальнейшей карьеры, а также презрительно-насмешливое неприятие ее непонятных подростковых причуд, когда она вознамерилась было присоединиться к своре хиппи в художественной школе.

— Как я рада, что ты так рано приехала, — пробормотала Энид, чмокнув падчерицу в щеку. — Будь так любезна, займись нашим серебром. Найджел приедет завтра к обеду и останется на ночь. Он привезет свою новую девушку. — Энид произнесла все это заговорщицким тоном. — Ее зовут Филиппа, и у меня создалось впечатление, что он изрядно ею увлечен.

Как и обычно, Роза угодила в водоворот домашних хлопот. Ей не очень-то улыбалась перспектива провести субботний день, прочищая все щели в доме.

— Мне нужно посидеть завтра в библиотеке, мама, — сказала они виноватым голосом. — Все из-за летней школы. Нужно пробежаться по списку для дополнительного чтения.

— Ладно, милая моя, раз надо так надо, но тогда помоги мне, перед тем как уедешь, перевернуть перину в розовой комнате — и постарайся вернуться пораньше, чтобы помочь мне с готовкой.

Энид всегда старалась поразить воскресных подружек Найджела пенной женственностью розовой комнаты, которую она украшала цветами, снабжала графином с водой и писчей бумагой, словно была хозяйкой гостиницы из пьесы Ноэля Коуэрда, а не домохозяйкой зауряднейшего жилища среднего достатка. Все это совершенно лишнее, подумала Роза с кривой ухмылкой, зная по опыту, что все подружки Найджела, отдав символическую дань розовым простыням, быстро перекочевывали к нему в соседнюю комнату, повергая Розу в адские муки и беспокойные сны.

На следующее утро она направилась в библиотеку и, порывшись в каталоге, нашла две книги, написанные Алеком Расселом. Заумное исследование абстрактного искусства двадцатого столетия и анализ импрессионистов и их окружения. Помимо этого она обнаружила в каталоге его краткую биографию. Полная любопытства, она заказала эту книгу и взяла ее в читальный зал, чтобы не спеша изучить.

На суперобложке была помещена его черно-белая фотография: явно без всякой охоты он хмуро смотрел в фотоаппарат. Бородатый, в массивных роговых очках, он подтвердил агрессивный имидж человека богемы, который сложился у нее после рассказов Артура. Репродукции работ Рассела заинтриговали ее. Неодолимая внутренняя их сила, тревожащая и магическая, обещала вознаградить за более внимательное изучение. Книга была большого формата, довольно тяжелая и громоздкая, но она решила взять ее с собой в летнюю школу, чтобы при необходимости заглядывать в нее.

Потом Роза долго чистила картошку и делала пирожные, пока Энид в сотый раз неистово протирала все за ее спиной. Разразился миникризис по поводу того, что пирожные не очень хрустят, а после этого снова началась полировка хрусталя; и когда, наконец, прозвенел дверной колокольчик, Роза выглядела далеко не блестяще, и времени привести себя в порядок у нее не оставалось. Уныло вытирая руки, она слушала щебетание Энид в холле, когда Найджел представлял ей Филиппу, слушала сдержанные реплики отца, которого оторвали от телевизора: он смотрел очередную спортивную передачу.

— А где же Роза? — закричал Найджел, проходя на кухню и выволакивая ее оттуда. — Как поживает моя девочка? — спросил он, поднял ее в воздух, запечатлел звонкий поцелуй на лбу, а потом снова опустил на пол.

— Филиппа, познакомься с Розой, моей сестренкой, — продолжал он с улыбкой. Розе хотелось бы, чтобы он не называл ее сестрой, однако она подумала, что не может же он называть ее дочерью отчима, это еще более нелепо.

— Привет, Роза, — сказала Филиппа, бесцеремонно пожимая ей руку. Она не принадлежала к обычному для Найджела типу — высокая, темная и озорная на вид. Что ж, по крайней мере, не очередная крашеная блондинка, кисло подумала Роза. Однако не почувствовать симпатии к Филиппе было просто невозможно, и большую часть вечера, пока Найджел обсуждал с Рональдом спортивные события и шутил с матерью, Филиппа и Роза непринужденно болтали на разные темы. Филиппа была первой, если не считать Артура, кто проявил хоть какой-то интерес к намерению Розы поехать в летнюю школу. Она попросила Розу показать несколько своих работ, а в воскресенье после завтрака нашла ее в саду, где Роза возилась с цветами. И тогда Филиппа спросила, может ли Роза нарисовать ее.

Найджел отправился с Энид в церковь. Рональд прилег отдохнуть, и девушки провели вместе пару замечательных часов. Неожиданно Роза обнаружила, что вылезла из своей обычной скорлупы. Филиппа сумела извлечь ее оттуда, и Роза, не привыкшая к людскому вниманию, с удивлением услышала, как рассказывает Филиппе о Холитри, о пешем походе Беатрис и о своих занятиях живописью у Артура. И поразилась тому, что говорит только она одна.

— А вы с Найджелом давно встречаетесь? — осмелилась спросить Роза, пытаясь перевести разговор со своей персоны на Филиппу, в то время как ее рука уверенно и безошибочно летала над блокнотом.

— О, несколько недель, — улыбнулась Филиппа, — но ничего серьезного между нами нет. А ты ведь на самом деле не родная сестра Найджелу, ведь так? — спросила она в свою очередь, вытягивая шею и стараясь взглянуть на рисунок, однако Роза не позволила ей этого сделать.

— Нет, — бесстрастно ответили она и объяснила степень их родства.