Алек очень редко использовал в качестве образца собственные картины, однако, когда его не было в студии, Роза не упускала случая и разглядывала бесчисленные полотна, небрежно поставленные в несколько рядов у стен. Она изумлялась, что та неуловимая ранимость в характере Алека чуть заметно прослеживалась в его произведениях, притаившись за захватывающей дух дерзостью, которая считалась отличительным признаком его работ. Разделялась ли эта догадка более умудренными знатоками? Она не знала. Но знала точно, что его картины теперь, когда она научилась не бояться их, говорили с ней ясно и прямо на том языке, которому не требовался перевод.
После полудня, когда в студии становилось невыносимо жарко, они работали на пленере, выполняя какое-нибудь творческое задание этого дня. Розе редко позволялось удовольствие самой выбирать предмет. Как-то Алек велел ей написать огромного быка, что пасся на привязи на соседнем поле. Он хотел, чтобы она села в неприятной близости от быка. Розу никак не вдохновляло это потенциально опасное животное, от которого исходил зловонный запах. Почувствовав приступ раздражения, она заявила об этом.
— Я не хочу писать быка. Я просто не вижу в этом необходимости.
— Ты меня прямо-таки удивляешь, — саркастически проворчал Алек. — Давай без дурацких споров. Приступай к работе.
Но она заупрямилась. Уже целую неделю он безжалостно заставлял ее работать от зари до зари. Часто его требования казались совершенно эксцентричными. Как-то раз он велел ей изобразить в абстрактной интерпретации вид из окна студии, пользуясь только прямыми линиями. Все это было достаточно тяжело, однако она подчинялась. Но бык переполнил чашу терпения.
— Я не робот! — услышала она свой крик, полный необычной злости. — Мы и так уже занимаемся живописью без отдыха!
С чувством некоторого удовлетворения она увидела, что Алек сильно удивлен, даже поражен ее взрывом. Ему еще не доводилось слышать, как Роза повышает голос. Обычно ее протест ограничивался немым высокомерием. Но сегодня Роза была особенно разгоряченной, особенно потерявшей терпение, особенно недовольной. С его губ не слетело ни единого слова похвалы или поддержки. А теперь вот он велел ей рисовать свирепого, вонючего быка! В его голосе зазвучала угроза.
— Одно из правил игры заключается в том, что ты должна меня слушаться, — предостерег он ледяным тоном. — Я прекрасно сознаю, что, предоставленная сама себе, ты была бы рада целый день мазюкать акварельки с романтическими пейзажами Бретани. Несомненно, ты могла бы продавать их туристам в Сен-Мало и зарабатывать таким образом себе на жизнь. Но я отказываюсь позволять тебе питаться младенческой кашкой. Пора тебе привыкать пользоваться зубами!
Что-то сломалось в ней.
— С меня достаточно! — завизжала она, совершенно теряя над собой контроль. — Я не понимаю правил игры, ты просто сам выдумываешь их мимоходом. Я привыкла наслаждаться живописью. А теперь уже готова ее возненавидеть. Я не понимаю, что делаю или почему делаю это, ты ставишь передо мной дурацкие задания, и я никогда не знаю, правильно делаю их или нет. О'кей, тебе нужно оправдывать свою репутацию — ты делаешь вид, что ломаешь все правила, борешься с рутиной, идешь своей собственной, любезной твоему сердцу тропой тщеславия! Но я начинаю, Алек Рассел, видеть кое-что за величественными жестами, и у меня появились серьезные сомнения относительно тебя!
Лишь только она произнесла это, ее гнев улетучился. Она осознала, дрожа, что зашла слишком далеко. Его глаза опасно блеснули.
— Если с тебя уже достаточно, ты знаешь, что делать. В деревне есть телефон, и ты можешь позвонить своему спасителю. Так что либо делай это, либо рисуй быка.
Его воля была, как и всегда, несокрушимой. И тот бык обернулся одной из лучших работ, которые у нее получились за время, что она провела у Алека. Чистая дистилляция накопившегося гнева.
В тот вечер за ужином она попыталась извиниться.
— Я прошу прощения за свои слова насчет того, что я стала сомневаться в тебе. Я просто пыталась как-то уколоть тебя, а вовсе так не думаю. — Он не ответил. Роза испугалась. — Ты ведь сказал в самом начале, что мне позволяется злиться. Ты всегда делаешь мне больно, почему я не могу сделать тебе больно в ответ?
— В этом нет никакого смысла, — бесстрастно ответил он, подливая ей вина в бокал. — В особенности теперь, когда ты ухитряешься добиваться такого заметного прогресса. Неплохие достижения. А я на удивление толстокож. — Он бросил на нее испытующий взгляд. — Да и вообще-то, если забыть про кровоточащий обрубок, то я просто наслаждался этим. Ты ужасно сексуальна, когда злишься, тебе это известно?
Роза почувствовала, как у нее перевернулось все в животе. Несмотря на то, что они проводили целые дни бок о бок, крайняя интенсивность работы и, как результат, усталость до сих пор держали сексуальное напряжение в рамках. Внезапно ей не понравилось, как смотрел на нее Алек своими пронзительными, как рентгеновские лучи, глазами. Или, если выразиться более точно, она поняла, новым и обескураживающим образом, что это ей нравится.
— Я загонял тебя, это верно, — рассуждал он вслух. — Не хочешь ли съездить в Париж на пару дней и прогуляться по галереям? — Глаза у Розы расширились, как у ребенка, которому предложили леденец на палочке.
— О, Алек, это было бы чудесно! А мы можем поехать завтра?
— Какая же ты нетерпеливая крошка, а? Нет, мне нужно прежде отправить телеграмму, чтобы для нас приготовили квартиру. Там все закрыто на лето. Никто, если есть хоть какой-то выбор, не ездит в Париж в августе. Это совершенно неподходящее время года, но, к счастью, это означает, что всех, кого я знаю, не будет в городе, и нас не станут осыпать разными надоедливыми приглашениями. Я дам знать консьержке, что мы приедем. Заметь, всего лишь на пару дней. Если бы в нашем распоряжении имелось больше времени, тогда другое дело. Я мог бы показать тебе ужасно много, и, говоря с точки зрения творчества, все это невероятно стимулирует. Но это не согласуется с программой, которую я для тебя наметил — слишком много отвлекающих моментов.
Роза почувствовала внезапную боль при упоминании о временных рамках ее учебы. Она настолько полно вжилась в свой новый и напряженный ритм, что порой даже забывала, что все это скоро закончится. Двадцать четыре года той, другой жизни Розы, до Летней школы в Уэстли, казались нереальными, отдаленными, неважными. И внезапно перспектива возвращения показалась ей невыносимой.
Инцидент с быком обозначил поворот в ее отношениях с Алеком. Он возвестил о трудно уловимых изменениях в атмосфере, усилившейся напряженности, которая вызывала участившиеся ссоры и все возраставший обмен оскорблениями. После одного особенно ожесточенного и ненужного спора Роза почувствовала, в некий момент истины, что в основном именно она провоцирует эти стычки. Она быстро становилась все более и более опытной и знала, как именно можно побольнее уколоть Алека. Она вела себя подобно озорному ребенку, который пытается определить, как далеко он может зайти, не получая подзатыльника. И ее мотивы были совершенно такими же, что и у озорного ребенка — ей хотелось внимания.
Основная масса всего этого была, разумеется, подсознательной. Вне всяких сомнений, Алек был абсолютно невозможным для совместного проживания человеком: капризным, требовательным и властным. Роза, наделенная от природы проницательностью и интуицией, была более чем способна справляться со своими капризами. Но она начинала понимать, что получает большее удовольствие, если не сдерживает их, и становилась зависимой от того бурлящего адреналина, который вырабатывался в результате их конфликтов.
За день до того, как они должны были отправиться в Париж, она переборщила. В то утро они с раннего часа работали вместе в студии. Неожиданным образом Алек пребывал в благодушном настроении, его обычно изменчивые черты смягчились, и в них сквозил тот самый намек на уязвимость. В обычных условиях Роза должна была бы ценить то дружеское спокойствие, которое наступило наконец между ними. Вдобавок к этому она работала над предметом, выбранным ею самой, без обычного града непрерывных критических замечаний. Возможно, в ожидании их завтрашнего отъезда Алек, казалось, впал в нетипичное для него состояние всепрощения. Или, говоря другими словами, он игнорировал ее, полностью погрузившись в свою собственную работу.
— Алек, — льстиво сказала она. — У меня тут затруднения. Ты можешь уделить мне минутку?
— Не сейчас, Роза. Сама постарайся справиться. Мы обсудим их попозже. — Его мысли витали где-то далеко.
Роза была избалована интенсивностью его преподавания. А тут он замкнулся в себя. Она отложила в сторону кисть и нарушила кардинальное правило, выучить которое до той поры не имела возможности — никогда не прерывать его, когда он работает. Она встала за его спиной. Он, очевидно, мучился, пытаясь в общих чертах перенести на бумагу какие-то свои исходные идеи. Она смотрела и смотрела, завороженная против воли, как он работает. И могла бы просто стоять там молча и учиться, просто глядя на него.
— Алек, — льстиво затараторила она, стараясь пробиться сквозь толстую стену его сосредоточенности. — Мне надоело. — Неужели она действительно осмелилась так заявить? И разве он и вправду не слышал ее?
— Алек, — повторила она погромче, — давай съездим в город. — Мне нужно купить кое-что для поездки. Сегодня утром мне что-то не работается.
— Что ты еще тут выдумываешь? — рявкнул он. — В Париже ты сможешь купить себе все, что угодно. А теперь заткнись. Я занят.
— Как ты смеешь приказывать мне заткнуться? — взвилась она, изображая гнев и чувствуя восхитительный озноб от приближающейся опасности. — Ты не мог бы постараться вести себя повежливее?
— Роза, если ты не можешь успокоиться, то беги отсюда и поиграй где-нибудь еще. Ты мешаешь мне сосредоточиться.
"Превращение Розы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Превращение Розы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Превращение Розы" друзьям в соцсетях.