Она вся напряглась, держа его мертвой хваткой и содрогаясь всем телом.

Он исторг в нее семя, и перед его глазами поплыла самая прекрасная радуга. Колени у него подогнулись, и он опустился на пол, увлекая за собой Рейн. Задыхаясь, он слышал, как громко бьется под ним ее сердце, и чувствовал в себе столько сил, что едва не воззвал в восторге к небесам.

Хватит простого спасибо.

Селик засмеялся и отодвинулся от Рейн, смотревшей на него с таким обожанием, что он ощутил на себе благословение богов.

Приношу Тебе извинения. Теперь я Тебя понял. Что ж, верить так верить.

И Селик коротко салютовал небесам.

— Теперь я знаю, что такое «заниматься любовью», — с нежностью проговорил он, убирая с лица Рейн прекрасные золотистые пряди, выбившиеся из косы. — Я за всю жизнь ни разу не испытал ничего подобного.

— Я люблю тебя, Селик. Я не знаю, что принесет нам будущее, но сейчас я очень сильно тебя люблю.

Немного позже, когда они помогали друг другу одеваться и смеялись над своими одеждами и над собой, находя солому в самых неожиданных местах, Рейн жалобно заметила:

— Я не удивлюсь, если у меня солома в спине из-за твоего грубого обращения со мной.

— Ох, бедняжка, — сказал он, обнимая ее за плечи и прижимая к себе, когда они вышли из коровника. — Если у тебя там солома, я вытащу ее зубами.

— Обещаешь? — игриво спросила она.

— Клянусь, — заявил он, ударив себя в грудь рукой. — А потом я буду зализывать языком твои раны и буду…

Рейн шлепнула его ладонью по губам.

— Хватит! Не то нам придется остановиться в соседнем коровнике.

Они очень смутились, когда увидели свою повозку, уже разгруженную и возвращающуюся в город. Возница помахал им рукой, но не остановился.

— Ха! — выпалил Убби, с отвращением поглядев на них, когда они вошли в сарай. — Вас словно вываляли в сене.

— Ветер, должно быть, — пробормотал Селик.

Сбросив монашеские рясы, они сели поближе к огню, чтобы согреться, и Убби внимательно оглядел Рейн.

— Как я вижу, ветер неплохо поработал с твоей шеей. Да и с губами тоже. — Потом он обратил свой взгляд на Селика и хихикнул. — А кто это укусил тебя за ухо? Полагаю, тоже ветер. На удивление кусачий ветер сегодня.

— Придержи язык, человечишко, — предостерег его Селик. — Я еще не назначил тебе наказание за заговор против меня.

— Ну, какой из меня заговорщик, — заявил Убби, пренебрежительно вздернув подбородок. — Я всего лишь привез тебя сюда на телеге. Но ты весил, как большая лошадь, уж прости меня.

Селик свирепо посмотрел на Убби и заметил как бы между прочим:

— Элла передает тебе нежный привет.

Убби побагровел, не находя слов для ответа.

— Ты… ты… не вмешивайся в мои личные дела.

Тут все засмеялись, и Убби тоже.

Рейн наслаждалась краткими минутами общего веселья. Но все проходит, и она решила помочь детям, которые старательно выполняли обязанности, возложенные на них несколько дней назад. Детей стало так много, что они с Убби решили разделить домашнюю, работу на всех. Даже самая маленькая, трехлетняя Мод, раскладывала на длинном столе деревянные доски для хлеба и ложки.

Старшие — десятилетние Хамфри, Йогер и Кьюги — кололи дрова, а дети помладше таскали в сарай чурбачки и щепки для растопки и складывали их возле ревущего очага. Девочки выметали грязный камыш и стелили свежий. Другие ухаживали за коровой и цыплятами в соседнем сарае.

Бланш помешивала похлебку в булькавшем котле.

Бланш!

— Ты что тут делаешь? — спросила Рейн, беря ее за руку.

— Гайда послала меня помочь с детьми, — ответила она, бросая долгий взгляд в сторону Селика, и Рейн поняла, что у нее были свои причины для появления в усадьбе.

Нахмурившись, она подошла к Селику, который играл с Аделой, вцепившейся ему в ногу. Большой палец она, как всегда, держала во рту. Страшно вращая глазами, Селик подхватил Аделу на руки, стараясь не показать, какое удовольствие ему доставляет ее радостный смех.

— А где маленький клоп Адам? — спросил он Аделу, и она махнула свободной рукой в угол.

«Ох, мальчик! — подумала Рейн. — Сейчас поклонник принципа „сам знаю, что делать“ получит по заслугам «.

Пока остальные прилежно работали, семилетний Адам играл с кубиком Рубика, сидя на соломенном тюфяке. Прислонившись спиной к стене и положив ногу на ногу, он наслаждался жизнью, не замечая ничего кругом.

Селик поставил Аделу на ножки и подскочил к Адаму, не обратив никакого внимания на Рейн.

— Не надо, Селик, он всего лишь маленький мальчик.

Селик встал возле тюфяка, широко расставив ноги и уперев руки в бока.

— Какого черта ты тут делаешь, ленивый слизняк?

Не изменив позы, Адам оглядел комнату и старательно работающих детей, потом поднял глаза на нависшего над ним Селика. Когда их взгляды встретились, он бесстрашно ответил:

— Наблюдаю за порядком.

— Наблюдаешь? — фыркнул Селик, и Рейн увидела веселый огонек в его глазах. — Дни твоего наблюдения закончились. Оторви зад от тюфяка и принеси дров для очага.

Казалось, Адам просчитал, что ему выгоднее, и мудро решил послушаться Селика, однако последнее слово осталось за ним.

— А что, «зад» тебе разрешено говорить? Вроде, оно из ведьминого списка «нет-нет».

Селик хотел было шлепнуть его, когда Адам проходил мимо, но он проворно увернулся. Рейн даже показалось, что она видела, как он украдкой показал Селику язык.

Селик посмотрел на Рейн, и его глаза сверкали серебристым огнем, когда он, покачав головой, сказал:

— Ты понимаешь, как тебе будет с ним трудно? С этим сопливым щенком больше хлопот, чем со всеми остальными вместе взятыми.

Рейн взяла его за руку.

— Дорогой, я думаю, если бы твой Торкел был жив, он был бы похож на Адама.

Гнев исказил его лицо, стоило ей упомянуть его умершего сына, и он так крепко сжал кулаки, что у него побелели пальцы, но он тотчас взял себя в руки и, улыбнувшись, привлек ее к себе.

— Думаю, ты права.

— Знаешь, Селик…

— Что?

— Мне кажется, он нарочно тебе противоречит, чтобы привлечь твое внимание.

— Хм! Что ж, он более чем преуспел.

— Он очень долго заботился о своей сестре и теперь, скорее всего, ищет кого-то большого и сильного, чтобы на него опереться. Кого-то, кого он мог бы обожать, кто…

— Остановись, Рейн, и так все ясно. Позволь тебе не поверить.

Бланш устроила настоящий пир благодаря всему тому, что закупил Селик. Мясо, тушенное с овощами, с жирной подливкой, мягкий хлеб, свежевзбитое масло, яблоки, груши, мед в сотах. Дети ели и никак не могли наесться, а Рейн думала о том, что ей надо искать какой-то источник снабжения и что особенно тяжело ей придется зимой. Возможно, ей стоит настоять на определенной плате за свою работу в больнице. Ничего, у нее еще будет время подумать об этом, когда Селик уедет. Их скорое расставание не выходило у нее из головы.

После ужина дети помогли Бланш убрать посуду, а Убби — снять со стола столешницу и разложить на полу тюфяки.

Все разомлели от вкусной еды и тепла, но внимательно слушали сказки, которые Рейн каждый вечер рассказывала им, расчесывая девочкам волосы. Поначалу серьезной проблемой были вши, но постепенно они почти вывелись, и Рейн надеялась, что благодаря тщательному уходу сможет совсем от них избавиться.

— Давным-давно жила-была маленькая девочка, и звали ее Красная Шапочка, — начала Рейн и, рассказывая своим зачарованным слушателям любимую в детстве сказку, она старалась не смотреть на Селика, который сидел на сложенных шкурах и баюкал Аделу, уютно свернувшуюся у него на коленях и даже тершуюся щечкой о его грудь, как ласковая кошечка.

Селик чистил для детей яблоки, и его длинные чуткие пальцы, творившие чудеса с ее телом, волнистыми спиралями снимали кожуру и заботливо резали яблочную плоть на кусочки, словно ласкали ее, подумала Рейн и тотчас решила, что она совсем сошла с ума от переизбытка эмоций. Впрочем, так оно и было. Довольно посмеиваясь, он давал по кусочку каждому ребенку, и они тянулись к нему открытыми ртами, словно новорожденные птенчики.

Она представила, что эти самые пальцы снимают с нее одежду, скользят по ее телу, гладят ее в самых… Когда же он языком облизал свои пальцы, она представила… О Господи…

— Рассказывай дальше, — захныкал кто-то из детей, и Рейн поняла, что уже давно молчит.

Селик улыбнулся ей и протянул ломтик яблока. Она было хотела его взять, но он потребовал, чтобы она открыла рот. Когда он положил ломтик ей в рот, его пальцы на секунду задержались на ее губах, и она слизнула с них сладкий нектар. Их взгляды встретились, и Рейн увидела в серебристой глубине его глаз страстное желание, не менее сильное, чем ее собственное.

«Вот твой возлюбленный», — сказал голос.

И Рейн затрепетала, соглашаясь с ним.

Неожиданно она заметила вопросительные взгляды детей, устремленные на нее. Бланш ревниво гремела горшками. С трудом придя в себя, Рейн продолжила рассказ:

— Красная Шапочка спросила: «Бабушка, почему у тебя такие большие глаза…»

Пока она рассказывала разные истории, которые, как ей казалось, могут заинтересовать детей, о Робине Гуде, об Алладдине и его Волшебной лампе, о Золотом ключике, Селик взял чурбачок и стал резать его ножом. Рейн тем временем придумала свой вариант Маленькой сиротки Энни, считая его полезным для бездомных детей.

Она очень обрадовалась, вспомнив об одной особенно подходящей сказке — о Красавице и Чудовище. Когда она закончила со словами «Они были счастливы и умерли в один день», Селик, изогнув бровь, сказал:

— Ага! Теперь я знаю, откуда ты берешь свои сумасшедшие идеи. Ты ведь тоже хочешь поцелуем из зверя сделать принца?

Рейн только улыбнулась, а Селик стал рассказывать о легендарных норвежских героях — Рагнаре и Гаральде, и других.

Пока он говорил, его пальцы творили чудо с безжизненным куском дерева. Сначала появились уши, потом глаза и вся морда волка. Заметна была даже шерсть на волчьей шкуре.