Сандра Хилл - Преступный викинг

— Ты все сказал?

Рейн решила не обижаться. Она попробовала столкнуть его, но сразу поняла, что совершила ошибку, потому что он еще крепче прижался к ней и она чувствовала его, словно они оба лежали голые.

Селик заскрежетал зубами, и Рейн увидела, как зажегся в его серебристых глазах огонь страсти, который он торопливо спрятал за длинными ресницами. Мышцы у него на руках стали как железные, и он даже не думал отпускать ее.

Рейн ощутила радость и страх одновременно, и Селик тотчас откликнулся на изменение в ее чувствах. Так было с самой первой минуты. Одним взглядом они могли разжечь друг в друге пожар страсти. Если честно, то надо признать, что Рейн начало тянуть к Селику задолго до их встречи. Годами он являлся ей в снах, зовя ее к себе через океан времени.

— Селик, что ты хочешь от меня?

— Верности. Но сегодня я понял, что тебе нельзя доверять. Твое слово — пустой звук, коли ты посмела нарушить клятву.

— Я сказала, почему…

— Не надо. Когда ты давала клятву, то не оговаривала условий. А теперь что? Поздно.

Он долго не сводил с нее глаз, словно искал что-то в выражении ее лица, в ее глазах.

— Интересно…

Поколебавшись, он не стал продолжать, лишь, приподняв голову, вопросительно посмотрел на нее.

— Что?

— Интересно, кто ты на самом деле.

— Я не обманывала тебя, Селик. — Она выдержала его взгляд, думая только о том, что он должен ей поверить. — Ни в чем.

Это относилось к ее признанию в любви, и, хотя она не сказала это вслух, Селик ее понял, и его лицо смягчилось. В первый раз Рейн заметила в его серых глазах синие крапинки.

— Я не могу тебе верить и не могу позволить тебе уйти… пока.

— Из-за короля Ательстана и выкупа?

Едва заметная улыбка приподняла уголки его губ и так украсила его, что у Рейн перехватило дыхание. Странно, подумала она, я сосем не обращаю внимание на шрам и на сломанный нос. Она потрясла головой, сама удивляясь тому, что всегда видит Селика в розовом свете.

— Женщина, до сих пор я, обходился без тебя. Обойдусь и дальше без твоей помощи.

Рейн как-то не думала о его прежней жизни. Она нахмурилась.

— Теперь о деньгах. Я могу отдать тебе все, что выручу у короля за лекарку.

Селик рассмеялся, показывая два ряда ровных, совершенно белых зубов.

— Ах, дорогая, груды золота и сокровищ спрятаны здесь, у Гайды, и в скандинавских землях. То, что ты мне принесешь, ничего не изменит в моей жизни.

— Ты богат? — удивилась Рейн.

— Я же говорил тебе, что одно время очень удачно торговал.

— А я-то думала… Дурак! — воскликнула она, вновь принимаясь сталкивать его с себя. — Я думала, у тебя ничего нет. Я думала, у тебя нет дома, потому что ты бедный. И одежда у тебя… Только браслеты дорогие. Наверное, тебе нравилось внушать мне, будто ты почти нищий.

Селик гневно сверкнул глазами.

— А в твоей стране мужчину выбирают по его богатству?

— Нет. Впрочем, выбирают и по богатству, но не я. О, не смотри на меня так! Я сказала тебе о своей любви, когда думала, что у тебя ничего нет, кроме твоего злого коня и меча с глупым именем.

— Да, это так, — вдруг охрипнув, отозвался Селик. — Хотя, насколько мне помнится, я приказал тебе больше никогда не произносить таких слов. Теперь я должен придумать для тебя наказание. За все сразу. — Он наклонил голову.

— О, я чую запах твоей страсти.

— Но я не душилась сегодня «Страстью».

— Знаю.

Кончиком языка он провел по ее шее и прошептал: — Это другая страсть, сладкая моя. Рейн застонала.

— Тебе понравилось?

Селик приподнялся над ней и, вытянув руки, сплел свои пальцы с ее.

Она кивнула, облизывая пересохшие губы, и засмотрелась, как Селик делает то же самое, неотрывно глядя ей в глаза.

— Пожалуй, я придумал тебе… наказание. Одним ловким движением он раздвинул ей ноги, после чего несколько раз прижимался к ней, пока не нашел самое удачное положение…

Рейн тихонько застонала.

Селик самодовольно улыбнулся.

— Ну нет, твои жалобные стоны тебе не помогут, — самодовольно улыбнулся он. — Я не собираюсь идти дальше, сладкая колдунья. И не надейся. И не хмурься. Что бы ты там ни говорила, это не будет наказанием.

Рейн попыталась выскользнуть из его рук, не повторяя прежнюю глупость, но из этого ничего не вышло. Ее груди, несмотря на лифчик, шелковую блузку и шерстяную тунику, едва коснувшись его доспехов из кожи, тотчас встали торчком и томительно заныли.

У Селика перехватило дыхание, но она не успела воспользоваться удобным моментом, потому что он в мгновение ока скинул с себя все, кроме штанов, и вновь прижал ее к тюфяку.

Голой грудью он легонько касался ее груди, дразня и мучая ее, и возбуждая сверх всякой меры.

— О…

— Ты говоришь «О» сейчас, а что же ты скажешь потом, глупая женщина?

— О чем ты?

Селик хмыкнул:

— Хочешь знать, какое наказание тебя ждет?

Рейн неуверенно кивнула.

— Помнишь, еще в начале мы разговаривали, и ты болтала всякие глупости по вашему обычаю?

Рейн замерла и вся напряглась в ожидании.

— Ты говорила, что нет ничего лучше, как целоваться и целоваться часами. Будто бы это мечта всякой женщины, которой вовсе не надо…

Рейн застонала.

— Ты будешь повторять каждое слово, которое я когда-либо произносила?

Он улыбнулся в ответ.

— Наверное, так и надо сделать… Я буду целовать тебя, как умею, до тех пор, пока ты не запросишь большего… А потом начну сначала…

— Хватит, — перебила его Рейн, чувствуя, как горячая краска стыда заливает ей шею и щеки. — Можешь не продолжать. Я знаю, о чем ты.

— Ну и как, радость моя? — спросил Селик и насмешливо изогнул губы. — По-моему, наказание подходящее. Ты ведь этого хотела? Ничего, ты убедишься, что была неправа. Уж я-то знаю.

Рейн перестала дышать.

— Дыши, дыши глубже, мой ангел. У нас вся ночь впереди.

— Ты думаешь, поцелуи могут быть наказанием? — недоверчиво спросила Рейн и рассмеялась. — Ты не очень внимательно меня слушал. Я говорила тебе, что лю…

Селик зажал ей рот одной рукой, а другой захватил обе ее руки в свою над ее головой. Он не дал ей договорить. И глупо. Неужели он в самом деле думает, если она не будет говорить о любви, то можно и не думать о ней?

— В последнее время я только и делал, что слушал твою трескотню обо всем на свете.

— Мм-м! Вот как! Ах ты!

Ты считаешь, я слишком много говорю? Ну подожди, я тебе еще кое-что скажу.

— Святой Тор! На белом свете еще не было женщины, которая так похвалялась бы, что она все обо всем знает. Да еще говорила всем и каждому, что делать, как делать, когда делать и где. Ради всех святых! Пора положить этому конец. Пора преподать тебе урок, чтоб ты знала, что хорошо, а что плохо:

Еще закрывая ей рот рукой, он наклонился и несколько раз прижался губами к ее лбу.

— Вот так, прелестная мегера. Успокойся и не хмурь брови.

Она посмотрела на него еще более негодующим взглядом, и он довольно хмыкнул.

— Давай, давай! Ты недолго продержишься, если с самого начала так расходуешь себя. Любой воин знает, что надо сохранять силы для главного сражения.

— Чрт б тбя пбрл!

Черт бы тебя побрал! Отпусти меня.

— Что такое, дорогая? Ты просишь не останавливаться? Ну конечно же, я еще никогда ни в чем не отказывал женщине, тем более если ее требования законны.

Его губы скользнули по ее векам, потом по щеке к подбородку…

Рейн приоткрыла рот под ладонью Селика. Неужели те же самые губы, которые произносят все эти слова, так нежно целуют ее? Она попыталась думать о другом, чтобы не возбуждаться еще больше. Кубики льда… удаление миндалин… деревья… операция на сосудах… Но она не могла заставить себя не радоваться восхитительному прикосновению влажных теплых губ к прохладной коже. Или это у него прохладные губы, а ее тело горит огнем? Она уже ничего не понимала и лишь вздрагивала каждый раз, когда он прижимался к ней губами.

— Если я уберу руку, ты обещаешь молчать? — шепотом спросил Селик, и от его дыхания шевелились у нее на шее волосы, выбившиеся из косы.

— Тсвсмсшлсм?

Ты совсем сошел с ума?

— Нет? Что ж, тогда продолжим.

Селик скользнул легкими, как перышко, поцелуями по ее шее, то нежно покусывая ее, то едва касаясь. За правым ухом, где у нее билась жилка, он помедлил, давая волю своей страсти и оставляя на ее коже мету любви, а потом тихонько подул, остужая словно обожженное место.

Его горячее дыхание коснулось ее уха, у Рейн округлились глаза от страха, как бы он не узнал о сверхчувствительности ее ушей, а тело напряглось в напрасном сопротивлении неизбежному. Он ни в коем случае не должен был узнать, что ее уши все равно что пятка у Ахилла, и ее броня из здравого смысла ей не поможет, едва он догадается…

Селик догадался. Рейн поняла это по его затуманившимся глазам и медовой улыбке, изогнувшей его губы.

— Итак, уши, милая. Наверное, здесь одна из тех самых пятидесяти семи эрогенных зон, знанием которых ты однажды хвасталась. Ну же, кивни головой, если я прав.

Рейн неистово затрясла головой.

Господи Иисусе! Неужели этот человек помнит все глупости, которыми она его заговаривала?

Селик искренне развеселился, ни на минуту ей не поверя.

— Интересно. У некоторых женщин точка наслаждения за коленками. У других — между ног. Еще соски. Бывает, даже на ступнях. Ну, а я начну, пожалуй, с ушей, радость моя. Что скажешь?

Она застонала.

— Ну конечно, ты не должна ничего говорить. Я буду целовать тебя всю, пока не найду пятьдесят семь точек.

— Чртбтбпбрл…

— И я так думаю, — сказал Селик и нежно куснул ее за мочку уха, после чего медленно, мучительно медленно провел кончиком языка по краю уха. — Ну просто морская ракушка, сладкая моя, вся беленькая и розовая, — прошептал он едва слышно между легкими покусываниями. — Интересно, тебе это тоже по вкусу?