— С какой стати я должен тебе что-то объяснять? Еще не хватало. Слишком я нянчился с тобой до сих пор. Теперь все будет по-другому, раз твоему слову нельзя верить.

Рейн внимательно поглядела на него, пытаясь сопоставить его гнев с тем страхом, который она читала на его лице, когда он решил, что она собралась покинуть его.

Когда конь пошел быстрее, Рейн ухватила Селика за талию для равновесия. Он коротко вздохнул. Она решила посмотреть, что будет дальше, и прижалась к нему, мгновенно ощутив, как напряглось его тело.

Он даже дернулся, словно его ошпарили кипятком. И внезапно она подумала, что, похоже, он влюблен не в прекрасную Тайру, а в нее.

— Отодвинься.

Рейн услышала, как Селик заскрипел зубами.

— Что…

— Отодвинься сейчас же, или, клянусь всеми скандинавскими и христианскими богами, я разверну тебя в седле и возьму здесь и сейчас… Прямо на коне и посреди Коппергейта.

Рейн представила это и совсем не испугалась, но все же отодвинулась.

— Зачем ты притащил меня в Йорвик, если знал, что тебя ждет Тайра? — холодно спросила она.

— Я достаточно отвечал на твои вопросы. Знай, женщина, тебе придется заплатить за неприятности, которые ты причинила мне сегодня.

— Выпорешь меня? — поддразнила она его, тыкаясь щекой в его теплую грудь и не обращая внимания ни на его тон, ни на затвердевшие мышцы.

— Может быть.

— А почему бы тебе тоже не нарушить клятву и не снять с меня скальп.

Он хмыкнул.

— Да нет, думаю, ты это не сделаешь. Ты как-то сказал мне, что мои волосы похожи на золотую пряжу. Никто не говорил мне такие красивые слова, Селик. Ты знаешь это?

Она по-кошачьи потерлась щекой о его шерстяную тунику и с удовольствием убедилась, что его сердце застучало быстрее.

— Не будь так уверена в себе, женщина, — проворчал он.

— Ладно. Наверное, викинги сами знают, как пытать. Ну, например… О, можно защекотать до смерти. Но я не боюсь щекотки, так что не имеет смысла. К тому же, я буду голой… и ты… и…

Селик, хрипло вскрикнув, закрыл ей рот рукой.

— Хватит, женщина. Не думай, что можешь крутить мной, как хочешь. Если ты не прекратишь, я найду проклятую точку «Г», откопаю ее и прибью гвоздями к твоему лбу, чтобы все видели, какая ты.

Рейн подождала, пока он уберет руку, и проговорила с невинным видом:

— Думаешь, ты знаешь, где она находится?

— Что?

— Моя точка «Г».

Рейн услышала сдавленный смешок и несказанно удивилась, когда Селик положил ладонь на ее лоно и нажал большим пальцем немного повыше.

— Здесь. Внутри, конечно.

Рейн с удивлением поглядела на него, пораженная его знанием женской анатомии и тем, что из ее разговоров о сексуальных руководствах и женском оргазме Селик не пропустил ни слова, все правильно поняв и запомнив. Несмотря на свой все еще мрачный вид, он подмигнул ей с обычным мужским самодовольством.

— Некоторые вещи мужчины знают и без книг.

Теперь хмыкнула Рейн.

Когда они вернулись в дом Гайды, все уже обедали. Гайда и ее семья сидели во главе стола, дальше — воины Селика и еще дальше пленники, ставшие воинами. Селик грубо схватил Рейн за шиворот и, как бы показывая свою власть над беглянкой, подтолкнул ее к почетному столу.

Сам он уселся на стул с высокой спинкой, на который ему указала Гайда, а потом приказал слугам принести табуретку для Рейн и усадил ее рядом с собой. «Обращается, как с собачкой», — подумала она, скрипя зубами.

Однако стоило ей открыть рот, чтобы сказать ему все, что она о нем думает, как он сунул в него кусок жареной оленины. Тогда Рейн попыталась встать, но он, положив ладонь ей на голову, вернул ее на место.

Рейн поглотил красный туман гнева и унижения, и она ничего не видела и не слышала из того, о чем беседовали за столом.

Гайда с осуждением посмотрела на Селика, но выговора ему не сделала. Вместо этого, она спросила:

— Когда наступит конец сражением, Селик? В городе только и говорят, что о Великой битве. Там было много убитых и раненых?

— Никогда не наступит, мать, и ты это знаешь, — устало ответил Селик. — Пока все скандинавы не уйдут из Нортумбрии.

Рейн ощутила боль Селика по тому, как он непроизвольно сжал ей голову.

Убедившись, что всем хватает еды и эля, Гайда вновь обратилась к Селику:

— Тогда тебе небезопасно находиться в Йорвике. Сегодня я видела воинов из свиты короля Ательстана возле гавани.

— Они ищут Анлафа, а он уже давно у себя в Дублине. Но ты права. Мне стоит позаботиться об охране.

— А что делать с пленниками?

Гайда махнула головой в сторону Бланш, которая помогала ее слугам готовить еду.

Идифу, которая, как предполагалось, должна была чистить горшки, болтала с мужчинами.

Селик пожал плечами:

— Оставь себе, сколько хочешь. Остальных я продам.

У Рейн кровь застыла в жилах. Откуда ей было знать, как Селик намеревался поступить с ней самой? Однако прежде, чем она успела вымолвить хоть слово, Селик приложил ей палец к губам.

— Пожалуй, Бланш, сгодится помогать в доме, а другие пусть убираются, — решила Гайда. — По правде говоря, ты оставляешь так много людей, чтобы охранять меня и Тайру, что мы шагу ступить не можем, чтобы на наткнуться на кого-нибудь. К тому же мне приходится кормить много лишних ртов.

Словно только что вспомнив о Рейн, Гайда спросила:

— А что будет с дочерью Руби и Торка? Ты ее тоже продашь?

Он так долго молчал, что Рейн не выдержала и уже собралась встать, чтобы высказать свое мнение о его умственных способностях, но Селик вновь запустил пальцы в ее волосы и не позволил ей выйти из его воли.

— Нет. Я не буду продавать эту женщину. По крайней мере, пока. Придержу ее, вдруг король Ательстан расщедрится.

Тайра весело хихикнула, словно Селик сказал что-то очень смешное.

— Ой, Селик! Ты шутишь. Кому нужна такая гигантша?

— Тут ты попала в точку, малышка, — сухо отозвался Селик, выразительно дернув Рейн за волосы.

Грубиян!

Гайда, закусив нижнюю губу, задумчиво смотрела то на обиженную Рейн, то на улыбающегося Селика.

— Ты не отдашь дочь Торка торговцам рабами.

— Она на редкость сварлива, Гайда.

— Не понимаю, как она может быть дочерью Торка и Руби. Они были вместе двенадцать лет назад, а она, конечно же, намного старше.

— Она утверждает, что пришла из будущего и что время там движется быстрее, ну и тому подобную чепуху.

Гайда широко открыла рот и от души расхохоталась.

— Но…

Селик отмахнулся.

— Это неважно. А что до торговцев, то даже если я решусь ее продать, кто купит женщину такого роста, да еще с таким длинным языком?

Теперь уже и Гайда, и Тайра смотрели на него во все глаза, вероятно, понимая, что он намеренно провоцирует свою заложницу.

— С другой стороны, — продолжал Селик, — Рейн умеет лечить. По правде говоря, это она спасла Тайкиру ногу после Бруненбурга.

Рейн дернула головой, чтобы взглянуть на него, пораженная его добрыми словами.

— Все знают, что король Уэссекса ценит хороших лекарей, — закончила Гайда за него.

— Тайра, может быть, ты хочешь оставить ее при себе? Ну, постирать что-нибудь, причесать волосы? — предложил Селик.

Рейн подняла руки и вонзила Селику ногти в запястье. Он отпустил ее, и, гордо выпрямившись, Рейн бросила Селику в лицо:

— Да я скорее воткну тебе иголки в то, чем ты больше всего гордишься, проклятый варвар.

— Тс… тс… тс… Для пацифистки просто здорово. Но для рабыни не слишком почтительно. Придется мне все-таки подумать о наказании.

Тут Рейн вспомнила, как он говорил о точке «Г», и хотя она изо всех сил старалась забыть об этом, ей не удалось скрыть смущения, от которого у нее вспыхнули щеки.

— Не смущайся, Рейн. Гайда и Тайра понимают, как необходима дисциплина среди слуг и рабов.

— Ах ты!.. — выдохнула Рейн и потянулась к его горлу, сгорая от желания придушить его. — А они понимают, что женщинам необходимо время от времени убивать заносчивых мужчин?

Селик со смехом подался в сторону, схватил ее за талию и вскинул себе на плечо, как мешок с картошкой.

— Гайда, где мы будем сегодня спать? Мне необходимо поговорить с моей рабыней с глазу на глаз о ее болтливом языке.

Тайра опять хихикнула, и если бы Рейн не висела беспомощно головой вниз, она бы придушила ее.

— Иди наверх. В свою комнату, — со смехом скачала Гайда. — Я прикажу принести воды. Вам обоим, похоже, нужна хорошая баня.

— Позаботься, чтобы лохань была достаточно большой, — сказал Селик, шлепая Рейн по заду, чтобы она поменьше крутилась, — для двоих. Ох! — воскликнул Селик, когда Рейн укусила его пониже спины. Он споткнулся и чуть не упал на деревянной лестнице.

Селик вновь шлепнул ее, и Рейн, задыхаясь, проговорила:

— Ах ты, животное.

Она двинула его ногой и чуть не попала по самому чувствительному месту, после чего Селик положил руку ей между ног и средним пальцем нажал на известную Рейн точку.

— Попробуй еще раз, — угрожающе произнес он, — и, клянусь, ты узнаешь еще одно значение слова «унижение».

Рейн решила не сопротивляться.

Когда они добрались до крошечной комнатки в конце коридора, Селик опустил ее на единственный тюфяк у стены и немедленно устроился рядом. Смеясь, он лег на нее всем телом, прижав ее к тонкому матрацу и не давая воли ни ее рукам, ни ногам.

— Уйди, увалень. Мне нечем дышать.

— Вот и хорошо. Может быть, твой сварливый язык хоть теперь даст тебе отдых.

— Если я умру, ты не получишь выкуп.

— Правильно. Зато я наконец-то получу немного благословенного покоя.

— Ха! Тебе не будет покоя, и ты это знаешь. Потому-то меня и послали сюда, тупоголовый дурак.

— Так ты говоришь. А я думаю, Бог — если он есть, а я в этом сомневаюсь, — хотел покарать меня за мои прегрешения. Лучше кары не найти! Настоящий ад на земле — это вздорная, самодовольная, кичливая бабенка.