— Я ждала тебя всю жизнь. Теперь я знаю, зачем была послана сюда.

Глаза Селика вновь загорелись страстью.

— Не думал, что увижу тебя снова, Астрид.

Сначала рассудок Рейн отказывался понимать, слова Селика, но потом, несмотря на шум в ушах, она разобрала одно слово, которое он повторял и повторял, пока оно не одолело все препоны на своем пути:

— Астрид! Астрид! Астрид! Его жена.

Селик встал и снял набедренную повязку, чтобы соединиться с ней, но на самом деле не с ней, а со своей женой.

Внимание Рейн привлекло мерцание его обыкновенно затуманенных серых глаз, и она поняла, что он чувствует себя примерно так же, как вчера, когда она увидела его на поле боя после бешеного приступа жестокости.

О нет!

Рейн заставила себя проснуться и мгновенно убедилась, что она не спит. Тогда она окинула взглядом шатер и поняла причину его странного поведения. Окровавленная туника и меч валялись на земле. На них еще не высохла кровь его жертв. Жажда насилия бросила его к ней, даже не похоть и тем более не любовь. Ее он берег для жены, которая владела его сердцем.

Мастер обольщения, он полностью подчинил ее себе, но хотел он не ее. Ему казалось, что рядом с ним его жена, и Рейн едва не задохнулась от разочарования и боли. Она не могла произнести ни слова из-за жгучей обиды.

Рейн резко встала и отвернулась от Селика. Ее лицо горело от стыда из-за того, что она слишком скоро уступила ему. Страдая от унижения, она теперь не сомневалась, что его возбуждение — результат отвратительной жестокости викинга.

— Ты так играешь с мужчинами, о которых говорила вчера вечером? То ты хочешь, то не хочешь? Или ты только со мной так? Тебе нравится дразнить мужчин?

— Я спала… Мне приснился сон. Ты воспользовался…

Он фыркнул, натягивая на себя штаны, и насмешливо поднял брови.

— Госпожа, ваш огонь спалил все волосы на моем теле.

Рейн дерзко вздернула подбородок, не желая врать и притворяться скромницей.

— Ты прав. Я хотела тебя. До безумия… Пока не вспомнила…

— Что вспомнила?

— Что ты женат, подлый обманщик! — выпалила она, не в силах скрыть обиду. — У тебя есть жена Астрид, которая, вероятно, сидит дома в окружении кучи детишек. И ты не меня хотел. Ты забыл, что я — не твоя жена.

Рейн отвернулась, не желая, чтобы Селик увидел ее слезы и стал свидетелем ее унижения.

— Уходи отсюда. Оставь меня.

Молчание затягивалось. Рейн тщетно прислушивалась, надеясь услышать шорох его шагов. Наконец она не выдержала и обернулась, чтобы посмотреть, что он делает.

Он стоял на том же самом месте и с ужасом смотрел на нее.

— Как ты узнала об Астрид?

Селик был сбит с толку. Целый день он провел в седле. Много было крови. Много убитых. Пленные. Крики. Его мозг гудел от всего этого ужаса, к которому он так и не привык за долгие годы.

Обеими руками он ерошил себе волосы, чтобы унять головную боль.

Высокая белокурая женщина стояла перед ним, похожая на величественную богиню. Ее золотистые волосы в буйном беспорядке стекали по спине и по плечам, ласкали ее груди под телесного цвета тряпкой, которая едва прикрывала их. Он не мог отвести взгляд от ее длинных стройных ног.

Она — не Астрид, его маленькая, изящная, застенчивая жена. Но Астрид умерла, а эта женщина — вестница бога, как она говорит, высокая, с твердыми мускулами, своенравная. Такая женщина стоит рядом с мужчиной, а не за его спиной. Она великолепна.

— Да, ты не Астрид, — сказал он, не сразу сообразив, что произносит эти слова вслух.

Боль, омрачавшая ее милые черты, сменилась возмущением. Она торопливо схватила его тунику, которая лежала у ее ног, показав ему свои соблазнительные груди в кружевных чашечках. И он почувствовал, как в нем снова вспыхивает желание.

— Не смотри на меня, рогатая жаба.

Он тотчас закрыл рот, так что даже услышал стук собственных зубов, а она рывком набросила на себя его тунику. Он сам не понял, почему ему понравилась ее мысль надеть его тунику. Интересно, остался ли в ткани его запах? Неужели ей все-таки приятно надевать его вещи, которые прежде касались его кожи?

Кровь Тора! Только этого не хватало! Плевать мне на эту чужачку, да u на других тоже.

— Я вижу, ты опять насиловал и грабил, — проворчала она, показывая на окровавленную одежду и меч, лежавшие на земле.

— Увы, не насиловал, — осклабился он.

— И ты думаешь, что твою жестокость можно простить? Ты — проклятый поджигатель войны! Ты — убийца! Ты…

— Да как ты смеешь осуждать меня? Я не просто так убиваю, но и не пренебрегаю ничем, что может быть на пользу моему народу.

— О, как я ненавижу войну и сражения, и людей, для которых самое главное — «сила всегда права».

Селик видел, что ее ясные глаза затуманились от слез и что она старается скрыть их, считая слезы признаком женской слабости. Что за женщина!

— Иди спать. У меня голова разболелась от твоего сварливого языка, — наконец сказал он.

Это был длинный день, и голова действительно гудела, как будто в ней кто-то звонил в колокол. Похоронный звон, не иначе, подумал он уныло. По нему? Или по тем, кого он сегодня убил? Он потер лоб. Молот Тора! Ну и язычок у этой женщины.

— Я не буду спать с тобой в одной постели, — заявила она, вызывающе задрав подбородок. — Забудь о том, что было, бабник, и не надейся, ничего подобного больше не повторится.

— С чего ты взяла, что я тебя хочу? — спросил он ледяным тоном. Ее своенравие перестало забавлять его.

— Иди к черту. Еще лучше, к своей жене, ты… ты… ловелас.

Женщина зашла слишком далеко. Он не любил, когда заговаривали о его жене.

— Я уже спрашивал, кто сказал тебе об Астрид?

— Ты.

Он недоверчиво наморщил лоб. А она вспыхнула. Порозовела.

— Ты назвал ее имя, когда… когда… О, ты без меня знаешь, когда.

Ее щеки из розовых стали пунцовыми.

— Но я не сказал, что она была… моей женой.

— Какая разница, кто сказал? Ну, Убби сказал.

Селик окаменел от гнева.

— Он не имел права, — проговорил он ледяным голосом, обещавшим Убби наказание за содеянное.

Осознав, что он непременно выплеснет свою злость на Убби, Рейн пошла на попятную.

— Это не его вина. Я хорошенько пригрозила ему, и у него не было выхода. Не вздумай его наказывать. Ты один виноват. Не обманывай жену.

— Я никогда не обманывал жену.

— Ха! Тогда у тебя странное представление об обмане. Я называю то, что ты делал со мной, обманом, и то, что ты собирался сделать, — тоже обман. Ну, что скажешь, мистер?

— Скажу, что пора заняться твоим языком, — проговорил Селик, которому надоело, что она треплет имя его любимой жены. — Ложись в постель. Быстро.

Опять она не желала ему повиноваться. Он подошел поближе, но она отпрянула от него. Он усмехнулся и стал красться за ней, как будто она была беспомощным зверьком, загнанным в ловушку. Она была уже почти возле выхода, когда он бросился к ней, схватил за талию и легко поднял на руки.

Рейн рот открыла от изумления.

— Ты поднял меня.

— Это ты мудро заметила.

— Но я очень большая. Никто никогда меня не поднимал.

— Посмотри, сладкая, твои ноги щекочут мне бедра. Она опять стала бороться с ним, била его ногами, царапалась, но так и не смогла вырваться из его железного объятия. Рейн уткнулась носом ему в шею, он вдыхал соблазнительный запах, тот же самый запах, который он узнал днем раньше, когда преследовал ее в лесу.

Всего три шага ему понадобилось, чтобы отнести ее в постель, где она тотчас повернулась к нему спиной. Он лег рядом и накрыл их обоих шкурами. Ворча, придавил ей ноги своей ногой, подсунул левую руку ей под голову, а правую положил на грудь.

Она окончательно перестала бороться, бросив ему напоследок:

— Шваль!

Селик понял, что это не комплимент, но ему было приятно после долгого одиночества вновь обнимать теплое женское тело.

— Что это за запах? — шепотом спросил он, щекоча ей своим дыханием шею.

— Наверно, твой запах, — огрызнулась она.

Он довольно усмехнулся.

— Нет, это сладкий аромат, цветочный. Особенно сильно пахнет вот здесь, справа. — И он кончиком языка коснулся ее шеи.

Рейн коротко вздохнула, и Селик улыбнулся, довольный ее мгновенным откликом на его ласку. Неужели эта самая женщина говорила, что ей не нравится иметь дело с мужчинами?

— «Страсть».

— Что?

— Это «Страсть», дурачок.

— А, теперь понял. Некоторые женщины выделяют мускус страсти, когда их тела готовы к соединению, но я понятия не имел, что этот запах может быть похож на аромат цветов.

— Болван! «Страсть» — это название духов.

Селик долго не мог понять, а когда понял, рассмеялся.

— Поистине ты меня изумляешь. Ты насмехалась над тем, что я даю имя моему мечу, а сама даешь имя своему запаху.

Рейн толкнула его локтем под ребро и, широко зевая, нырнула под шкуру.

— Все духи имеют названия в моем вре… в моей стране. Но это не то же самое, что называть оружие или бомбу… или глупый меч, — объяснила она, не в силах сдержать зевок.

— Не очень елозь. — Он улыбнулся, представляя, как она разозлится, если узнает, что творит с его телом. — Я тоже постараюсь не докучать тебе своим храпом. Ты об этом просила Убби?

— Убби слишком много болтает.

— Что правда, то правда! Она надолго затихла.

— Рейн!

— Хм-м-м?

— Ты спишь?

— Почти.

— Астрид умерла.

Ее тело словно окаменело. Она не шевелилась, и он не был уверен, расслышала она, что он сказал, или нет. К тому же, он сам не понимал, зачем ему надо было говорить об этом. Чтобы оправдаться?

Наконец она повернулась к нему и пристально посмотрела на него, словно ища в его глазах ответы на вопросы, которые он не мог ей дать.

— Ох, Селик, — прошептала она так тихо, что он едва расслышал.

Она прижалась лицом к его груди и обняла его.