Амелия как будто вросла в землю. Она поняла, что это сыновья Гренвилла. Оба темноволосых мальчика были одеты в черные камзолы, бриджи и светлые чулки. Одному мальчику было примерно восемь лет, другому, возможно, четыре-пять. Тот, что поменьше, крепко сжимал руку своего старшего брата. И теперь Амелия рассмотрела, что гувернантка несла еще и младенца, завернутого в толстое белое одеяло.

Амелии не довелось увидеть мальчиков в тот день, когда она пила чай в компании их матери. И теперь, когда дети подошли ближе, Амелия поняла, что оба они были очень похожи на своего отца — и с годами наверняка превратятся в настоящих красавцев. Младший мальчик плакал, тогда как его старший брат изо всех сил старался держаться мужественно. Оба ребенка, несомненно, были убиты горем.

Сердце Амелии обливалось кровью.

— Отведи маму в часовню. Я скоро вернусь, — бросила она брату и, не дожидаясь его ответа, решительно направилась к двоим взрослым и детям.

Подойдя к ним, она улыбнулась джентльмену и представилась:

— Я — мисс Амелия Грейстоун, соседка леди Гренвилл. Какой печальный день!

В глазах джентльмена стояли слезы. Несмотря на то что мужчина был хорошо одет, не вызывало сомнений, что он — какой-то слуга, причем иностранец.

— Я — синьор Антонио Барелли, учитель мальчиков. А это — миссис Мердок, гувернантка. С нами — лорд Уильям и мастер Джон.

Амелия быстро обменялась рукопожатиями с учителем и миссис Мердок, которая тоже с трудом сдерживала слезы. Разумеется, их нельзя было упрекнуть в недостатке радушия: Амелия догадалась, что служащие дома искренне любили леди Гренвилл. А потом Амелия улыбнулась Уильяму, старшему мальчику, отметив про себя, что Гренвилл назвал наследника в честь своего покойного старшего брата.

— Я от всей души сожалею о твоей потере, Уильям. Недавно я познакомилась с твоей мамой, она мне очень понравилась. Она была замечательной леди.

Уильям мрачно кивнул, уголки его губ скорбно опустились.

— Мы видели вас, когда вы приезжали с визитом, мисс Грейстоун. Иногда мы наблюдаем за прибывающими гостями из окна сверху.

— Это, должно быть, занятно, — с улыбкой заметила Амелия.

— Да, бывает и так. Это мой младший брат, Джон, — ответил Уильям, но не улыбнулся в ответ.

Амелия одарила Джона улыбкой и присела на корточки.

— И сколько же тебе лет, Джон?

Мальчик взглянул на нее, его лицо было мокрым от слез, но глаза с любопытством распахнулись.

— Четыре, — наконец ответил он.

— Четыре! — воскликнула Амелия. — А я думала, тебе как минимум восемь!

— Это мне — восемь, — серьезно сказал Уильям и скептически сощурился. — А сколько лет вы дали бы мне?

— Десять или одиннадцать, — опять улыбнулась Амелия. — Я вижу, ты хорошо заботишься о своем брате. Твоя мама так гордилась бы тобой!

Уильям печально кивнул и перевел взгляд на миссис Мердок, державшую на руках младенца.

— Теперь у нас есть сестра. У нее еще нет имени.

— Это вполне объяснимо. — Амелия погладила мальчика по голове; волосы Уильяма были шелковисто-мягкими, совсем как у его отца. Вспомнив о Гренвилле, она вздрогнула и поспешила отдернуть руку. — Я — здесь, чтобы помочь вам всем, чем только смогу. Я живу неподалеку, отсюда менее часа езды на карете.

— Это очень любезно с вашей стороны, — совсем по-взрослому произнес Уильям.

Амелия в который раз улыбнулась ему, потрепала Джона по плечу и повернулась к гувернантке. Пожилая женщина, грузная и седовласая, тут же заплакала, слезы так и покатились по ее румяным щекам. Амелия всей душой надеялась, что гувернантка сможет взять себя в руки, — дети теперь сильно нуждались в ее поддержке.

— А как поживает малышка?

Миссис Мердок судорожно глотнула воздух ртом.

— Она никак не может успокоиться, капризничает с тех пор… с тех самых пор… Мне никак не удается накормить ее, мисс Грейстоун. Я просто не знаю, что делать! — всхлипнула гувернантка.

Амелия подошла ближе, чтобы посмотреть на спящее дитя. Миссис Мердок отогнула край одеяла, и Амелия увидела крошку со светлыми волосами, которая очень походила на свою белокурую мать.

— Какая красивая!

— Ну разве она — не точная копия леди Гренвилл? Упокой, Господи, ее душу. Боже мой, какое горе! Меня приняли на работу совсем недавно, мисс Грейстоун. Я еще не успела здесь освоиться! Мы все в полнейшей растерянности — и у нас нет экономки.

Амелия удивленно взглянула на нее:

— Что?

— Миссис Делейни была с леди Гренвилл долгие годы, но заболела и умерла вскоре после того, как меня приняли на работу, во время святок. С тех пор леди Гренвилл сама управляла домашним хозяйством, мисс Грейстоун. Она собиралась нанять новую экономку, но ни одна из кандидатур ее не устроила. И теперь этим домом никто не управляет!

Амелия осознала, что в доме Саймона Гренвилла действительно царит сущий хаос.

— Я уверена, что его светлость немедленно наймет новую экономку, — сказала она.

— Но его даже нет здесь! — в отчаянии вскричала миссис Мердок, и слезы ручьями заструились по ее лицу.

— Он никогда не бывает в имении, — заметил синьор Барелли с некоторым неодобрением, и его голос дрогнул. — Последний раз мы видели его в ноябре — совсем недолго. Он вообще-то собирается приехать? Почему его до сих пор здесь нет? И где он может находиться?

Амелия встревожилась. Ей оставалось лишь повторить то, что раньше сказал Лукас:

— Он может появиться тут в любую минуту. Дороги в это время года здесь просто ужасны. Он едет сюда из Лондона?

— Мы не знаем, откуда он едет. Он находится на севере, в одном из своих расположенных там огромных поместий.

— Отец приезжал домой на мой день рождения, угрюмо, но с явной гордостью произнес Уильям. — Он приезжал, несмотря на то что сильно занят, управляя своими поместьями.

Амелия не сомневалась в том, что мальчик неосознанно повторил слова отца. Она никак не могла постичь столь удивительное положение дел. В семье не было экономки; Сент-Джаст никогда не приезжал в поместье; и никто в точности не знал, где он сейчас находится. Что же все это значило?

Джон снова заплакал. Уильям взял его за руку.

— Он вот-вот вернется домой, — с чувством, настойчиво сказал Уильям. Но тут же смахнул слезы со своих ресниц. Амелия посмотрела на старшего сына графа и подумала, что он станет таким же, как и его отец, — Уильям, определенно, уже и сейчас был серьезным и ответственным. Не успела Амелия заверить мальчика в том, что Сент-Джаст появится в поместье в самое ближайшее время и тут же приведет в порядок все домашнее хозяйство, как до нее донесся шум приближающейся кареты.

И еще до того, как Уильям вскрикнул, Амелия уже не сомневалась в том, кто прибыл в этом экипаже. Она медленно обернулась.

Огромная черная карета, запряженная шестеркой великолепных вороных коней, с грохотом неслась по дороге. На кучере красовалась типичная для служащих Сент-Джаста ярко-синяя с золотом ливрея, точно такая же, как и на двух лакеях, стоявших на запятках кареты. Амелия поймала себя на том, что, затаив дыхание, во все глаза смотрит на экипаж. Итак, Сент-Джаст все же вернулся.

Шестерка вороных чуть ли не галопом пронеслась по круговой подъездной дороге. Проскочив мимо часовни, кучер затормозил с криком «тпру!». Лошади, разбрасывая гравий, остановились недалеко от того места, где стояли Амелия и ее собеседники.

Сердце Амелии яростно заколотилось. Ее щеки пылали, будто объятые огнем. Саймон Гренвилл был дома!

Оба лакея спрыгнули на землю и бросились открывать дверцу кареты. В следующее мгновение из экипажа показался граф Сент-Джастский и направился к их компании.

Все мысли разом вылетели у Амелии из головы.

Граф был одет в украшенный вышивкой темно-коричневый бархатный сюртук, черные бриджи, белые чулки и черные туфли. Гренвилл был высоким — возможно, на дюйм-другой выше шести футов — и широкоплечим, с узкими бедрами. Амелия бросила взгляд на его высокие скулы, сильный подбородок и точеный рот. Ее сердце гулко стукнуло.

Гренвилл нисколько не изменился.

Он был так же красив, каким помнила его Амелия. Возможно, граф и поседел, Амелия не поняла этого, — под двуугольной шляпой был надет темный парик, чуть более рыжего оттенка, чем его естественный цвет волос.

Амелию будто парализовало. Во все глаза, не в силах оторваться, она смотрела на Гренвилла, который глядел только на своих сыновей.

В сущности, он, похоже, даже не заметил ее. Так что она могла открыто, без утайки, изучать его. Саймон казался даже более привлекательным, чем десять лет назад, просто потрясающе красивым теперь, когда ему было тридцать. В его облике появилось больше властности.

Воспоминания снова стали рваться на волю. Амелия из последних сил боролась, пытаясь сдержать их.

Гренвилл мгновенно одолел разделявшее их расстояние, шагая размашисто и твердо. Взгляд графа не дрогнул, когда он бросился к сыновьям и притянул их в свои объятия. Джон плакал. Уильям цеплялся за отца.

Амелия задрожала, осознавая, что мешает встрече родных. Гренвилл даже не посмотрел на нее. Казалось, Амелия должна бы была чувствовать облегчение — именно этот сценарий она нарисовала в своем воображении, — но на душе стало тревожно.

Гренвилл некоторое время стоял не шелохнувшись, обнимая сыновей. Он наклонил голову к мальчикам, так что Амелия не могла видеть его лицо. Она хотела уйти, не желая мешать воссоединению семьи, но боялась невольно привлечь внимание графа.

И тут Амелия услышала, как Гренвилл вдохнул всей грудью, судорожно, жадно. Он выпрямился и выпустил мальчиков, взяв их за руки. У Амелии вдруг возникло странное чувство, будто он боится их отпустить.

Наконец, граф кивнул няне и учителю. Оба склонили перед ним головы, пробормотав: