Гренвилл задумчиво посмотрел на нее:

— Поживем — увидим. Вы уверены, что не хотите маленький глоток вина или шерри?

Она чувствовала себя примерно так, словно сам дьявол предлагал ей ужасное искушение.

— Нет, благодарю вас. На самом деле я должна пойти наверх. Собственно говоря, я надеялась обсудить с вами некоторые вопросы. — Напряжение сковало Амелию. Впрочем, она и не ждала, что разговор о будущем Люсиль пройдет гладко. — Все остальные уже приехали — я говорю это на тот случай, если вы вдруг не слышали суматоху перед домом.

— Я слышал.

— Мы должны поговорить о Люсиль, Гренвилл.

Граф с подозрением сощурился:

— Люсиль?

И резко поднялся с дивана.

Амелия тоже встала, чувствуя, что ей нужно оправдаться.

— Девочке требовалось имя, она и так прожила без него десять дней. Вы выразились предельно ясно: вам все равно, как ее назовут. Леди Гренвилл наверняка одобрила бы имя Люсиль. Именно поэтому мы и дали его девочке.

— И что вы будете делать, если Саутленд его изменит? — В глазах Гренвилла застыла твердость.

— Кто это — Саутленд? Ее отец?

— Да. Томас Саутленд — настоящий отец ребенка. Я написал ему на прошлой неделе, сообщив о рождении дочери.

Тревога тут же захлестнула Амелию. Она испугалась и вмиг пала духом.

— Что вы имеете в виду, когда говорите, что написали ему? О нем что-то известно?

— Если вы хотите спросить, джентльмен ли он, мой ответ — да. Элизабет тщательно выбирала себе любовников. — Лицо Гренвилла приняло абсолютно непроницаемое выражение. — Не думаю, что она когда-нибудь развлекалась с конюхом.

— Какие ужасные вещи вы говорите!

— Ладно, я могу ошибаться. Насколько мне известно, она спала с моим садовником.

Гренвилл влил в себя содержимое целого бокала вина и со стуком поставил его на столик для закусок.

Выходит, жена заставляла его страдать, подумала Амелия. Да и как могло быть иначе? С чего бы еще ему так пренебрежительно отзываться о покойной?

— Мне так жаль, что Люсиль — не ваша дочь!

— А мне — нет. И тем не менее ее рождение оказалось в высшей степени обременительным.

— Саймон, перестаньте! Не хотите же вы сказать, что…

— Именно это я и хочу сказать. Моя жена так и не призналась мне, что ждет ребенка, Амелия. Уорлок рассказал мне об этом, когда ее положение стало очевидным. Я попросил его присмотреть за моими сыновьями, пока сам находился на севере. Я даже не знал, что она сбежала в Корнуолл, чтобы там произвести на свет ребенка. Не знаю, что она планировала. Вероятно, собиралась тайно родить дитя, а потом подбросить его к сиротскому приюту при женском монастыре.

Амелия была потрясена.

— Ни одна мать не сделала бы ничего подобного!

— Ах, так вы по-прежнему верите в добродетель умершей — моей покойной супруги! — Он явно поддразнивал Амелию.

— Вы так дурно отзываетесь о ней…

— Да, с этим не поспоришь.

Это было совершенно не ее дело, она не имела права спрашивать, но Амелия все-таки выпалила:

— Почему вы не любили ее?

— Моим долгом было жениться на ней и производить на свет наследников, а не любить ее.

— Но вы могли выбрать другую невесту.

Он удивленно вскинул бровь.

— Я должен был делать то, чего хотел мой отец, Амелия. Возможно, мне стоило противиться этому, но я не стал — все потому, что мне было на самом деле все равно. В любом случае мой брак был бы устроен исходя из надлежащих наследнику графа соображений. — Гренвилл горько усмехнулся. — Мы с Элизабет невзлюбили друг друга с момента помолвки.

— Но тогда в этом браке не было ни малейшего смысла!

— Верно. Я — не мой брат.

Амелии потребовалось некоторое время, чтобы постичь, что он имеет в виду.

— Так Элизабет хотела выйти замуж за Уильяма? — удивленно спросила она. И подумала, какими все-таки разными были два брата.

— Они встречались несколько раз. Их семьи уже договаривались о браке. — Гренвилл налил еще один бокал вина. — Они были такой красивой парой! Полагаю, они могли бы прекрасно поладить.

Саймон был так невозмутим… Амелия сопереживала ему, разделяя его боль. Подумать только, его жена хотела выйти замуж за его брата! Разве он мог не страдать в подобной ситуации?

Ей хотелось прикоснуться к нему. Утешить его. Но вместо этого Амелия лишь крепче стиснула руки.

— Я искренне, от всей души сожалею, что вам и леди Гренвилл пришлось так страдать! И хотя это уже не имеет значения, мне кажется, что вы двое великолепно подходили друг другу.

— Ну конечно, вам так кажется.

Амелия понимала, что больше не может откладывать решение щекотливого вопроса. Она глубоко вдохнула, собираясь с духом.

— Саймон, Люсиль — невинное дитя. Она действительно ни в чем не виновата. Она потеряла мать, и теперь ей нужен отец.

— Тогда вам остается надеяться, что Саутленд явится и заберет ее.

Его холодный ответ поразил Амелию.

— Именно это вы и попросили его сделать?

— Разумеется! — подтвердил Гренвилл. — У меня нет ни малейшего желания растить чужого ребенка!

Слезы подступили к глазам. Амелия даже не пыталась их смахнуть. Саймон был настроен категорически против Люсиль. Амелия понимала: ей нужно собраться с силами и что-нибудь срочно придумать!

— Этот Саутленд знал, что Элизабет ждала от него ребенка?

— Понятия не имею. — Теперь он снова заговорил подчеркнуто спокойно. — В конце концов, она не поверяла мне своих тайн.

Саймона терзает нестерпимая душевная боль, подумала Амелия, но он ни за что не признает это.

— Перестаньте смотреть на меня с жалостью, — предостерег Гренвилл.

— Я и не думала жалеть вас.

— Черта с два вы не жалеете!

И тут Амелия сдалась, уступив эмоциональному порыву. Она подошла к Саймону и взяла его руку в свои маленькие ладони.

— Вы страдаете. Вы уязвлены. И это понятно. Но вы ведь хороший человек! И я знаю, что по прошествии некоторого времени, когда ваши раны затянутся, вы будете относиться к Люсиль по-другому.

— Неужели вы на самом деле думаете, что это разумно — предлагать мне сейчас свое утешение? — спросил Гренвилл, и его глаза вдруг вспыхнули ярким огнем.

Сердце Амелии учащенно билось. А если ему вздумается обернуть все это в попытку соблазнения? Но, несмотря на страх, она по-прежнему не отпускала его руку.

— Вам нужно утешение, Саймон.

— И неужели вы действительно считаете разумным продолжать называть меня Саймоном? Наш роман закончился много лет назад.

Она напряженно застыла на месте и бросила взгляд на распахнутые двери, но там никого не было.

— Да, дом полон слуг, а слугам свойственно много разговаривать. — Гренвилл резко выдернул у нее свою руку. — Это опасная ситуация, Амелия.

— Даже вы признали, что мы — друзья. А друзья утешают друг друга в трудную минуту, Гренвилл.

— Ага, так немного здравого смысла все же вернулось к вам, я теперь — снова Гренвилл!

— Что сделало вас таким угрюмым, нелюдимым? Не может быть, чтобы в этом был повинен один лишь брак с женщиной, которую вы не любили!

— Выходит, я теперь — угрюмый и нелюдимый?

— Вы совершенно изменились! — вскричала она.

— Что ж, давайте, наконец, кое-что обговорим. — Гренвилл неторопливо, вальяжной походкой, отошел от нее и тяжело опустился на диван. Потом поднял взгляд. — Я попросил вас приехать сюда, поскольку мои сыновья нуждаются в вас. Мы оба знаем, что вы приняли это предложение, потому что мальчики потеряли мать. А вот я не нуждаюсь в вас, Амелия. Мне не нужны ваши утешения. Но если вы по-прежнему будете пытаться навязывать мне их, можете впоследствии сильно пожалеть об этом.

— Вы угрожаете мне? — вскричала она, не веря своим ушам.

— Мы оба знаем, что нас по-прежнему влечет друг к другу, — пожал плечами Гренвилл.

Как же непринужденно и самодовольно он говорил об этом! Он был прав в том, что их по-прежнему влекло друг к другу, а также в том, что мальчики нуждались в ней. Но Саймон ошибался, когда утверждал, будто она не нужна ему. Он явно страдал, хотя Амелия и не знала отчего. Но, что бы ни послужило причиной его душевной боли, это явно было намного важнее неудавшегося брака.

Амелия думала о его ужасной реакции на стук ставни прошлой ночью.

Гренвилл пристально смотрел на нее, развалившись на диване.

— Почему вы держите заряженный пистолет в ящике стола? — выпалила Амелия. — Почему так испугались того, кто мог стоять у вашей двери прошлой ночью?

Саймон попытался улыбнуться, но вместо улыбки получился лишь зловещий оскал.

— Лондон полон жуликов, самозванцев и воров.

— О, да будет вам! Воры не стучат в дверь!

— Как вы уже обратили внимание — да и я сам это заметил, — я изменился.

— Вы бросились к двери с заряженным пистолетом! — воскликнула Амелия, не желая отступать. — Я очень беспокоюсь о вас, Саймон. Вы говорили какие-то очень странные вещи — вы вели себя очень странно. Если я могу помочь, мне хотелось бы сделать это.

Его твердый взгляд не дрогнул ни на мгновение.

— Мне очень жаль, ведь я не собирался пугать вас прошлой ночью. Жизнь меняет всякого, Амелия, и она, безусловно, изменила меня. Полагаю, мое поведение временами действительно выглядит странно. Вы уже помогаете мне. — Гренвилл снова предпринял попытку улыбнуться, но из этого ничего не вышло. — Мои сыновья крайне нуждаются в вас. Вам стоит направить свое сострадание на них, а не на меня.

В этот миг решимость Амелии помочь Саймону, с какими бы трудностями он ни столкнулся, стала настойчивой, всепоглощающей. Слава богу, что она согласилась занять эту должность в его доме! Но ей стоит действовать не так прямо, если она желает ему помочь.