— Она приглашала меня на чай. Мы прекрасно провели день.

— Не сомневаюсь, что так и было.

И тут Амелия поймала себя на мысли, что знает Гренвилла достаточно хорошо, чтобы понимать: он совершенно не верит в то, что говорит. Ощущая беспомощность и смущение, она отвернулась. «У них был несчастливый брак», — смутно подумалось ей.

— Мне действительно жаль, — в растерянности прошептала Амелия. — Если я могу хоть чем-то помочь вам теперь, в столь тяжелое время, вам стоит только сказать.

Она почувствовала, как беспокойно екнуло сердце. Его прямой, пристальный взгляд обескураживал.

— Вы совсем не изменились.

Амелия не могла понять Гренвилла. Его жена умерла. И именно об Элизабет сейчас им стоило говорить.

— Вы пришли на помощь ребенку и, возможно, даже няне. А теперь желаете утешить меня в минуты скорби. — Его глаза странно замерцали. — Несмотря на прошлое.

Ее сердце замерло. А уж прошлое они и вовсе не должны были обсуждать — никогда! Как он мог даже упоминать об этом?

— Мы — соседи! — воскликнула Амелия, донельзя взволнованная. Гренвилл ведь не мог не заметить, что она стала на десять лет старше. — Мне пора! Гарретт, мой слуга, наверняка ждет. Я должна готовить ужин!

Понимая, что голос ее звучит истерично и выдает охватившую ее панику, Амелия бросилась вперед, но Гренвилл снова ухватился за перила и преградил ей дорогу.

— Я не пытаюсь напугать вас, Амелия.

Его рука, крепко схватившая ее за талию, окончательно лишила Амелию присутствия духа.

— Что вы делаете? Вы не можете называть меня Амелией!

— Мне любопытно… Прошло так много времени, и все же вы — здесь. А вы ведь вполне могли и не присутствовать на заупокойной службе по моей жене.

Амелия не знала, как поступить, — ей оставалось только бежать! Гренвилл, очевидно, вознамерился напомнить ей о прошлом, а это было так стыдно! Он по-прежнему стоял очень близко, Амелия остро ощущала его присутствие.

— Разумеется, я не могла пропустить службу по леди Гренвилл. Мне действительно пора идти.

Он отпустил перила, пристально глядя на Амелию. Чувствуя себя чуть ли не мышью в клетке льва, она опять смутилась. И вдруг заявила:

— Вам стоит зайти к мальчикам — они хотят вас видеть — и к своей дочери.

Выражение его лица не изменилось, оставшись таким же бесстрастным.

— Вы по-прежнему будете вмешиваться в мои личные дела?

Разве она вмешивалась?

— Конечно нет.

Гренвилл смотрел на нее со странной настороженностью.

— Не думаю, что стану сильно возражать, если вы это сделаете.

Его голос звучал насмешливо, но разве одновременно в тоне не сквозила некая двусмысленность? Амелия застыла, размышляя. Наверное, стоит втолковать Гренвиллу, что она — просто его хорошая соседка.

И тут он добавил так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы расслышать:

— Вы не носите обручальное кольцо.

Выходит, Амелия не ошиблась. Гренвилл рассматривал ее руки, пытаясь понять, замужем ли она. Но для чего ему это понадобилось?

С его уст слетел резкий, безрадостный смешок. А потом Гренвилл потянулся во внутренний карман своего коричневого бархатного сюртука и достал оттуда серебряную флягу. Затем скользнул взглядом по лицу Амелии — медленно, последовательно изучая его. Амелия будто вросла в пол. Его взгляд явно таил в себе некую двусмысленность.

— Вы так добры, а я веду себя столь грубо! Не даю вам пройти. Задаю неуместные вопросы. Не предлагаю вам чего-нибудь выпить, как полагается. — Гренвилл отхлебнул из фляги. — Леди и чудовище. — Он медленно расплылся в улыбке и предложил: — Не желаете ли выпить, Амелия? Не желаете ли выпить… со мной?

Паника вернулась, вмиг поглотив ее. Что он такое говорит? Но Амелия не сомневалась: он не был пьян.

— Я не могу пить с вами, — задыхаясь, потрясенно вымолвила она.

Его рот насмешливо скривился. Гренвилл снова приложился к фляге, сделав на сей раз глоток повнушительнее.

— Почему-то я знал, что вы не захотите присоединиться ко мне.

Амелия сделала глубокий вдох.

— Я не пью днем.

И тут Саймон улыбнулся так, словно его что-то развеселило.

— Так вы все-таки пьете?

Сердце Амелии громко и учащенно забилось. На правой щеке Гренвилла привлекала внимание ямочка, а Амелия и забыла, каким потрясающе красивым и соблазнительным он бывал, когда улыбался.

— Я пью бренди перед сном, — резко, словно оправдываясь, бросила она.

Улыбка вмиг исчезла с его лица.

Амелия испугалась, что Гренвилл мог не так ее понять, и поспешила добавить:

— Это помогает мне уснуть.

Его густые ресницы снова опустились. Гренвилл спрятал флягу в карман.

— Вы остались рассудительной и прямой. Умной и смелой. Вы нисколько не изменились, — задумчиво произнес он, рассматривая ступеньку, на которой стоял. — Я же, напротив, стал совершенно другим человеком.

Неужели Гренвилл не замечал, что прошедшие десять лет изменили ее — сделали мудрее, сильнее и старше?

Он наконец-то поднял глаза, в которых теперь искрилась нежность.

— Благодарю вас за то, что пришли сегодня. Уверен, Элизабет оценила бы это, упокой, Господи, ее блаженную душу.

Гренвилл отрывисто кивнул и прежде, чем Амелия смогла сдвинуться с места, зашагал вверх по лестнице.

Амелия в изнеможении облокотилась спиной о стену. Ее начало трясти. Что это было, что произошло всего пару мгновений назад?

Она поймала себя на том, что вся превратилась в слух, пытаясь уловить его шаги, постепенно смолкающие наверху.

Амелия схватилась за перила, чтобы не упасть, и помчалась вниз, спасаясь бегством от Саймона Гренвилла.

Глава 3

Амелия сосредоточенно вглядывалась в затемненный сумерками потолок.

Она лежала на спине, не шевелясь. Виски отчаянно пульсировали. Она страдала от ужасной мигрени, и все ее тело буквально одеревенело от напряжения.

Как же ей теперь себя вести?

Амелия снова и снова прокручивала в памяти встречу с Гренвиллом, и его привлекательный образ, казалось, навеки отпечатался в памяти. Он не забыл ее. А еще он предельно ясно дал понять, что не забыт и их роман.

Волна отчаяния захлестнула ее.

Амелия с усилием закрыта глаза. Она оставила два окна чуть приоткрытыми, потому что любила терпкий морской воздух, и теперь ставни тихо постукивали о стены. Ночью прилив достигал высшей точки, и неизменно поднимался сильный ветер. Но мелодичный звук нисколько не успокаивал.

Как же она нервничала во время их случайной встречи! В этом не было ровным счетом никакого смысла, совершенно никакого. И что было еще хуже, она все еще переживала.

Да как она вообще осмеливалась даже думать о том, что все еще находит Гренвилла мрачно-привлекательным и опасно-соблазнительным?

Как она могла представлять себе даже на мгновение, что он стал толстым, седым и неузнаваемым?

Она чуть не рассмеялась, безрадостно, горько. Амелия открыла глаза, ее кулаки сжались. Она просто не знала, что делать! Она своими глазами видела, как он страдал. Леди Гренвилл была необыкновенной женщиной, и он не мог оставаться безучастным к ее смерти. Разве Амелия не заметила душевной боли Гренвилла, увидев его впервые за годы разлуки, когда он только-только приехал в Сент-Джаст-Холл? Ошибки быть не могло: он действительно страдал, когда кинулся прочь из часовни, даже не дождавшись окончания заупокойной службы.

А что же будет с его бедными, оставшимися без матери детьми?

Когда Амелия уходила, малышка крепко спала, мальчики играли. Понятно, что эту семью еще не раз посетят мучительные моменты горя. Но речь шла о детях. Маленькая девочка совсем не знала свою мать, а мальчики в конечном счете наверняка свыкнутся с ситуацией, как это обычно бывает с детьми.

Но, так или иначе, следующие несколько дней или недель будут очень тяжелыми для них — для каждого ребенка.

Разумеется, Амелия хотела помочь им всем, чем могла. Но неужели она действительно хотела помочь Гренвиллу?

Многозначительный мерцающий взгляд Гренвилла так и стоял перед ее мысленным взором. Интересно, граф и сейчас был один в своих покоях и открыто, не тая слез, оплакивал Элизабет?

Амелией владело совершенно неуместное, но сильное желание протянуть Гренвиллу руку помощи, выразить ему искренние соболезнования или даже утешить.

О, да что же с ней происходит! Он ведь предал ее! Она не должна позволять себе проявлять к Гренвиллу хоть каплю внимания, сострадания. Он не заслужил ее беспокойства или сочувствия!

Но Амелия была сострадательна по натуре. А еще она не привыкла таить на кого-либо злобу.

Она давным-давно похоронила прошлое. И продолжала жить дальше.

Но теперь ей казалось, будто их роман уже не был делом прошлым. У Амелии было ощущение, словно они встретились только вчера.


— Думаю, вы хотели купить это.

Амелия остолбенела, явственно вспомнив обольстительный приглушенный звук его голоса. Они встретились на деревенском рынке. В ту пору соседка Амелии была поглощена заботами о своем новорожденном ребенке, и Амелия взяла ее трехлетнюю дочь прогуляться между торговыми рядами, чтобы дать матери возможность спокойно сделать покупки. Маленькая девочка потеряла куклу и сильно расстроилась… Взявшись за руки, они бродили среди торговцев, пока Амелия не заметила издали продавца лент и пуговиц. Они с девочкой долго охали и ахали, восхищаясь красной лентой, и Амелия попробовала поторговаться в надежде сбить цену. У нее просто не было достаточно денег, чтобы выкроить хоть немного на покупку ленты для ребенка.

— Теперь это ваше.

Голос стоявшего за ней человека звучал мягко, обольстительно, мужественно. Амелия медленно обернулась, и ее сердце учащенно забилось. Стоило ей встретиться взглядом с парой почти черных глаз, и вся ярмарка, казалось, исчезла вместе с торговцами и окружавшей Амелию толпой деревенских жителей. Она поймала себя на том, что во все глаза смотрит на смуглого, потрясающе красивого мужчину, который был лет на пять старше ее.