Внезапно все изменилось. Титус сдавленно застонал, еще крепче прижав ее к себе. В этот момент она осознала, как сильно он ее хочет. Его губы прижались сильнее, требуя ее поцелуя.

— Титус, Титус, — простонала она, не отрывая губ, не ощущая ничего, кроме необходимости удовлетворить жестокое, всевозрастающее желание быть в его объятиях, целовать и любить. Желание разгорелось, превратившись в пожирающий огонь, охвативший все ее тело, в пламя страсти, которое никогда не угаснет.

Оба стремились сделать поцелуй еще крепче, раствориться в нем. Но затем Титус оторвался от нее, отодвинулся, держа ее за плечи на расстоянии вытянутых рук. Он тяжело дышал. Элис чувствовала, что сердце у него бешено колотится. Его взгляд ошеломил ее. Он был полон такого счастья, как у человека, нашедшего чашу Грааля и понявшего, что теперь она принадлежит ему. Вдруг Титус схватил ее за талию и поднял высоко над землей, а затем закружился с ней.

— Я люблю тебя! — кричал он. — Люблю тебя, Элис!

И окрестные горы подхватили крик, эхом передавая его от вершины к вершине, пока весь воздух не наполнился безумным раскатом. Его признание слышалось на многие мили вокруг: «Я люблю тебя, я люблю тебя, Элис!».

От счастья она немного всплакнула, а он поцелуями стирал ее слезы.

— Я не заслужила этого. Но Титус только смеялся.

— Ты заслужила все, что получишь.

Этот намек заставил Элис густо покраснеть, выдавая ее неопытность, и одновременно наполняя еще большим чувством восхищения и ожидания.

Она подумала тогда, что Титус, возможно, захочет овладеть ею прямо здесь, в этих покрытых цветущих вереском холмах, но прошло несколько недель, прежде чем они стали близки. И сделал он это превосходно, увезя ее летом в свой любимый Египет и поселившись в небольшом домике неподалеку от города. Во дворе дома был фонтан, его струящаяся музыка была аккомпанементом той первой длинной ночи любви. Прекрасная ночь. Прекрасная неделя, за время которой они были совсем одни, и Элис обнаружила, что насытиться любовью невозможно. Ей хотелось не только быть близкой Титусу, но стать его частью. Она также обнаружила, что он был опытнее, но с наслаждением обучал ее искусству любви, доводя ее желание до немыслимых высот, разжигая так, что сам со стоном преодолевал пик наслаждения и страсти.

Но бывали и интерлюдии, когда им просто хотелось быть вместе, друг подле друга, чтобы смотреть, слушать, касаться. Спустя неделю Титусу пришлось вернуться к работе, и он брал Элис с собой на раскопки, водил в темные, полные тишины гробницы, читал ей иероглифы на стенах при свете факела, показывал найденные при раскопках предметы древнеегипетской культуры; его рука легко, но настойчиво обнимала ее за талию. Потом они встречались с его коллегами, англичанами и египтянами, во время обедов в ресторане наблюдали за танцовщицами в развевающихся юбках, держа друг друга за руку под столом, зная, что через несколько часов опять окажутся в объятиях друг друга.

Отдельные эпизоды навечно врезались ей в память, например, когда сломался душ, и Титус сам мыл ее, целовал, а глаза его все больше темнели, пока они стояли обнаженные, не в состоянии справиться со своими чувствами, и, наконец, он не выдержал и посадил ее к себе на колени.

Когда они вернулись в Англию, Элис перешла на курс по египтологии в его университете, они нашли небольшой, в эдвардианском стиле домик и поселились в нем вдвоем. Элис поначалу думала, что он найдет квартиру, так как знала, что, несмотря на должность преподавателя колледжа, у него было не так уж много денег, но Титус сказал, что не хочет иметь соседей, потому что намерен заниматься с ней любовью в любой комнате. Она посмеялась над ним, но еще больше полюбила его за это, сознавая, какое удовлетворение и самоуверенность придает ему счастье. Они не говорили о браке. В этом не было необходимости, оба знали, что со временем поженятся и у них будут дети. Элис должна была получить диплом и продолжать работать над докторской диссертацией. Титусу надо было писать доклады, продолжать раскопки, у него открывались неограниченные возможности для профессионального роста. В первое Рождество, которое они встречали вместе, он подарил ей кольцо, сделанное из древнего египетского скарабея, и надел его ей на палец.

— За прошлое и будущее моей любви, — нежно сказал он.

В доме они были одни, сидели на полу перед камином, свет которого озарял комнату, — на этом месте они часто занимались любовью.

— О, Титус, я так тебя люблю, — вздохнула Элис и поцеловала его, но в это время в дымоход подул ветер, от горящих поленьев посыпались искры, и ее неожиданно охватило чувство страха и отчаяния. Вскрикнув, Элис обняла Титуса, прижавшись к нему.

— Никогда не покидай меня, Титус. Умоляю, не оставляй меня.

Он засмеялся, но, увидев ее испуг, обнял медвежьей хваткой, и его близость успокоила ее больше, чем слова.

— Ты же знаешь, что я никогда не оставлю тебя. Я люблю тебя больше жизни.

Постепенно страх прошел, она рассмеялась, но навсегда запомнила это первое зловещее предзнаменование.

Те два года они были безумно счастливы. Элис получила диплом, и, когда эта цель было достигнута, начала задумываться о будущем. Конечно, она получит и докторскую степень, но сейчас ее мысли все чаще стали возвращаться к вопросу о замужестве. Было ясно, что ее родители, узнав и полюбив Титуса, хотят, чтобы он и Элис поженились. Правда, они молчали, но, тактично избегая разговоров на деликатную тему, явно демонстрировали свою позицию. Когда молодые люди приезжали погостить, мама размещала их в разных комнатах, отчего оба ужасно расстраивались.

— Если сегодня ты не окажешься в моей постели, то я ослепну, — шептал ей на ухо Титус в такие моменты, и она начинали хохотать.

Позже, вспоминая об этом, Элис поняла, что тогда была готова к замужеству. Ей льстила мысль, что она будет открыто признана женой Титуса, а не просто подружкой; нравилось, что ее будут называть миссис Ирвин и соответственно к ней относиться. Но главное заключалось в том, что, выйдя замуж за Титуса, она могла всю свою жизнь посвятить ему, сознавая при этом, что и он глубоко предан ей.

Была еще одна причина, заставлявшая ее все чаще думать о замужестве. Случайная встреча на пароме породила не один роман. Двое из их компании тоже полюбили друг друга и уже поженились; свадьбу ускорило назначение будущего мужа на ответственный пост в Австралии. В последнем письме они сообщали, что вскоре ждут первенца. Чувство зависти, вызванное этим известием, было Элис неприятно. «Я становлюсь наседкой», — подумала она, А почему бы и нет? Ей было почти двадцать три года, и она была по уши влюблена. Они могут пожениться, и даже если появится ребенок, это не помешает ей по-прежнему заниматься докторской диссертацией. Многие женщины поступают точно так же. Мысленно она представила, как они все вместе отправляются на раскопки, и Титус несет ребенка на спине.

Элис стала все чаще говорить о свадьбе, обсуждать дату, и, казалось, Титусу это нравится. Она считала, что торопиться не следует. Лучше всего устроить большую свадьбу весной, чтобы представить Титуса всем друзьям и родственникам. Она так им гордилась, так любила. Но как-то вечером, вернувшись из колледжа домой, нашла записку Титуса, в которой он сообщал, что вынужден уехать на несколько дней, и точно не знает, когда вернется. Он не оставил ни адреса, ни телефона, чтобы связаться с ним. Сидя дома, она поджидала его, испытывая всевозрастающую тревогу и замешательство: раньше он никогда так не поступал. В первый вечер он позвонил только для того, чтобы сказать, что вынужден был уехать повидать старого товарища по колледжу. Голос его звучал натянуто и неприветливо, он уклончиво отвечал на вопросы, отчего у нее зародились любопытство и одновременно досада.

Два дня до его приезда показались ей мучительно длинными. За все время их совместной жизни они ни разу так надолго не разлучались. Титус звонил еще раз, но ни слова не сказал о причине отъезда, и это очень рассердило Элис. Она считала, что любящие должны быть откровенны друг с другом во всем, при любых обстоятельствах. У настоящей любви не бывает секретов. До сих пор они серьезно не обсуждали эту проблему, не было необходимости. Она всегда была откровенна с Титусом и считала, что и он поступает так же. Вернувшись, Титус вбежал в дом, обнял ее, крепко прижал к себе, повторяя, что очень любит и что ужасно без нее скучал.

Обезоруженная его порывом, Элис забыла о своих переживаниях и лишь кокетливо спросила:

— Как же сильно ты скучал без меня? Титус рассмеялся.

— Достаточно сильно, чтобы сейчас же отнести тебя в постель и заняться любовью.

Она надула губы, уже расстегивая его ремень.

— Видимо, недостаточно, если способен так долго ждать.

Его глаза заблестели.

— А, так это прямой вызов, резвая потаскушка? Он хотел взять ее на руки, но Элис сделала вид, что ужасно испугалась и побежала наверх, в спальню; он все-таки поймал ее и начал раздевать, но она продолжала подниматься по лестнице. Добравшись до лестничной площадки, они повалились на пол, сбрасывая последние детали одежды. Посмеиваясь друг над другом, они наслаждались этим полным ожидания моментом, когда тела уже горят желанием. Поглаживая рукой ее груди, Титус хрипло сказал:

— Если ты бросаешь мне вызов, будь готова к последствиям.

Элис улыбалась, отвечая на его ласку.

— Я готова. И… 0! Я думаю, ты тоже. Все произошло быстро, слишком быстро, но они были сильно возбуждены и полны страстного желания. Откатившись от нее, Титус издал глубокий вздох удовлетворения, затем рассмеялся, увидев, что они лежат на лестничной площадке.

— По-моему, это прекрасно.

— М-да… — Элис села, только теперь ощутив твердость пола. — Как мы смогли здесь кончить?

Глядя на прядь ее золотистых волос, упавшую на белую, крепкую, с розовым соском грудь, он сказал: