Валери просматривала журнал. Она ощущала присутствие Ника каждой клеточкой своего тела, так же как предыдущие день и ночь, но не могла говорить. Впервые за долгие годы она точно знала, чего хотела и была абсолютно уверена, что желаемое находится совсем рядом, в пределах досягаемости. Но потом, во внутреннем дворике Скатигеры, вдруг почувствовала, как оно неуловимо ускользает. Не раздумывая, она ухватилась за это, желая не упустить то, что, она верила, было так близко. А Ник ничего не понял; он действует, как работодатель, жесткий, узколобый, склонный к скоропалительным решениям, каким она всегда и считала его. «Черт возьми! – волновалась она, ощущая внутри пустоту, – как мы допустили, чтобы подобное произошло с нами?»

– Добрый день, – приветствовал их стюард, – мадам желает коктейль?

Валери заказала вино, затем стала смотреть в иллюминатор. Ник попросил виски и раскрыл книгу. Слова расплывались перед глазами. «Удивительно, – подумал он, – как много бывает разных типов тишины и до какой степени глупо могут себя вести два взрослых человека». После идеальной близости вчерашнего дня и прошлой ночи то, что они могли обмануться друг в друге, казалось ему совершенно невероятным. Валери вела себя по-детски, а он был излишне резок. Итак, чему они научились за эти тридцать шесть часов?

«Нам даже не нужно думать или стараться, мы просто движемся совершенно синхронно».

Он ощутил пустоту от утраты мгновения, когда она произнесла эти слова. Того прекрасного мгновения, той прекрасной ночи.

«Мы узнали, что не движемся вместе. И, возможно, никогда не будем. Быть может, есть в нас что-то, что не может…»

– «Ради Бога, ведь это всего лишь ссора».

«Похоже, – подумал он, – впереди предстоит множество ссор. Что же делает отношения одних людей ровными и легкими, тогда как другие начинают цапаться, как мы на обеде в Сабатини или по дороге из Сиены?

Наверное, мы не в состоянии принять друг друга такими, какие мы есть; мы продолжаем стараться переделать один другого. Но я люблю ее такой, какой она была вчера днем и ночью. И я не хотел бы, чтобы в ней что-либо менялось.

Ведь это была всего лишь ссора. Мы можем преодолеть ее, если пожелаем».

Стюард поставил напитки на поднос, расположенный между ними в ручке кресла. Ник пригубил свое виски и встретился взглядом с Валери, которая отвернулась от окна, чтобы взять свой бокал с вином.

– Тебе следует присутствовать на планерке «Взрыва» на этой неделе, – сказал он обыденным тоном, словно между ними ничего не случилось, будто продолжая прерванную беседу. – Там ты сможешь выбрать, какой из проектов тебе по вкусу. Каждый репортер обычно работает над двумя-тремя темами одновременно.

– Я не репортер «Взрыва».

– Лез полагает, что ты могла им быть; мы говорили с ним о том, чтобы увеличить число репортеров еще на одного. Окончательное решение за ним и продюсером; если хочешь, можешь попробовать.

Валери задумчиво посмотрела в бокал с вином.

– Спасибо, – сказала она спокойно. – Какие проекты они обсуждают?

– Различные, и столько, что на все у нас не хватает времени.

Ник почувствовал, как спало висевшее между ними напряжение. Возможно, она также как и он искала примирения; раз так, значит и это желание у них обоюдно, как перед этим они делили поровну свои ощущения во Флоренции. Они будут избегать разговоров о Скатигере – этот вопрос она должна будет решить с Лезом – и обсудят вместо этого другую работу, которую ей предстоит выполнять в РαН: у них было еще кое-что общее. Он ощутил внезапный прилив радости и счастья. В конце концов, все еще могло быть хорошо.

– Какие? – повторила она, и Ник понял, что на мгновение отключился, погрузившись в свои мысли.

Он начал говорить о замыслах работников «Взрыва», режиссера, Леза, еженедельно сводимых в толстую папку и передаваемых в отдел исследований. Во время обеда, за бутылкой вина они обсуждали политиков, представителей шоу-бизнеса, должностных лиц многонациональных корпораций, торговцев оружием, издателей – короче всех тех, кто мог представлять собой нечто большее, чем отражалось в их общественном имидже.

– Мне хотелось бы поработать над некоторыми из тем, – сказала Валери, когда стюард принес очередную порцию кофе. – У меня на примете есть тема, в которой я особенно заинтересована. Мне хотелось бы сделать программу о Лили Грейс.

– Лили, – задумчиво проговорил Ник. – Сумеем ли мы что-то новое сказать о ней, когда почти каждый продюсер в Америке, что-нибудь да сказал о евангелистах-телепроповедниках?

– Полагаю, она может оказаться совершенно иной. Она интересует меня тем, что не укладывается в ней ни в одну из категорий телепроповедников. Я почти ничего не знаю о ней, но не думаю, чтобы она сознательно была частью чего-то греховного, нечестного или преступного. В Лили есть нечто большее, но что именно, я хотела бы выяснить.

– Ты знакома с ней?

– Встречалась пару раз. Она удивительно молода, искренна и… чиста. Вряд ли через нее мы узнаем что-либо новое о телепроповедниках, чего бы о них не знали другие. Все сосредоточили внимание на коррупции.

– Тогда в чем же суть материалов?

Ник ожидал, что она начнет защищаться, как раньше, когда он высказал сомнение в отношении Скатигеры.

– Не знаю, – просто ответила Валери. На этот раз в ее голосе не было настороженности; только спокойное раздумие. – Я только учусь думать о материале в целом, а не как о потрясающей идее. Некоторое время назад я была в Грейсвилле, это поистине огромное предприятие. Фактически оно кажется безграничным, но все это до тех пор, пока люди присылают деньги; очевидно, огромные суммы. Мне хотелось бы разузнать об этом подробнее, особенно о том, как тратятся эти средства. Я не могу представить, что Лили такая же, как семейка Беккеров; тут что-то другое.

– Ты сказала, что не считаешь, что она участвует в происходящем. Полагаешь, что ее используют?

Валери думала над этим.

– Не знаю. Мне она показалась самостоятельной личностью. Но если она…

– Тогда Сибилла использует ее, – сказал он, видя ее колебания. – В таком случае Сибилла причастна к Грейсвиллю.

– Она отрицала свое участие.

– Знаю. Но между тем, что говорит Сибилла, и правдой очень часто бывает огромное расстояние. Если она принимает участие в Грейсвилле, тогда может получиться материал, далеко выходящий за рамки религии. Сибилла никогда не проявляла заметного беспокойства о состоянии человеческих душ.

– Да, но об этом думает Лили.

– Возможно. А ты уверена, что хочешь заняться этой темой? От Сибиллы не будет никакого содействия; она будет считать тебя врагом.

– Только в том случае, если она использует Грейсвилль в своих интересах, а у меня нет никаких доказательств или оснований так полагать. Я гораздо больше заинтересована в Лили; она представляется мне символом того, каким должен быть проповедник: быть лучше, чем то, что есть сейчас. Думаю, что может получиться потрясающая программа.

– Вдруг случится так, что в итоге пострадает Лили?

– Ты строишь догадки. Я же сказала, что верю в ее честность.

– Тем не менее, это не ответ на мой вопрос.

Валери колебалась.

– Если бы пришлось выбирать, то я считаю, что это важная программа, и стала бы ее делать.

– А если ты обнаружишь, что Сибилла занимается темными делами? К примеру, использует Грейсвилль, как ты сказала, в своих интересах?

Она пристально посмотрела на него.

– Важно разобраться до конца. Не для того, чтобы причинить боль Сибилле, – это было бы низко – а потому, что я делаю нечто важное. Во всяком случае, я считаю, что Сибилла действительно заинтересована в Лили; я думаю, ей нравится, чтобы кто-то молодой и впечатлительный зависел от нее, – Валери нерешительно замолкла. – Не знаю, куда это приведет, Ник. Но мне хотелось бы дойти до конца!

– Что ж, по-моему, об этом стоит подумать. Мы с Лезом обсудим это.

Ник взял ее руку легко и естественно, чувствуя облегчение от общения с ней, совершенно забыв, что после бурного разговора по пути из Сиены собирался вести себя осторожно. Какой-то миг рука Валери была безответной, затем ее пальцы вплелись в его, и он ощутил прилив радости. Между ними сохранялась еще напряженность, но главное – в них жила обоюдная готовность перешагнуть через фортификационные сооружения. И если они найдут способ и дальше делить друг с другом важнейшие события своих жизней…

– И еще, – сказал он, – если Лез согласится и ты примешься за полномасштабное изучение Лили Грейс и Грейсвилля, я хотел бы работать над этим репортажем вместе с тобой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 25

Торжественное открытие Грейс Отеля было назначено на июль; рабочие вели последние отделочные работы, когда Валери и София во второй раз приехали в Грейсвилль. Магазины, вытянувшиеся вдоль Мейн Стрит, были почти завершены, их стеклянные фасады отражали солнечные лучи; сквозь стекла виднелись рабочие, которые красили, монтировали полки, прилавки с компьютерными кассовыми аппаратами. Вдоль улицы высились столбы для освещения, выполненные в старинном стиле, и афишные тумбы; вокруг виднелись газоны с зеленой травой, посадки цветов и кустов; рабочие монтировали щиты для рекламы. На некотором удалении виднелись ряды будущих жилых домов, находившихся в разной стадии завершенности; один ряд был почти полностью закончен.

– «Маррач Констракшн», – прочитала София на борту одного из проезжавших мимо них трейлеров. – Интересно, кто владеет этой компанией.

Она взглянула вдоль улицы на другие трейлеры с тем же названием на бортах.

– Строительство такого города – настоящая золотая жила. Мистеру Маррачу, кем бы он ни был, крупно повезло.

Валери записала имя в блокнот. Они двинулись вдоль Мейн Стрит и вошли в здание отеля. Пока они шли по холлу, рабочие не обращали на них никакого внимания, затем они прошли в столовую, а потом по лестнице в мезонин. Повсюду красили стены: в залах для совещаний, административных помещениях.