– Да, это предел, – согласился Бассингтон. – Но мне не хотелось бы терять Олсена; он чертовски респектабелен…

Монт нахмурился.

– Перевес на другой стороне. Сиб, если бы ты была директором, то в подобной ситуации я чувствовал себя спокойнее.

– Нет, – ответила она. В ней все напряглось; она не любила сюрпризов. – Я не намерена быть на виду.

– А мне кажется, следует, – настаивал Монт. – Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы все мы были в одинаковом положении, на передовой.

– На передовой, – сказал Ворман и рассмеялся.

– У тебя все? – спросила Бассингтона Сибилла.

– Я поставил вопрос, – поспешно проговорил Монт. – Мне хочется, чтобы ты входила в правление. Фонд твое детище, у тебя все было спланировано еще до нашего появления, и ты чудесно поработала, нам правится то, что ты сделала. Однако все это в прошлом и мы запаздываем с новыми переменами.

Сибилла взглянула на Бассингтона.

– Почему? – спросил Бассингтон Монта. – Все идет отлично, к чему менять? Сибилла скромный человек, ей по душе находиться за кулисами. Меня восхищает это ее качество. Я не просил бы ее поступать иначе и не стану голосовать за то, чтобы ее принудить.

– Ну, давайте уж мы все не будем насчет скромности… – произнес Арч Ворман. – Однако проблема не в этом. Главный вопрос – деньги. Сибилла получает большую по сравнению с нами часть с каждого доллара дохода, и я от этого испытываю… неловкость.

Бассингтон взглянул на Сибиллу и быстро повернулся к Ворману.

– Ты со своей компанией «Маррач Констракшн» сейчас получаешь гораздо больше, чем раньше. Тебе следовало бы быть благодарным. Лично я благодарен. Бог свидетель: я никогда не думал, что стану миллионером. Слуги Господа редко бывают ими. Почему бы тебе для начала не одолеть свою алчность?

– Арч не единственный, кого бы я назвал алчным, – резко заметил Монт.

– О, постыдитесь! – воскликнул Бассингтон. – Постыдитесь, вы оба. Сибилла привела к нам Лили, она воспитывает и обучает ее, она завоевала ее доверие, так что теперь она работает как по нотам и принесла в этом году семьдесят пять миллионов долларов. А вы нападаете на Сибиллу. С вашей стороны это не по-христиански. И не разумно. Лили ценит Сибиллу, вы что – забыли?

Пока они осознавали, что так как Лили подчинена Сибилле, вся полнота власти у нее в руках, в офисе царила тишина.

– Поговорим об этом в другой раз, – пробормотал Ворман. – Я не настаиваю решать этот вопрос непременно сегодня.

– На следующей встрече, – сказал горевший от гнева Монт. – Или через одну.

Вновь наступила пауза. Сибилла перевела дух. От негодования она не могла говорить. Это она подобрала на улице этих двух полоумных дельцов, проповедника-неудачника и сделала их миллионерами, а теперь они думают, что смогут командовать ею. В любое время она сумеет избавиться от них; ей они больше не нужны.

В то же время она отлично понимала, что преувеличивает и нуждается в них, по крайней мере сейчас. Ей необходима строительная компания «Маррач», созданная Ворманом специально для постройки Грейсвилля, чтобы ей шла часть каждого доллара, расходуемого на строительство; нужен ей и Монт, непрерывно снабжающий стройку деньгами и приносящий им всем дополнительный доход; нужен ей и Бассингтон. Она вынуждена была признать и это, особенно когда вспомнила, как его крупное тело давило на нее сверху, а руки словно тесто месили ее тело. Он был также полезен для поддержания хороших отношений с публикой, помогал держать в узде Арча и Монта.

«Он пока останется, – думала она, – все они останутся… на какое-то время. Но затем они уйдут. Грейсвилль мой. Если они полагают, что смогут лишить меня хотя бы его части, то увидят, насколько глубоко заблуждаются».

Она повернулась к Бассингтону.

– Еще что-нибудь?

– Ну, – он быстро просмотрел записи, которые держал в руках. – Я думал о Джиме и Тамми Беккерах и всех обвинениях, которые против них выдвинули Джери Фалви и другие. Что за темные дни! Все эти слуги Господни указуют на них перстами, игнорируя наши молитвы; эти мысли не дали мне всю ночь сомкнуть глаз, наполнив душу печалью и отчаянием.

– Ближе к делу, – прорычал Монт.

– Итак, дело в том, что, похоже, весь этот шум не скоро угомонится, люди начнут выражать беспокойство по поводу телепроповедников – не именно Лили, а вообще. Они могут попридержать свои денежки, по крайней мере на какой-то срок. Вот мне и пришло в голову…

– Чертовы алчные, ничтожные негодяи, – взорвался Монт, изливая свою злость на Беккеров. – Не могли довольствоваться проповедями; нет, нужно им было гнаться за последним чертовым долларом… Они же ставят нас в опасное положение!

– Алчные, – проговорил Ворман и рассмеялся.

– Вот я и подумал, – продолжал Бассингтон, – что Лили сможет оказывать больший нажим на прихожан и телезрителей, когда просит выслать деньги, если будет говорить, что из-за роста расходов, цен, инфляции и тому подобного может сорваться открытие Грейсвилля в намеченный срок, если люди не пришлют нескольких дополнительных долларов.

– Неплохая мысль, – сказал Ворман, усмехаясь. – Возложить вину на верующих, если они допустят падение Лили.

Монт кивнул.

– Согласен. Но хочу, чтобы она поступала так же и по вечерам в четверг. Я уже говорил об этом.

– Лили отказывается, – сказал Бассингтон. – Ей вообще не нравится просить деньги, но она делает это, потому что Сибилла сумела убедить ее в важности подобного шага. По четвергам она отвечает на письма и выступает в роли утешителя. Она не будет этого делать.

– Поговори с ней, – сказал Монт, обращаясь к Сибилле. – Мы сможем дополнительно получить процентов двадцать.

– Знаю, – холодно ответила Сибилла. – Лили понимает, что я хочу, чтобы она делала это. И она будет это делать. Наступит момент, когда она согласится. Есть некоторые вещи, – произнесла она с подчеркнутым ударением, – которые не одолеть силой.

– Итак, – сказал Бассингтон в наступившей тишине, – есть еще какие-нибудь вопросы?

Сибилла вручила каждому из них по листку бумаги.

– Вот план, который я намерена вынести на обсуждение полного состава правления Фонда в среду.

– Членство, – проговорил Ворман, пробежав глазами страницу. – Пожизненное членство в рядах братства Грейсвилля? Интересно…

– Да, очень интересно, – воскликнул Бассингтон, дойдя до этого пункта. – Членство за пять тысяч долларов, предоставляющее членам братства право на пожизненное ежегодное пятидневное пребывание в Грейсвилле в отеле Грейс. Какая чудесная идея; какой жест любви и заботы; какое благодеяние для тех, кто не может позволить себе приличного отдыха!

Монт тонко ухмыльнулся.

– Благодеяние, – повторил он. – Именно для этого мы тут и находимся: совершать благодеяния. Мне нравятся эти цифры, – сказал он Сибилле. – Хотя, возможно, ты чересчур оптимистично настроена, ожидая, что в братство вступит около пятидесяти тысяч человек.

– Не считаю подобное предположение прожектерством, думаю, и ты тоже, – холодно ответила она.

– Что ж, следует обдумать это дело. Пятьдесят тысяч по пять тысяч… двести пятьдесят миллионов… хорошенькая, кругленькая сумма. Ты продумала, как решать вопрос с семейным членством в братстве?

– Нет. Это предстоит рассмотреть правлению и финансовому комитету.

Он согласно кивнул.

– Постараюсь что-нибудь сделать к нашей встрече в среду.

– Да, уж ты постарайся, чтобы к среде что-нибудь было.

Он изменился в лице; бросив на нее быстрый и злобный взгляд, проговорил:

– Да, мамочка, я обязательно постараюсь!

– Вот и хорошо, – радостно проговорил Бассингтон. – Почему бы нам не налить себе еще кофе и не отведать пирожков, а затем обсудим кандидатуру Ларса Олсена. Я был бы рад представить его как нового члена правления в среду.

Арч и Монт быстро переглянулись, соглашаясь сегодня вести себя спокойно. Они знали, придется побеседовать с глазу на глаз. Жадность Сибиллы превосходила все мыслимые границы, даже Бассингтон высказывал беспокойство по этому поводу, но придется терпеть пока не придумают, как отдалить Лили от Сибиллы. Было мало надежды на то, что подобное событие произойдет в ближайшем будущем, но они решили предпринять все возможное.


Проповедь, которую читала Лили, подходила к концу, когда Сибилла и Бассингтон возвращались в церковь по влажной примятой траве; из храма доносились звуки хора, исполнявшего финальный гимн, и голоса подпевавших прихожан. Посетители собора выстраивались в очередь у огромных двойных дверей, где их ожидала Лили, пожимавшая руки и произносившая приветливые слова напутствия прихожанам. Каждое воскресение эта церемония длилась около часа, и всегда Лили вела себя правильно: она улыбалась, и все ее действия, вплоть до последнего рукопожатия, были обращены к телекамере, даже тогда, когда та уже была выключена, а техники собирали свое оборудование. Сибилла часто напоминала ей, что нужно постоянно помнить о камере, даже когда ее нет, это лучшая тренировка. Тогда поведение перед камерой станет автоматическим, даже если голова будет занята другими мыслями.

Сначала Лили возражала.

– Я не хочу «играть» для камеры, Сибилла, меня интересуют люди, а не кинокамеры.

– Не сомневаюсь, что тебя интересуют люди; поэтому рейтинг нашей программы так высок. Но ты всегда должна помнить о камере. Она необходима тебе, Лили: как иначе сможешь ты достигать миллионов нуждающихся в тебе людей, но не имеющих возможности прийти в храм послушать твою проповедь?

– О, – согласно кивнула Лили.

Часто, оставаясь одна, она пыталась припомнить, почему совет Сибиллы казался ей таким разумным и неоспоримым, но пока не могла найти ответа.

Сибилла остановилась недалеко от угла церкви и смотрела, как Лили прощалась с последними посетителями. Изморось прекратилась, и никто не торопился уходить, Арч и Монт ушли к своим машинам; Бассингтон болтался поблизости, поджидая Сибиллу, чтобы отправиться позавтракать. Она знала, что на самом деле он предпочел бы отправиться к ней в поместье в Морган Фармс, которое прежде называлось поместьем Стерлингов, а ныне было переименовано и перестроено, и провести начало дня с ней в кровати. Однако сегодня он получит отставку; у нее полно дел и без оргазмов Флойда Бассингтона. «Он становится невыносимым», – подумала она. Но затем вспомнила о своем решении не торопиться; он ей еще нужен. Еще несколько месяцев умелого обращения – для нее это вовсе не трудно, просто потребует времени и потому раздражает.