– «Том, – шептала она. – Делай со мной, что хочешь…»

Валери едва могла устоять, ее трясло от стыда. Ей не приходилось раньше смотреть «Искусство любви», и никто не говорил ей о том, что это едва прикрытая порнография. «Наихудший вариант, – с отвращением подумала Валери, – женщина обожает унижающего ее мужчину. Зачем Сибилла это ставит?»

«Потому что люди смотрят это».

Валери знала, что «Искусство любви» закупили на тридцати пяти телерынках, и этот сериал первенствовал среди идущих днем мыльных опер. Когда Сибилла находила зрителя, она потакала ему, какой бы ни была рассчитанная на него программа. Она производила то, что нравилось людям, или умела создать предложение, организуя затем спрос на то, в чем еще никто не преуспел.

«И чего только она не сделает ради денег», – подумала Валери.

А потом она подумала об остальных: об Эле Славине, Лоле с Томом, о постановочной группе, режиссерах, операторах и их ассистентах… и о Валери Стерлинг. «Все мы работаем на порнуху Сибиллы. Мы ничем не лучше ее».

«Нет, – рассудила она, – все же это не совсем так. Это наша работа, и, наверное, в каждой работе есть то, чего лучше не делать. Кто я такая, чтобы решать, что всем нам следует покончить с изготовлением порнографических сюжетов? Только Сибилла действительно может и имеет право выбирать».

Площадку подготовили для съемок следующей сцены, и Валери услышала в наушниках голос Эла:

– Валери, придвинь-ка телефон поближе к кровати. И проследи, чтобы ковер не мешал, когда камера начнет двигаться в сторону ванной. Чертовски обидно, что мы не сможем заснять прелести Тома под душем.

Она все точно исполнила, но мысли ее витали далеко. Никогда раньше ей не приходилось задумываться над тем, как люди относятся к работе, которую приходится делать, нравится ли она им, или им приходится жертвовать чем-то ради работы, без которой не прожить. Но теперь и она стала частью этого мира, и она поражалась, как много нужно внести корректировок в свои представления о жизни. Почему никто не протестует? Эл кажется счастливым, а Гас Эмери и подавно. Лола и Том выполняют то, что им велят – приходится ли им драться, насиловать кого-то или быть изнасилованным, или просто завтракать, – с таким обыденным видом, с каким сидят за кассой или выписывают счет. Каждый исполняет заданную работу и совсем не кажется несчастным.

Может быть, они получают за это хорошую зарплату? «Мне должны платить больше, – решила Валери под конец рабочего дня, когда рабочие монтировали площадку для завтрашних съемок. – Если Сибилла не позволяет мне делать то, что я хочу, пусть, по крайней мере, платит мне столько, чтобы на это можно было существовать».


Но на этот раз она не врывалась в кабинет Сибиллы. Она решила выбрать удачный момент.

Тем временем она выполняла рутинную работу, раздражаясь и скучая от того, что она была так незамысловата и утомительна: выполняла поручения, обзванивала тех, кто выигрывал призы в телевикторинах, проверяла реквизит для «Искусства любви», готовила кофе, приносила бутерброды для ланча, отмечала изменения в сценариях, созванивалась с агентами, чтобы получить право на прокат песни или сюжета, делала бесконечные ксероксы реквизитных списков, проверяла и согласовывала расписание передач… Она была единственным помощником двух режиссеров: ту же работу для других режиссеров делали их секретарши. Валери разрывалась, но времени на все это у нее не хватало.

– Он хочет, чтобы я рухнула, – сказала Валери Элу в конце третьей недели. – И все только потому, что когда-то я была богата.

Эл покачал головой. Он сидел за соседним столом, внося некоторые изменения в сценарий «Часа Милосердия».

– Тут есть еще кое-что. Это связано с миссис Морган. Мне кажется, он просто ревнует.

– Ревнует?

– Она уделяет тебе столько внимания, часто заглядывает сюда, ты знаешь, даже мимоходом, но делает это только ради тебя. Вот и создается впечатление, будто она постоянно наблюдает за тобой, что бы ты ни делала, даже если она сидит у себя в кабинете. Должна же ты была это заметить, это все видят. Думаю, что Гас боится, как бы ты не заняла его место; не сразу, конечно, но ты, кроме него, единственный человек, с кем она беседует.

Валери коротко рассмеялась.

– Гас может быть спокоен. Мы с Сибиллой вовсе не близки.

– Но ведь вы были знакомы раньше?

– Да, – ей не хотелось распространяться об этом, даже в разговоре с Элом. Она отложила листки сценария, который брошюровала. – Как я устала от всего этого, любая школьница справилась бы с этим. Мне следует поискать другую работу, Эл, такую, где я буду нормально себя чувствовать, буду делать то, что мне нравится.

– Почти все человечество мечтает об этом, – мягко возразил Эл. – Не отчаивайся, Вал, ты не проработала здесь и месяца. Найдем что-нибудь интересное и для тебя. Скажи, что бы тебе хотелось, и я попробую устроить это.

Валери улыбнулась, заметив, как серьезны его карие глаза. «Отличный товарищ!» Эл был счастливо женат и имел большую семью, так что Валери могла без опасений положиться на него.

– Спасибо тебе, Эл. Я думаю, Сибилла не захочет, чтобы я занималась чем-нибудь серьезным, но если вдруг, то я ловлю тебя на слове.

Мимо прошел Гас Эмери и жестом позвал Эла.

– Будь добр, сделай в воскресенье программу с Лили.

– Как скажешь, – с легкостью согласился Эл. – Что-нибудь особенное?

– Да нет, – покачал головой Гас. – Обычное дело. Ребята внесут в церковь оборудование и снимут передачу; они знают все наизусть. Тебе нужно прокрутить это в монтажной и попробуй добиться того, чтобы все вышло без ложного ханжества.

– А ты? Берешь недельный отпуск?

– Меня привлекают на помощь пчелиной матке. Она купила поместье с лошадьми в Мидлбурге, хочет, чтобы я помог ей перетащить барахло.

– Да у нее уже есть одно поместье. В Лизбурге, кажется?

– Она купила побольше. Поместье Стерлингов, – Гас повернулся к Валери. – Имеет к тебе какое-нибудь отношение?

Она словно заледенела.

– Нет.

Они оба смотрели на нее.

– Мне нужно работать, – проговорила она одними губами и поднялась. Оглядываясь, словно не понимая, где и зачем она находится, Валери пошла прочь к своему столу.

«Теперь оно будет принадлежать другому, я больше никогда не пройду по этим комнатам, не буду скакать на лошади по этим полям, не буду рвать цветы в саду и в оранжерее…»

Она продолжала идти мимо своего и прочих столов, дальше по коридору в сторону студии. Там было темно и промозгло; студия опустела до завтрашнего утра, когда в ней опять закипит жизнь. «Она не может владеть им. И никто не может. Оно мое».

Но ведь не просто кто-то чужой купил поместье Стерлингов. Весь ужас был в том, что купила его Сибилла.

И все же, что за разница, кто его купил? Еще вчера она не знала имени нового владельца, а сегодня знает. Ну и что с того, если самое главное заключается в том, что она потеряла его и никогда больше не будет в нем жить?

Но разница была. Она почти звериным нюхом чувствовала, что Сибилла выслеживала ее годами, следовала за ней по пятам в магазины за тряпками и косметикой, занималась верховой ездой и охотой, перенимала все – даже Ника, – с отчетливостью подумала Валери, – а теперь вот поместье Стерлингов. Поначалу Валери казалось, что Сибилла хочет перенять ее стиль жизни, но теперь было похоже, что она желает отобрать у Валери все, что та имела.

«Как будто она хочет наказать меня. Но что я ей сделала? Я думала, что помогаю ей; она пришла ко мне в Нью-Йорке, и я…»

«Нет, – внезапно поняла она, – не в Нью-Йорке. Раньше». Память тащила ее в прошлое.

Стэнфорд.

Что-то она сделала… нет, что-то сказала, что было неприятно Сибилле. Ерунда какая-то, ко Сибиллу тогда исключили. Вот почему она возобновила с ней дружбу в Нью-Йорке, она чувствовала себя виноватой. И пыталась вину загладить.

Она стояла в раздумье посреди студии, мысли ее кружились.

Это было одиннадцать лет назад.

Валери зашагала вдоль софы, на которой разыгрывалось столько сексуальных сцен, день за днем, за исключением тех, когда софу использовали для съемок передачи «Дома с преподобной Лили Грейс».

«Я совершила какую-то глупость, которую она все еще помнит спустя столько лет и хочет меня наказать. Господи Боже, а если все это время она только и ждала возможности…»

Она даже почти забыла ту боль, которую принесла ей потеря поместья Стерлингов. «Чего же еще она хочет? Если бы у меня был муж, она, наверное, захотела бы и его. Но у меня нет мужа, у меня больше нет ничего, что можно захотеть отнять. Не значит ли это, что она уже удовлетворена?»

Валери содрогнулась. Хищный образ выслеживающей ее Сибиллы промелькнул у нее перед глазами.

Но это же безумие. Даже если Сибилла не была больше ее другом – то есть, наверное, никогда не была, – и всегда считала себя врагом Валери, не была же она чудовищем; она же разумный человек.

«Ладно, не будем утрировать, – решила Валери, невольно улыбнувшись. – Не желаю искать причины ее поступков, не желаю копошиться в прошлом. Но кое-что я хочу заполучить от нее, и, Господь свидетель, она даст мне их.

Я должна получить куда больше за ту работу, что я здесь делаю.

И я хочу ту работу, которую она обещала мне. Мне пока не нужно специальных передач, но как только будут готовиться к эфиру новые интервью, она должна будет поручить их мне».

Чувство собственного достоинства всколыхнулось в ней. «Я показала ей, что я умею работать. Я не жалуюсь, я делаю все, что скажут. И взамен я хочу получить кое-что».

Ведомая чувством своей правоты и благородного негодования, она двинулась назад по коридору в офис Сибиллы.

– Мне надо ее видеть, – заявила она в приемной, как и три недели назад, и распахнула дверь.

Сибилла говорила по телефону.

– Я сообщу тебе расписание встречи совета директоров послезавтра. Позвони Арчу и Монту прямо сейчас, нам нужно… – она подняла глаза. – Я перезвоню, – она швырнула трубку на рычаг. – Моя секретарша обязана сообщать, когда кто-то хочет меня видеть.