– Он заботился о тебе, это правда. – Ди медленно покачала головой. – Бедная Валери, ты даже не можешь хорошенько разозлиться и возненавидеть его. Ты все еще жалеешь его. Он умер таким молодым, и вы так славно жили вместе… Какое несчастье! Жаль, что мне нечем помочь тебе.

– Ты мне и так здорово помогаешь, – улыбнулась в ответ Валери – Ты просто прелесть, Ди. Уже целый месяц ты все это выслушиваешь.

– Может быть, мне придется слушать это и еще несколько месяцев, – ласково заметила Ди, вставая. – Мне уже пора, я взяла с собой Эмили пройтись по магазинам. Жаль, что ты не можешь пойти вместе с нами. Эмили так любит ходить по магазинам с нами обеими. Она называет нас «мои две шикарные мамочки».

– Я сразу присоединюсь к вам, как только ноги смогут пронести меня по «Бергдорфу», – лицо Валери вдруг изменилось. – Господи, я и забыла, что это уже не для меня.

Глаза их встретились, когда они обе вспомнили о той разнице в средствах, которая теперь была между ними.

– Но ты будешь давать Эмили советы, – предложила Ди. – Твой вкус совершенно не зависит от твоей чековой книжки, – она нагнулась и поцеловала Валери. – До завтра.

Как только она ушла, рассудительность покинула Валери, уступив место бессвязным мыслям и негодованию, страху за будущее и жалости к самой себе. «Я этого не вынесу», – думала она в панике. О каком «Бергдорфе» вздумала она вспоминать, если даже не знает, хватит ли ей на хлеб насущный!

Все прочие ее друзья, менее близкие, чем Ди, пытались объяснить ей как можно мягче, что у нее нет ни профессии, ни привычки или достаточного характера, чтобы самой зарабатывать на жизнь. «Ты хоть умеешь планировать бюджет?» – спрашивали они ее. Она не умела, она никогда не занималась этим. Помимо этих визитеров приходили следователи, которые занимались их авиакатастрофой и остатком ее денег, каждым вопросом подвергая ее вновь в состояние стыда и сожалений, которое захлестывало ее всякий раз, когда она думала о Карле.


– Просто не могу поверить в то, что он наделал! – восклицала Сибилла.

Она уже в третий раз приезжала в Нью-Йорк после того, как разбился их самолет, и сидела у постели Валери в квартире ее матери.

– Он всегда казался таким приличным, благополучным человеком, совсем не похож на этих…

– Сибилла, мы же уже обсудили все это, – напомнила Валери.

У нее в руках были пяльцы, в последнее время она пристрастилась к вышиванию. Ей нравилось отвлекаться таким образом: это остужало ее гнев и даже доставляло удовольствие наблюдать, как на кусочке ткани появляется затейливый персидский узор. Но отчего-то Сибилла всегда заставляла ее нервничать так, что она не могла сделать ни стежка, и поэтому Валери отложила вышивание в сторону.

– Мне совершенно неинтересно обсуждать, был ли Карл приличным человеком. Очевидно, не был.

– Но ты не можешь не говорить об этом, иначе тебе никогда не докопаться до правды. Неужели у тебя нет никакой зацепки насчет того, что он делал, что думал… Ты же жила с ним вместе, должна же ты о чем-то догадываться.

– Только не о деньгах, – резко бросила Валери.

Но Сибилла продолжала настаивать.

– Тогда о чем же? О чем ты можешь догадываться? О чем?

– Нет, – сказала Валери после мучительной долгой паузы. – Ни о чем.

– Валери, расскажи мне все, ты можешь со мной поделиться. Тебе лучше выговориться, а я помогу тебе.

Валери молча разглядывала ее.

На Сибилле был кашемировый костюм, сильно приталенный, на одном пальце сиял крупный бриллиант, на другом переливался изумруд. Ее золотые серьги, совершенно очевидно, были от Булгари, надушена она была «Шехерезадой», и явилась она в манто. «Одета специально для дневных визитов, – поняла Валери. – Банковский счет Сибиллы в порядке».

Ее снова захлестнула волна паники: у Валери больше не было банковского счета. Она все слишком долго принимала на веру… и все рухнуло, ничего не осталось. А у Сибиллы теперь есть все, следует быть с ней помягче. Она чуть не расхохоталась диким, безудержным смехом, который едва смогла сдержать.

– Расскажи, – не отставала Сибилла. – Расскажи о Карле, вспомни все, что он говорил или на что намекал… Может быть, мы сможем догадаться, что же произошло?

Валери качала головой. «И что это Сибилла так заинтересовалась Карлом. Они и встречались-то два или три раза. Но мне известно, почему. Ответ всегда один и тот же: Сибилла выпытывает у меня все, чтобы потом собезьянничать то, что я делаю. Стрельба из лука, верховая езда, охота, даже поместье в Вирджинии…»

«Быть может, она и безвредна, – думала Валери, – но мне противно ее приставание. Оно всегда претило мне. Еще пара минут, и она просто вылетит отсюда».

– Я сама подумаю обо всем этом, – произнесла она вслух, – а уж потом поведаю всем остальным. Лучше расскажи о своей работе. Сколько новых передач тебе удалось выпустить?

Сибилла раздумывала. Она опустошила свой стакан и поставила его снова на столик, чтобы Валери долила его.

– Четыре я продала, а теперь ставлю еще три: мыльную оперу и два музыкальных шоу. Прошлым летом я продала два игровых шоу. Разумеется, я продолжаю раскручивать «Час Милосердия», и это мое самое грандиозное шоу, но мне приходится буквально отрывать Лили от ее нового увлечения: она совершенно поглощена Грейсвиллем.

– Грейсвиллем?

– А ты еще не слышала о нем?

– Нет, откуда? Разве газеты писали об этом?

– Еще нет. Но Карл приезжал посмотреть храм.

– А, да, помню. Ты рассказывала об этом тогда за ланчем. И я еще спросила, не собираешься ли ты возводить город вокруг церкви.

– Я даже и думать не думала о городе, пока ты не упомянула об этом, – призналась Сибилла, – а потом мне показалось, что это отличная мысль. А Лили просто пришла в восторг от нее.

– Значит, ты строишь город. Грейсвилль. Настоящий город?

– А как же! Магазины, театры, гостиницы и жилые кварталы, больницу – все…

– И церкви?

– Храм.

Валери едва заметно улыбнулась.

– Если город настоящий, то почему там будет царить одна религия?

– Те, кто приезжает в Грейсвилль, хотят приблизиться к Лили Грейс. А тем, кто в нее не верит, незачем приезжать. Мне они не нужны.

В открытую дверь постучалась Розмари Ашбрук.

– День-деньской с посетителями, – кивнула она Валери и со светской улыбкой повернулась к Сибилле. – Прошу прощения, но мне просто приходится вставать на защиту дочери. Сама-то она никогда о себе не подумает.

На лице Сибиллы отразилось неудовольствие, но она быстро поднялась, попрощалась и вышла в прихожую. Валери пошла ее проводить, ощущая острую боль, отдающуюся в ногах при каждом шаге, хотя прошло уже два месяца после катастрофы.

– Хорошо, что ты меня навестила, – сказала она, опираясь на косяк около Сибиллы. – И спасибо тебе за цветы.

Цветы приносили каждый день с карточкой «От Сибиллы с любовью» – громадные роскошные букеты, которые сильно напоминали Валери пышно обставленные похороны диктаторов и мафиозных бонз. Она всегда выкидывала ленты, словно готовые вот-вот захлестнуть кого-то, а потом составляла пять-шесть небольших букетов из огромной охапки рассыпавшихся цветов.

– И еще спасибо за то, что пришла на похороны Карла. Очень любезно с твоей стороны.

– Я не могла оставить тебя, – отозвалась Сибилла. – Я навещу тебя, как только смогу, у нас совсем нет времени… Но если захочешь поболтать – звони, звони в любое время. Ты же знаешь, я хочу тебе помочь.

В холле они коснулись друг друга щеками, и мать Валери захлопнула дверь.

– Какая преданность, – заметила Розмари. – Удивительно, что она наведывается так часто, живя в Вашингтоне. Валери, тебя ждет в библиотеке Дэн Лисигейт с тем детективом, как же его зовут? Ты не хочешь поговорить с ними? Я могу сказать, что ты себя плохо чувствуешь.

– Нет, я побеседую с ними, мамочка. Я же должна знать, что им удалось установить.

Говоря это, Валери уже направлялась так быстро, как могла, в библиотеку.


Мужчины поднялись ей навстречу, и Лисигейт подвинул ей кресло. Валери не дала ему произнести обычный светский монолог, с которого он всегда начинал каждую встречу.

– Дэн, все это меня мало волнует. Расскажи мне лучше, что вам удалось разузнать.

– Да, разумеется. Разумеется, тебя волнует это, и я расскажу тебе все без утайки. Валери, это не самая приятная из историй. Скажу также, что для тебя с матерью у меня нет добрых вестей. Не могу не повториться, поведение Карла меня потрясло, даже вообразить не могу, что у него было в голове…

– Нельзя ли перейти к делу? – перебила Валери раздраженно.

– Да. Ну, прежде всего позволь обрисовать тебе общее положение вещей. В сентябре прошлого года Карл сделал несколько неудачных вложений. Крайне неудачных. На этом он потерял больше пятнадцати миллионов долларов. В следующие три месяца, к началу нового года, он добыл почти тринадцать миллионов долларов. В декабре он купил у своего брокера эти тринадцать миллионов, переведенные в боны. Дальше мы ничего не смогли узнать. Боны не зарегистрированы, и дело это так же непостижимо, как и авария. Нигде нет и следа, а скорее всего они уже не всплывут. Мы знаем наверняка, что Карл отчаянно стремился вернуться из Адирондака в первых числах января, похоже, для того, чтобы произвести какие-то операции с этими бонами, но теперь нельзя быть в этом уверенным наверняка.

Валери слушала его так бесстрастно, как будто речь не шла о ее собственном разорении.

Лисигейт показал на сидящего рядом с ним мужчину.

– Фред может рассказать тебе, что ему удалось разыскать.

Детектива Фреда Берстина нанял Лисигейт после гибели Карла. Он вел свое расследование одновременно с тем, которое осуществлял Национальный комитет безопасности на транспорте. НКБТ проводил расследование всех аварий со смертельным исходом, и обычно результаты этих расследований становились известны не раньше, чем через год.

Валери знала, что специальная команда изучала место аварии и то, что осталось от самолета, что другие специалисты занимаются показателями полета, находящимися в «черном ящике», допрашивают Тэрэнтов, Лили и служащего аэропорта в Лэйк Плейсиде. Знала и то, что медицинский отчет будет приложен к остальным исследованиям: анализы показали, что Карл не употреблял перед полетом наркотиков и алкоголя, что он умер от страшного повреждения головного мозга.