– Господи, да еще рано!

– Ну, конечно же, рано. Ты говорил, что тебе надо уйти в пять, я бы не дала тебе проспать. Ты сердишься на меня?

– Что ты, нет, конечно.

Он взглянул на часы: половина пятого. У него еще было время заскочить в офис по дороге домой. Его одежда была грудой свалена на полу, и он принялся одеваться.

– Ник! – она соскользнула с постели и обвила его шею руками, прижимаясь к нему всем телом. – Ты обещал, что мы пробудем вместе весь день. Иди ко мне, у нас еще куча времени.

Его руки начали было отталкивать ее, но как-то само собой получилось, что вместо этого она оказалась в его крепких объятиях. Она была такая теплая и необыкновенно нежная, с розовой, как у ребенка, кожей, с покрытыми ямочками руками; волосы ее растрепались, а тело вздрагивало и трепетало, хотя он пока лишь просто обнимал ее. Откинув назад голову, она посмотрела на него с. легкой улыбкой и так и оставалась в его объятиях, пока он вел ее по мягкому ковру к постели. Неожиданно грубо он повалил ее на постель, опускаясь рядом, скользя рукой у нее между ног.

– Как хорошо, – выдохнула она ему в губы. – Хорошо, хорошо…

Ее острые ноготки оставляли крохотные царапины на его коже, ее воркованье отдавалось у него в голове, а солнце нещадно палило. Приподнявшись, она подалась ему навстречу, и Ник притянул ее к себе, чувствуя ее ответные движения, слыша ее постанывания, пока все не затопили ее мягкость, ее нежность и уступчивость и белое полуденное солнце.

Но позже, возвращаясь домой, он чувствовал к себе только отвращение. Он ведь даже не мог вспомнить ее имени.

Иногда он месяцами спал один: это бывало, когда работа отнимала все его время, а редкие свободные часы он проводил с Чедом. Но когда случались передышки перед тем, как новая рутина успевала поглотить его, у него было столько женщин, сколько ему хотелось. О, после Пари их перебывало довольно: женщины на день или на вечер, или реже – на неделю или на месяц; женщины, которые, как и он, хотели бы устроить свою жизнь. Но он никогда не водил их к себе домой, о большинстве из них Чед даже не догадывался. Раз или два он обедал вместе с Чедом у кого-то из них, когда у него возникали надежды на что-то серьезное. Но ничего не выходило. Ни с одной из них не получилось ничего хорошего. Ни одна из встреченных им женщин не обладала колдовской притягательностью Валери, и он не думал, что позволит еще раз любви внести сумятицу в его жизнь, как это было с Сибиллой.

«Кристи, – подумал он, подъезжая к гаражу и нажимая кнопку дистанционного управления, чтобы открыть его. – Вот как ее звали, как же это я мог позабыть?» Кристи Лителл – медсестра, очаровательная женщина, самая податливая из встреченных им. И совсем не та, с которой он хотел бы связать свою жизнь…

Чед, как и каждый вечер, уже поджидал его, прислушиваясь к звукам захлопнувшейся двери гаража, потом выскакивал через парадную дверь на крыльцо и скатывался по перилам с весьма недовольным видом.

– Я жду тебя целый час, – обиженно заявил он.

Расхохотавшись, Ник обхватил его за плечи:

– Я встретился на углу с одним маленьким дракончиком.

– Неправда, – потряс головой Чед. – Драконы всегда громадные.

– Но этот был хотя и маленький, но очень сильный. Знаешь, сколько раз он отжимается, чтобы накачать мускулы?

Чед хихикнул.

– А зачем они ему? Чтобы убивать плохих людей?

– Нет, он не верит в то, что можно вершить правосудие своими руками. Его самый мощный мускул – его язык, он съел целую гору спаржи, чтобы накачать его, и теперь он облизывает плохих людей и загоняет их в тюрьму.

– Не может быть!

– Почему же? Он облизал и мою машину. Принял меня за грабителя и обслюнявил своим языком. А потом разобрался, что я парень ничего себе и что меня ждет ужасно непослушный сын, и отпустил меня. Зато здорово помыл машину, так что, если ты мне не веришь, можешь пойти, сам убедишься.

Хихикая, Чед побежал посмотреть на машину, которую Ник вымыл как раз сегодня утром, а довольный Ник отправился на кухню. У этой игры – ритуала его ежевечернего возвращения домой – не было правил: каждый вечер нужно было выдумывать новую историю, и ему приходилось ломать голову над ними. «С компьютерами куда легче, – думал он. – Терпеть не могу сочинять эти истории, да еще так, чтобы они казались правдоподобными».

Он рывком отворил кухонную дверь и улыбнулся Елене. Всего два месяца назад она вышла замуж, и Ник отправил ее вместе с мужем Мануэлем в отпуск – свой медовый месяц они провели в Мексике, куда ездили проведать родителей, а сестра Елены пока присматривала за Чедом. Сейчас Елена с Мануэлем поселились в квартирке над гаражом в новом доме Ника в Долине Портолы. Этот дом Ник купил в январе, когда они как раз были в Мексике, – а Сибилла позвонила ему и сообщила, что они с Эндербаем уезжают в Вашингтон и она так занята, что никак не сможет выбраться в Калифорнию. Чед носился по всем двенадцати комнатам и вопил, что он потерялся, что никогда больше не встретится с папочкой, а Елена ни за что не разыщет их здесь, когда вернется. Затем он принялся украшать свою комнату, разрисовывая стены, для которых Ник подбирал особенные обои и занавески им в тон, и разбрасывая по всей комнате игрушки.

– Им будет одиноко в этом странном доме, если они не смогут меня видеть, – торжественно провозгласил он, и Ник рассмеялся и оборвал свои занудливые нотации о том, что Чеду следует быть организованным и аккуратным со своими игрушками.

Дом был большой и холодный, мастерски отделанный девушкой Тэда, которая жила вместе с ним в таком же внушительных размеров доме в квартале от Ника. Часто работая до поздней ночи в кабинете Ника, когда Чед засыпал, они с Тэдом понимающе переглядывались и усмехались друг другу, вспоминая гараж, куда они переехали из дома родственников Тэда.

За три года после их торжественного вселения в этот гараж они все расширялись, восемьсот служащих работало в шести арендуемых ими зданиях, каждую неделю они отгружали по тысяче компьютеров, а объем продаж приближался к ста миллионам долларов в год; у них обоих брали интервью для калифорнийских газет и журналов. Благодаря блестящему дарованию Ника в программировании, от составления программ до сочинения новых игр, и техническим талантам Тэда, незаменимого по части принтеров, мониторов, дисководов, компьютерной связи, компания «Омега» процветала, не уступая никому своего лидирующего положения в отрасли.

Теперь Нику не нужно было заниматься изнурительной ежедневной деятельностью в «Омеге». Он решил возложить все рутинные дела на генерального директора и руководителей отделов, сосредоточившись на том, что он сам с гримасой называл президентскими делами: оставаясь лидером и миротворцем в самой компании, он искал рынок сбыта для ее продукции по всему миру. В то же время он возглавлял отдел по разработке модели «Омега 2000», которая была таким же революционным шагом вперед, каким несколько лет назад была «Омега 1000».

Они с Тэдом решили выпустить «Омегу 2000» в этом году, когда их фирма превратится в государственную корпорацию.

Всю прошлую осень и зиму Ник без устали встречался с юристами и представителями страховых компаний, с которыми готовил документацию для новой «Омеги». То и дело он предпринимал короткие поездки по стране и в Европу, возвращаясь, чтобы побыть с Чедом, прежде чем улететь, снова и снова, – и так продолжалось шесть месяцев. Страховые агенты путешествовали вместе с ним, были его советниками, инструкторами и даже, как он признавался не без иронии, дуэньями, потому что сам он был слишком занят, чтобы заниматься чем-то, кроме компьютеров. В каждом городе он вел переговоры с инвестиционными банками и фондами, с любыми учреждениями, которые можно было заинтересовать в продукции фирмы и убедить их заключить соглашение на покупку большого пакета акций «Омеги», когда они появятся весной на рынке. Поскольку – президентом компании был он, то и делать все это приходилось ему одному.

Поначалу он вел себя негибко и самодовольно, как дрессировщик на арене цирка. Он с неохотой рассказывал о себе и совершенно не выносил формальностей обсуждения с проектировщиками и чертежниками всех этих раскрашенных карт и графиков, фотокопий документов по истории компании и финансовых отчетов.

Но постепенно он вдруг поймал себя на том, что все это начинает ему даже нравиться. Ему нравилось говорить о компании; они с Тэдом создали и выпестовали ее, так что относились к ней почти как к своему ребенку. Годами он рассказывал на званых обедах с друзьями о Чеде – показывал его последние рисунки и описывал его подвиги и словечки, его поразительный характер и необыкновенный ум, не переставая при этом удивляться, какие зануды его друзья, даже женатые, даже самые милые. И об «Омеге» он мог распространяться сколько угодно: ведь к нему и приходили послушать об этом. Им хотелось услышать и о нем самом, и тут все тоже обстояло нормально, пока он рассказывал о себе как о президенте «Омеги» и пока он мог не кривить душой.

Однажды утром, считая, что он уже достиг наибольшей высоты, он переписал часть своей вступительной речи, не предупредив страховых агентов, и когда он, встретившись за деловым завтраком с группой инвесторов, вдруг сообщил о кризисе на «Омеге» с партией в полторы тысячи компьютеров, ситуация сложилась пиковая. Страховые агенты смертельно побледнели, банковские служащие казались ошеломленными, но Ник сумел обыграть это рискованное заявление.

– Когда президент заходит так далеко, что спотыкается и готов расшибить себе лоб, – сказал Ник, – то он либо смертельно ранен и его можно списывать со счетов, либо он попытается проанализировать, что же он делает, и тогда поймет, что он лишает своих лучших работников возможности проявить себя в том, что они умеют и любят больше всего. У нас в «Омеге» множество непревзойденных инженеров, талантливых, дерзающих и совершенно независимых. Они на самом переднем крае этой безумной отрасли, которую мы сами формируем по мере продвижения вперед. И все вместе они работают, как ребятишки в песочнице, при условии, что вы оставили их в песочнице одних. Но они не пошевелят и пальцем, если вдруг вы вздумаете принимать за них решения или сделаете хоть часть той работы, которую они считают своей. Это я выучил назубок. «Омега» – ведущая компания в Кремниевой долине, потому что она ориентирована на квалифицированных инженеров, которые никому не позволят выполнять свою работу. В эти дни мне приходится заниматься здесь, сейчас этой работой, и это только потому, что лишь я один могу ее выполнить, а если я вдруг забудусь, есть много людей, которые сумеют напомнить мне об этом.