Трехерн покраснел.

— Вы понимаете, положение несколько затруднительное.

— Благодаря Саре — ни в малейшей степени, — твердо сказал Криспин. — Мы причинили ей боль, а она была достаточно благородна, чтобы забыть об этом — ради Мэри. Если Дебора не может относиться к гостье в моем доме хотя бы вежливо, тогда ей лучше пока держаться в стороне.

— Криспин! — В голосе Сары прозвучало изумление. — Вы не должны позволить мне становиться между вами и… и женщиной, на которой вы собираетесь жениться.

Его лицо не изменило выражения, но Сара заметила, как мускул задергался на его щеке.

— Я поговорю с Деборой, — хрипло произнес Эдвард.

— В таком случае я советую тебе сделать это сейчас, — холодно произнес Криспин. — Потому что она, похоже, всякий раз расстраивает Мэри. В качестве врача моей сестры ты, я полагаю, едва ли можешь это одобрить.

Эдвард беспомощно посмотрел на Сару, а потом быстро проследовал в гостиную, едва не столкнувшись с Бертой, которая прибежала на звон колокольчика.

Когда девушка вышла, чтобы принести вина, Сара сказала:

— Это было не слишком любезно с вашей стороны, Криспин. В конце концов, Дебора — сестра Эдварда.

— Она может быть сестрой Эдварда и женщиной, на которой я собираюсь жениться. Но я не позволю никакой женщине вести себя в этом доме так, словно она уже является его хозяйкой. Я не позволю тревожить Мэри или обижать вас.

И пока Сара смотрела на него — стоявшего с развернутыми плечами, с высоко поднятым подбородком, с побелевшими костяшками пальцев, потому что он сильно сжал руки, — она вдруг с ужасом вспомнила слова Мэри в день своего приезда: «Криспин — настоящий хозяин Клэверинга».

И она подумала о том, как теперь будут складываться отношения между Криспином и Деборой. Остается ли еще надежда на счастье между ними, где любовь, по-видимому, не играет решающей роли, как и между нею и Энтони? И мир неожиданно показался ей населенным человеческими существами, которые постоянно преследуют противоположные цели и только и желают, что ранить друг друга.

Но она спасла негра. И сделав это, она в очередной раз снискала доверие Криспина, и эта мысль доставила ей утешение.


— Сара, я настаиваю, чтобы сегодня ты вышла погулять, — сказала Мэри, и ее голос прозвучал твердо и настойчиво. — Я посижу на солнышке в саду и буду вполне довольна. Правда, моя дорогая, я чувствую себя лучше. Лечение Эдварда и твое общество дали положительные результаты. Теперь я убеждена, что через некоторое время снова буду чувствовать себя превосходно.

— Конечно же ты выглядишь лучше, — признала Сара. — У тебя на щеках даже появился румянец, да и лицо округлилось.

— В таком случае я прошу, чтобы ты поехала кататься с Криспином. Он должен объехать поместье и будет рад, если ты составишь ему компанию.

— Это он так сказал?

— Ему нет нужды говорить об этом. Совершенно очевидно, что твое общество ему приятно. Если бы только не ссора между нашими семьями… Но конечно же не стоит забывать, что и ты, и Дебора уже помолвлены. Ты так редко говоришь о лорде Бретертоне, что иногда я даже забываю о нем.

— Давай не будем об этом, — сказала Сара. — Я описала, как он хорош собой, как элегантны его одежда и манеры, какой он превосходный танцор и совершенный наездник.

— Но, моя дорогая, — мягко сказала Мэри, — разве это описание не подошло бы любому джентльмену из круга твоих знакомых? Я бы хотела узнать, что такого особенного в лорде Бретертоне, что заставило тебя влюбиться в него.

Сара почувствовала, что заливается краской.

— Что же еще мне сказать?

— Буду ли я права, если предположу, что не совсем безразлична тебе?

— И даже больше, — тепло поправила Сара. — Ты должна знать, как сильно ты мне дорога.

— Но почему? Ведь ты знаешь меня так мало.

— О, на это ответить легко. Ты нежна и добра, смела и мудра. В тот день, когда я приехала, ты заставила меня почувствовать себя дорогой, желанной гостьей. Любить тебя — это так естественно.

— И тем не менее у меня много недостатков, Сара. Ты должна была увидеть их.

— Я не могу припомнить ни одного. И даже если бы могла, это не имеет значения. Я все равно буду любить тебя всей душой. — Она заметила особое выражение в глазах Мэри. — Что ты пытаешься мне сказать?

Мэри взяла ее за руки.

— Моя дорогая, должна ли я говорить тебе это? Сара, пока не стало слишком поздно, загляни в свое сердце. Ты обладаешь такой громадной способностью любить, быть любимой и, боюсь, не меньшей способностью быть глубоко уязвленной. Правда ли, что то чувство, которое ты испытываешь к Энтони Бретертону, достаточно сильно, чтобы позволить тебе сквозь пальцы смотреть на его недостатки, прощать боль, которую он тебе причиняет?

Сара старательно избегала взгляда Мэри.

— Ты говорила с Криспином?

— Нет. Это мое собственное мнение. Я часто вижу На твоем лице печаль и тревогу. И ты бываешь расстроена всякий раз, когда получаешь весточку от тетушки Фебы. И даже письмо лорда Бретертона не развеяло сомнений, которые для меня так очевидны. Сара, ты дорога мне, словно родная сестра. Мое величайшее желание — видеть тебя счастливой в замужестве, окруженной детьми…

«Я пришлю серебряную ложку для вашего первенца».

Кто это сказал? Конечно, Криспин. Это было в Лондоне, и он сидел в ее экипаже. Теперь ей все чаще казалось, что брат и сестра говорят одним голосом.

Мэри продолжала говорить, пока они шли к каменной ограде сада.

— Ты можешь возразить мне, что я не имею права судить об этом, потому что никогда не была помолвлена.

— Я не скажу тебе ничего подобного. — Сара взглянула в тревожные глаза Мэри. — Ну хорошо. Это правда. Ты лишь высказала мои собственные сомнения. И поскольку ты так проницательна, могла бы ты в довершение всего предположить, что именно Энтони — любовник леди Стернер?

— Да, именно этого я и боялась. — Мэри с треском сорвала сломанную ветку с куста сирени. — О, если бы он был здесь, он бы узнал, как я на него сердита. То, что он посмел хотя бы посмотреть на другую женщину, в то время как у него есть ты…

Криспин, пройдя по террасе, присоединился к ним.

— Судя по выражению вашего лица и по тому, как вы обошлись с этой веткой, моя дорогая сестра, вы — в раздражении, что является превосходным знаком.

— Не могу постигнуть, отчего вы считаете это превосходным, — запальчиво произнесла Мэри.

— Оттого что это позволяет надеяться, что вы чувствуете себя лучше. Я вижу, что с этой минуты я должен более тщательно следить за своим поведением.

— Можете считать, что я — строгая учительница.

Он обнял ее за плечи:

— Так оно и бывает — время от времени, и деревенские дети эти прекрасно знают. Но похоже, Сара — последняя, кто пострадает от твоей строгости. Вам удалось остаться невредимой, маленькая кузина?

Мэри сбросила его руку:

— Криспин, я не в том настроении, чтобы терпеть насмешки — так же как и Сара. — И, увидев его удрученное лицо, быстро добавила: — Прости меня, дорогой, было бы нечестно бранить тебя за промахи другого мужчины. Ты возьмешь с собой Сару? Она с удовольствием бы прокатилась.

Криспин с готовностью повернулся к Саре:

— Это так?

— Если вы не возражаете. Мы поедем вдоль моря?

— Именно туда вы хотите поехать?

— Только если это удобно.

Мэри, смягчившись, смотрела на них обоих.

— Вы внезапно стали исключительно вежливы друг с другом. И похоже, море влечет Сару все больше и больше.

— Ты права, — согласилась та. — На этом пляже я чувствую себя такой свободной, способной забыть обо всех заботах. А вы оба к сегодняшнему дню уже должны были бы понять, что я пользуюсь любой возможностью отвлечься от того, что меня огорчает. Это моя слабость. Но мне кажется, что мало смысла пытаться справиться с проблемой, пока она не встанет перед тобой так остро. Неизвестно, что меня ожидает по возвращении в Лондон. Но сейчас я в Сассексе, и солнце светит, и Мэри набирается сил. Мне кажется нельзя сгибаться под грузом забот и надо благословить судьбу.


Они проехали через парк в деревню, где Сара с улыбкой встретила любопытные взгляды женщин. Она терпеливо ждала, пока Криспин перекинется словечком со стариком, сидевшим у дверей своего дома, а потом обсудит со своим управляющим починку крыши в амбаре. Когда они двинулись дальше, Криспин обратил внимание Сары на деревенских свиней, кормившихся в лесу прошлогодними буковыми орешками, и на деревенских гусей на пустыре, за которыми присматривала девчонка. Он стал говорить ей о раздельном хозяйствовании, обособлении общинных земель, о своих обязанностях землевладельца. К удивлению, Сара нашла все это чрезвычайно интересным, в особенности когда он нарисовал ей жизнь общины, в которой судьбы столь тесно переплетены, жизнь семей, которые не в одном поколении состоят друг с другом в родстве.

— Мэри может назвать вам имя и возраст каждого ребенка в деревне. То, что я сказал в шутку, есть истинная правда, может быть, она и сама говорила вам об этом. До того как она занемогла, она руководила деревенской школой. Дети ее любили, хотя она была с ними довольно строга.

— Мэри — строга? Мне трудно в это поверить.

— Разве вы не разглядели за ее мягкостью силу воли? Вам стоит вспомнить, что она взяла на себя заботу о Клэверинге в шестнадцать лет, а я в те дни не был самым кротким из братьев.

— Ну а теперь? — смеясь, спросила девушка.

Он улыбнулся в ответ:

— Надеюсь, что в настоящее время моя энергия направлена на определенные цели. И как я уже говорил, ваша мать приложила к этому руку.

— Криспин, — задумчиво спросила Сара, — жизнь Мэри, вероятно, изменится, когда Дебора станет хозяйкой Клэверинга. Думали ли вы об этом?