Сара возмущенно повернулась к нему:

— Я должна отчитываться перед вами в своих действиях?

— Если это касается моей сестры. Послушайте меня, Сара. Каковы бы ни были причины столь внезапного отъезда из Лондона, я прошу вас не разубеждать Мэри, что вы приехали исключительно для того, чтобы повидать ее. Что вы, оставаясь еще относительно свободной, воспользовались подходящей возможностью посетить деревню, к которой лорд Бретертон питает отвращение.

Отвернувшись от хозяина поместья, Сара принялась играть ножом на обеденном столе. Она понимала, что он безошибочно угадал — еще до того, как она сама сформулировала для себя эту мысль, — что Сара постарается излить на Мэри свои беды в поисках совета и сочувствия. Даже в первые полчаса знакомства Сара поняла, что в Мэри она нашла женщину, которая поймет ее, как никто в Лондоне понять не мог. Мэри не страдала от злобы, как леди Бретертон, или от ревности, как ее юные подруги. Сара была убеждена, что в Мэри, несмотря на внешнюю хрупкость, она найдет куда больше силы и мудрости, нежели в Фебе Торренс, которая, похоже, никогда ими не обладала. Саре казалось, что Мэри — тот самый человек, перед которым можно облегчить душу.

Криспин подошел к ней ближе и встал у нее за спиной.

— Вы всегда, всю свою жизнь были избалованной и испорченной. Вас вырастили с убеждением, что весь мир вертится вокруг Сары Торренс. Я прошу вас хотя бы раз в жизни подумать о ком-то еще. Если Эдвард не сможет предложить иного лечения для Мэри, то она умрет раньше, чем через год. — Игнорируя ее протестующий возглас, он безжалостно продолжал: — Я вижу, как она слабеет неделя за неделей, и силы оставляют ее. Она все еще настаивает на том, чтобы исполнять свои обязанности по дому, навещать больных в деревне, она не дает себе ни малейшего послабления. Здесь по соседству живут люди, которые по-настоящему нуждаются в ней и, в свою очередь, глубоко ей преданы. Но я не позволю обременять ее еще и вашими пустыми проблемами.

— Криспин! — Сара резко обернулась и оказалась с ним лицом к лицу — ее щеки пылали. — Как вы осмеливаетесь говорить со мной в подобном?.. — Она запнулась, встретив взгляд, полный презрения.

— Итак, это означает, что я ошибся? Разве вы не сбежали сюда — в первое же местечко, которое пришло вам в голову, чтобы рыдать на плече у Мэри, оплакивая свою первую любовную ссору?

Сара склонила голову:

— А если бы и так, что в этом плохого? Мэри так хотела, чтобы я приехала. Она бы не стала меня винить.

— Она бы не стала. Доброта Мэри не знает границ, как не знает их океан. И именно по этой причине я время от времени стараюсь оградить ее от того, что ей навязывают. Всю свою жизнь она отдала другим: она отдавала деньги, время, саму себя. В то время как вы покупали новые платья, обвешивали себя драгоценностями…

Сара изо всех сил сжала руки.

— Как же вы презираете меня, Криспин! Не представляю, что я могла сделать, чтобы возбудить в вас такую ненависть.

— Вы ошибаетесь, Сара, — сказал Криспин, не обращая никакого внимания на ее гнев. — Я не испытываю ненависти даже к вашему отцу, несмотря на произошедшую между нами ссору.

— Эта ссора, — горько повторила она. — Я больше не намерена блуждать во тьме, Криспин. Я требую, чтобы вы рассказали мне, в чем дело.

— Требуете? Это слишком сильное слово, чтобы его могла употреблять столь благовоспитанная девушка, как вы. Вы и с лордом Бретертоном так разговариваете?

Она злилась все сильнее и, наконец, обнаружила, что улыбается кривой улыбкой, которую по невежеству считала привлекательной.

— Мне нет нужды так поступать. Энтони никогда не отталкивал меня с такой… с такой… — И тут, обожженная воспоминанием, Сара закрыла лицо руками.

К своему изумлению, она почувствовала, как Криспин мягко обнял ее за плечи.

— Сара, мы ушли слишком далеко в сторону. Даете ли вы слово, что не разрушите иллюзии Мэри насчет причин своего визита и позволите ей и дальше верить, что прибыли исключительно для того, чтобы повидаться с ней?

Сара медленно подняла голову и посмотрела на него:

— Учитывая тот факт, что вы обо мне самого низкого мнения, почему вы думаете, что я сдержу слово, даже если дам его вам?

— Насколько я успел понять, две вещи говорят в вашу пользу. Первая — это то, что вы честны, насколько вообще может быть честной женщина. А другая — то, что вы, в отличие от большинства женщин, держите свои обещания.

— А могу ли я спросить, каким образом вы узнали обо мне столько хорошего?

Он пожал плечами:

— Письма тетушки Фебы поведали мне о многом за все эти годы. Ну а что касается остального, я судил, положась на свою проницательность.

— Как счастливы, должно быть, вы, если способны во всем на нее полагаться. Очень хорошо, я даю вам слово. А теперь не будете ли вы так любезны дать мне бумагу и ручку, чтобы я немедленно написала доктору Трехерну. Хотя, — тут Сара не удержалась от замечания, — он первый будет готов признать, что вина всецело лежит на нем.

Открывая ей дверь, Криспин сказал просто:

— В этом я сомневаюсь. Эдвард — самый добрый человек на свете. У меня нет сомнений, что вы каким-то образом его спровоцировали.

Криспин повел Сару в библиотеку, и она про себя отметила, что он намеренно шагает так быстро, что ей приходится едва ли не бежать, чтобы поспевать за ним. Он подвинул стул к большому тяжелому столу, достал перо и чернильницу и направился к выходу. У дверей он обернулся.

— Приказать седлать для вас смирную или резвую лошадь? — спросил он с насмешкой, которая сильно разозлила Сару, как и его презрение.

— Оставляю это на ваше усмотрение, — ледяным тоном ответила она, не оборачиваясь, — поскольку ваши суждения всегда столь безупречны.

Ответом на это был его смех. И когда Криспин заговорил, смех все еще звучал в его голосе:

— Кое-кто полагает, что море оказывает успокоительный эффект, Сара. Думаю, нам следует отправиться к нему сразу же, как только вы закончите письмо.

Услышав, как за ним закрывается дверь, Сара схватилась за перо. Но ее пальцы так дрожали от ярости, что буквы выходили кривыми и неровными, словно у старой женщины. Ей пришлось ждать целых пять минут, чтобы немного успокоиться и наконец написать записку Эдварду Трехерну.


Как только Сара увидела море, она невольно вскрикнула от восторга и удивления. Они ехали верхом по узким тропинкам, по скользкой земле, через поля, через лес, пока между деревьями не показалась высокая насыпь, изгибавшаяся влево и вправо. Копыта лошадей застучали по гальке, поднимая их на гребень, — и там было море. Синее, играющее солнечными бликами, набегающее ласковыми волнами на песок.

— Никогда не думала увидеть что-то подобное, — сказала Сара. — Ну что же, это ведь только вода — просто вода. Нет, не так. Ведь здесь еще есть птицы. Как быстро они летают и как золотит их солнце, когда они разворачиваются.

— Это чернозобики, — сказал ей Криспин. — А тех, черных с белым, с оранжевыми клювами, мы называем морскими пирогами. А этих…

— О, но ведь этих я знаю, — перебила его Сара. — Это чайки. В Лондоне их можно встретить у реки. Они так прекрасны, но так одиноки.

— Не всегда. Когда установится погода, вы увидите в море рыбаков. Несколько рыбацких лодок привязаны вон там, на берегу.

— Сейчас отлив, — счастливым голосом произнесла Мэри. — Давайте проедем по песку и заедем в воду. Я думаю, Саре это понравится, а я так хочу придумать ей развлечения, каких в Лондоне она никогда не получит.

Лондон. Она целых пятнадцать минут не думала о доме, осознала Сара, и это открытие повергло ее в шок. Она не думала ни о доме, ни об Энтони. Когда они отправились на прогулку, она безрассудно пожелала, чтобы он, а не Криспин скакал рядом с ней. А потом заметила пристальный взгляд Мэри, вспомнила предостережения Криспина и, выбросив сожаления из головы, пустилась в легкий, ничего не значащий разговор. Мэри называла ей деревни, которые то и дело виднелись среди деревьев, показывала шалаши угольщиков на лесных вырубках, описывая жизнь в устье реки. И вместо того чтобы ощутить досаду и скуку, Сара неожиданно поняла, что слушает ее со все возрастающим интересом, восхищаясь умением Мэри в нескольких словах нарисовать живую картину.

Когда они поскакали вниз по пляжу, она вдруг испугалась и попыталась повернуть лошадь назад. Но ее лошадь, натянув поводья, последовала за всадниками, Сара с опасением глядела, как вода завитками струится вокруг ног ее лошади. Но Мэри, ехавшая впереди, не выказывала ни малейших признаков страха. Обернувшись, она смеялась над Сарой. Постепенно Сара успокоилась, глубоко вдыхая новые, восхитительные запахи. Солнце согревало ее правую щеку, морской бриз обдувал левую. Неожиданно она почувствовала веселое возбуждение и одновременно покой. Они ехали вдоль пляжа, покуда не добрались до места, где галечная дорога забирала вверх. Здесь Криспин, скакавший впереди, взял влево и вывел свою лошадь на сухой песок.

Когда девушки догнали его, он, спешившись, произнес:

— Думаю, здесь достаточно тепло, чтобы посидеть немного.

Сара уже была готова запротестовать и объявить, что ей не хочется сидеть, но, взглянув на Криспина, увидела, что он с тревогой смотрит на сестру. На бледном лице Мэри читалось утомление.

— Это было бы восхитительно, — тут же сказала Сара. — Я поиграю в Кануту и попытаюсь остановить волны.

— Весьма неплохая идея, — сказал он ей. — Большинство сходится в том, что этот случай произошел недалеко отсюда, в Босхэме.

Криспин помог сестре слезть с лошади, а потом повернулся к Саре. Положив руки ему на плечи, она вдруг вспомнила тот день, когда Криспин стал невольным свидетелем того, с какой нескромностью она соскользнула со своего седла в объятия Энтони. Сейчас она приняла помощь Криспина с таким добродетельным и безразличным видом, словно он был грумом, отодвинувшись от него в ту же секунду, как ее ноги коснулись земли.