— Отличная идея, — согласился он, наклонившись, чтобы взять котенка. Подойдя к Тесс, он положил Огастеса ей на колени.

— Огастес тоже должен быть на портрете.

— Я надеялась, что вы будете рисовать его вместо меня, — проворчала девушка, глядя, как Александр направляется к мольберту.

Он повернулся к ней, воздев руки к небу, изображая огорчение.

— Когда я рисовал во Флоренции, женщины месяцами ждали своей очереди. Еще ни одна женщина не говорила мне, что не хочет, чтобы ее рисовал Дюмон. — Александр тяжело вздохнул и покачал головой. — Тесс, вы меня убиваете.

Тесс улыбнулась. Ей нравилось, когда Александр называл ее по имени. Он так долго называл ее просто мадемуазель. Но в тот день, когда она упала, Александр впервые назвал ее по имени. И с тех пор зовет ее Тесс.

Позавчера он сделал последний набросок, и теперь на его мольберте появился чистый холст, на который он набросал контуры девушки и окружающего ее пейзажа. А теперь Александр взял карандаш и добавлял последние штрихи к рисунку. Тесс предположила, что он, должно быть, пририсовывает на портрете Огастеса.

Отложив карандаш, Александр принялся смешивать краски на палитре. Когда он получил, наконец, нужный ему оттенок, он, с кисточкой в левой руке и палитрой в правой, повернулся к Тесс, готовый начинать. Александр смерил девушку долгим пристальным взглядом и, повернувшись к мольберту, окунул кисть в пятно масляной краски на палитре. И обратился к холсту.

Зачарованным взглядом Тесс следила за работой Александра. Часто он поднимал глаза и глядел на девушку, потом опять обращался к холсту и снова смотрел на нее. Порой кисть замирала в руках Александра, но Тесс чувствовала страстную энергию, исходящую от этого человека.

Александр сосредоточенно продолжал работать. Ленту, соскользнувшую с его волос, унес ветер, но он не поспешил за ней. И, когда длинные пряди падали ему на лицо, он просто взмахивал головой, отбрасывая волосы с глаз. И говорил только тогда, когда Тесс начинала беспокойно вертеться на стуле. И здесь он был предельно краток.

— Не вертитесь, — только и говорил он. Усаживаясь прямо и долгое время наблюдая за работой Александра, Тесс переключила свое внимание на другое. Она начала составлять в уме список необходимых ей вещей. Для ребенка ей понадобятся рубашечки, шапочки, платья, ночные рубашки, одеяла. Нужно сшить побольше пеленок. Вспомнив о ткани, которую позавчера купил ей Александр, Тесс улыбнулась. Все, что он принес, и ткани, и ленты, и нитки, все это сочеталось по цвету. Даже пуговицы. Не потому ли, что выбирал все это художник?

Тесс взглянула на Александра, но он, казалось, не видит ничего, кроме картины. Спустя некоторое время он, наконец, закончил работать, подняв голову, взглянул на солнце и отложил кисточку.

— На сегодня хватит. Свет уже не тот.

Тесс перестала составлять в уме свои списки.

— Вы закончили? — спросила она, поворачивая голову сначала в одну, затем в другую сторону, чтобы размять шею, которая ныла от долгого сидения в одной позе.

— Non. Думаю, для этого потребуется несколько дней. А может быть, и вся неделя. — Завернув кисточку в тряпку, Александр бросил ее в открытый кожаный саквояж, стоявший у его ног.

— Можно, я взгляну? — спросила Тесс.

— Нет. Я никогда не показываю портрет тому, с кого рисую его, до тех пор, пока не закончу. Этому я научился много лет назад. — Он закрыл саквояж и протянул его девушке, которая, столкнув котенка с колен, встала со стула. — Когда человек видит свой незаконченный портрет, он всегда разочаровывается и даже начинает критиковать. Поэтому я всегда заставляю подождать, пока портрет не будет закончен, — добавил Александр.

Сгорая от любопытства, Тесс попыталась было все же взглянуть на холст, но Александр преградил ей путь.

— Тесс… — его предупреждающий голос был строг. Потом он сказал: — Возьмите мои краски и котенка и идите домой. Я догоню вас.

Тесс скорчила рожицу и, повернувшись, пошла к дому. Она знала, что Александр идет следом и несет полотно. Когда они вошли в дом, Тесс осталась на кухне, а он понес портрет в мастерскую. Когда Александр спустился вниз, чтобы сходить за мольбертом и стулом, он остановился на пороге и сказал:

— Подсмотреть вам не удастся. Я запер дверь, ведущую в башню, на ключ.

Тесс промолчала, но ее сердитый взгляд заставил его рассмеяться.

Следующие несколько дней Александр продолжал писать портрет Тесс на лугу. Потом два дня он работал в мастерской, нанося последние штрихи к портрету.

И, наконец, спустя неделю после того, как Александр начал писать портрет, работа была закончена. Он опустил кисточку в банку с льняным маслом и отвернулся от мольберта. Сейчас он не будет придирчиво рассматривать портрет, он никогда не делал этого сразу. Александр всегда ждал несколько дней, и только потом критический взгляд его дотошно изучал законченную работу.

Как обычно, Александр чувствовал себя усталым и опустошенным! Что он, действительно, хотел, так это искупаться. Собираясь уже спуститься веиз, он приостановился у спальни Тесс. Так как был послеобеденный час, Александр ожидал, что девушка, как обычно, в это время отдыхает. Но в комнате ее не было.

Он нашел Тесс на кухне» Стол, за которым она сидела, был завален лоскутками, обрывками ниток и другими швейными принадлежностями. Она сидела на стуле и пришивала светло-зеленую ленту к кусочку мягкой, белой в зеленую полоску, фланели. Когда он вошел, Тесс подняла голову и опять вернулась к своему занятию.

— Что вы шьете? — спросил Александр, подойдя поближе.

Расправив кусочек фланели, на который нашивала ленту, Тесс ответила:

— Юбочку для малышки.

«ДЛЯ МАЛЫШКИ». Голос девушки был таким мягким, нежным. Александр наклонился, чтобы рассмотреть получше. Он смотрел, как ее тонкие пальчики протаскивают иголку с ниткой сквозь ленту и ткань (кажется, это был подол юбки), делая аккуратные, мелкие стежки. Александра охватила вдруг глубокая волна тоски, острой печали по тому, чего он лишился. Ему страстно захотелось того, что однажды уже почти приобрел.

Тесс продолжала:

— Спасибо за ткань. Эта набивная фланель и зеленая лента подойдут как для мальчика, так и для девочки, ведь так?

Мальчик или девочка, Александр не думал об этом, выбирая именно этот цвет. Он предпочел зеленый потому, что был уверен, что у ребенка Тесс будут такие же золотисто-каштановые волосы, как и у нее, и зеленый цвет подойдет как нельзя лучше.

Иголка в руках девушки ярко блестела, отражая солнечный свет, льющийся из окон кухни.

— Должно хватить и на одеяльце, — радостно заметила Тесс.

«Одеяльце». Повернувшись, Александр пробормотал что-то рассеянно о ждущей его работе и вышел. Поднимаясь по лестнице, он знал, что его ждет что-то еще, более важное, чем работа. Войдя туда, где он теперь жил, Александр взял ключ от комнат, которыми больше не пользовались, в которых больше не нуждались. Выйдя из своей комнаты, он направился к одной из запертых дверей в конце коридора. Он открыл дверь и вошел в комнату.

Александр хорошо знал, где это стоит. В шкафу, переполненном вещами. Он зашел в маленькую, примыкающую к большой, комнатку. Отодвинув в сторону упакованные ящики и чемоданы, Александр опустился на колени перед деревянной колыбелькой. Он провел рукой по запылившейся резной поверхности, расписанной цветами. Эта колыбель была единственной вещью в доме, которая напоминала о ребенке. Александр раздал все игрушки и детскую одежду, не в силах видеть их в доме. Но с этой колыбелью он расстаться не смог.

Толкнув колыбель, Александр смотрел, как она раскачивается вперед и назад, думая о ребенке, которого так никогда и не убаюкали эти спокойные, нежные покачивания. Глядя на качающуюся колыбельку, Александр вспоминал.

«Я НЕ ХОЧУ РЕБЕНКА», — ему показалось, что он ясно слышит голос Анны-Марии. Он помнил каждое ее слово, как будто это было только вчера.

«А ЕСЛИ ЧТО-НИБУДЬ СО МНОЙ СЛУЧИТСЯ? ЕСЛИ Я УМРУ, КАК ЛУИЗА? Я УМРУ».

Колыбелька раскачивалась при каждом ее слове. УМРУ… качнулась… УМРУ… качнулась… УМРУ.

Но вот колыбелька перестала качаться, и Александр, просунув пальцы в вырезанные в виде сердец отверстия на спинках колыбельки, поднял ее. Выйдя из комнаты, он поставил колыбельку на пол, запер дверь и понес колыбельку в комнату Тесс, туда, где она собиралась сделать детскую.

Там он нашел тряпку и протер колыбельку, заставляя полированное дерево снова заблестеть и делая вновь яркими красные, синие и желтые цветы, нарисованные на ней. Потом Александр вышел из комнаты и отправился купаться к морю, надеясь, что вода смоет боль из его сердца и вину с его души.

Тесс сделала последний стежок и обрезала нитку. Улыбнувшись, рассматривая готовую юбочку, она аккуратно сложила ее и положила в корзинку, где горка детского белья все увеличивалась. Тесс собрала все оставшиеся мельчайшие лоскутки и засунула их в полотняный мешочек, который специально сшила для этой цели, собираясь набить потом этими отходами мягкие подушки. Сложив ножницы, нитки и коробку с иголками в ту же корзинку, она понесла ее наверх в свою комнату.

Нежно мурлыкая что-то себе под нос, Тесс вошла в детскую и буквально остолбенела от увиденного. Но полу, возле столика, который об: перенесла из своей комнаты, стояла детская ко лыбелька.

Поставив корзинку на стол, Тесс, изумленная, уставилась на колыбельку. Это была очаровательная вещица, вырезанная из дуба, расписанная цветами и покрытая лаком. Должно быть, Александр принес ее сюда сегодня утром.

— Александр.

Тесс наклонилась и провела рукой по деревянной поверхности колыбельки, думая о том, что предположения ее оказались верными. Когда-то у Александра были жена и ребенок. Но что с ними произошло? Неужели жена родив ребенка, убежала, прихватив с собой малютку?

Тесс покачала головой. Такого быть не может. Зачем убегать от такого мужчины, как Александр? Он хороший человек, добрый и любит детей. Это сказал Тесс его взгляд, когда в тот вечер она положила его руку на свой живот, где бился ребенок. Наверное, его жена ждала ребенка, но при родах и она, и ребенок умерли.