Барбара Картленд - Прелестные наездницы

– Сейчас я проеду на нем, я покажу, что он будет делать подо мной.

Не ожидая ответа, Лэйс спешилась, и к Светлячку подбежал конюх. Проталкиваясь через толпу, она подошла к Кандиде.

– Сейчас я на нем проеду, – повторила она. – Слезай, я покажу тебе кое-какие новые трюки.

– Нет, – тихим голосом ответила Кандида.

– Как это – нет? – возразила Лэйс. – Это не твоя лошадь.

Она повернулась к лорду Манвиллу.

– Ты мне всегда говорил, Сильванус, что любая лошадь в твоих конюшнях – моя. Ты должен держать свое слово. Дай мне прокатиться на этом коне, и я тебе покажу кое-что стоящее.

– Нет, – повторила Кандида, и руки ее крепче сжали поводья.

Пегас почувствовал, что что-то происходит, и начал беспокойно двигаться, вынудив зрителей отпрянуть назад. Лэйс, однако, стояла на своем.

– А ну слезай! – в ярости кричала она. – Ни ты, ни кто-либо другой не помешает мне ездить на коне его светлости. Ты, может быть, думаешь, что ты укротительница лошадей… Но ты еще не опытна. Подо мной этот конь будет работать лучше, я знаю что говорю. Дай его мне.

Увидев по лицу Кандиды, что та не собирается подчиняться, Лэйс почти бессознательно подняла свой хлыст. Было непонятно, Кандиду ли она собиралась ударить или Пегаса, потому что Кандида, негромко вскрикнув от возмущения, дернула Пегаса за поводья.

Конь встал на дыбы, вынудив Лэйс резко отступить, и прежде чем кто-либо шевельнулся или вымолвил хоть слово, они, перепрыгнув ограждение, уже мчались по парку. Пустив Пегаса полным галопом, Кандида почти исчезла среди деревьев еще до того, как кто-нибудь успел понять, что происходит.

Ей показалось, что она слышит, как кто-то зовет ее по имени, и похоже было, что это голос лорда Манвилла, но у нее была лишь одна мысль, одно желание: спасти Пегаса, не допустить, чтобы к нему прикасалась шпора Лэйс – женщины, которую она ненавидела каждой клеткой своего тела.

Кандида скакала галопом почти милю, когда услышала, что кто-то зовет ее сзади. Обернувшись, она увидела, что разрыв между нею и лордом Манвиллом сократился, но все же он еще был на некотором расстоянии от нее.

Однако ей был слышен его голос, и хотя она пыталась не слушать, он продолжал настойчиво кричать:

– Остановитесь… Кандида… Это опасно… Вы погубите себя… и Пегаса…

Лишь последние два слова, а не боязнь ослушаться заставили Кандиду, преодолев нежелание, натянуть поводья. Остановить Пегаса было трудно, однако в конце концов ей это удалось, и она вызывающе, но одновременно и с тревогой в глазах повернулась к лорду Манвиллу. Подъезжая, он перевел своего Грома с галопа на рысь и наконец остановился возле Кандиды.

– Там, впереди, ямы гравия, – предупредил он ее. – Их не так просто увидеть, и если бы вы упали в какую-нибудь из них, то и вам, и Пегасу был бы конец.

Он говорил спокойным тоном, но, когда взглянул ей в лицо, она с жаром произнесла:

– По мне, так лучше пусть мы оба погибнем, чем на Пегасе будет ездить это чудовище! Она жестокая, безжалостная, вы слышите меня? Она колет лошадей шпорой, и не только для того, чтобы управлять ими, но и потому, что это доставляет ей немалое удовольствие!

– Послушайте, Кандида… – начал лорд Манвилл, и тут же ему пришлось замолчать, потому что Кандида, сверкая глазами и дрожа всем телом от переполнявших ее чувств, продолжала:

– Я видела Светлячка, когда она вернула его на извозчичий двор: на его левом боку была страшная рана от шпоры! И это был не первый раз, а третий или четвертый! Я помогала делать ему припарки и ненавидела того, кто мог так по-зверски обращаться с лошадью.

– Я понимаю… – снова начал лорд Манвилл, но Кандида опять прервала его:

– Вам это, наверное, доставляет удовольствие – вам и джентльменам вроде вас, – когда женщины эффектно ездят верхом, демонстрируя себя и лошадь в выгодном свете в Гайд-парке или в школах верховой езды. Но вы когда-нибудь думали о тех страданиях, которые причиняют лошадям эти «наездницы», надеющиеся на свои шпоры, чтобы истязать животное, пока оно не начнет подчиняться им из страха? Они, даже когда лошадь делает все безупречно, все равно колют ее без всякой причины. Я говорю вам, что это жестоко, жестоко! Я никогда ничего подобного не делала и не буду делать!

Замолчав на секунду, она затем добавила тихим и как сломленным голосом:

– Мне невыносимо даже думать о том, что с Пегасом могут начать обращаться подобным образом.

Теперь гнев ее иссяк и она была готова расплакаться. Она уронила голову на грудь, и ее волосы золотистой волной рассыпались по плечам.

– Я клянусь вам, – мягко и спокойно сказал лорд Манвилл, – что Лэйс никогда не сядет на Пегаса.

Кандида подняла голову.

– И ни одна женщина вроде нее? – спросила она.

– И ни одна женщина вроде нее, – повторил он. Он увидел облегчение на ее лице, и теперь, когда напряжение спало, казалось, она может упасть в обморок.

– Что-то жарко стало, – сказал лорд Манвилл. – Давайте дадим нашим лошадям отдохнуть, а сами посидим в тени.

Он указал в сторону небольшой рощицы из белых берез метрах в пятидесяти справа от них. Молодая зелень листьев трепетала под лучами солнца, будто пытавшимися пронзить их, чтобы коснуться зарослей примулы и фиалок, покрывавших пространство под деревьями.

Не говоря ни слова, Кандида двинулась в указанном лордом Манвиллом направлении. Доехав до леска, она соскользнула с седла, зацепила поводья за переднюю луку, погладила Пегаса и вошла под сень деревьев. Лорд Манвилл, также спешившись, подумал о том, можно ли оставлять Грома не привязанным.

Возможно было, что он его потом не поймает. Но он рассчитывал на то, что все обойдется, раз два коня стоят вместе; и, завязав поводья так, чтобы они не запутались у Грома в ногах, последовал за Кандидой.

Лесок был на склоне, и под деревьями находился уступ как раз подходящей высоты, чтобы сидеть. Розовато-лиловые и белые фиалки пробивались из-под своих округлых листьев, и Кандида села на них очень аккуратно, будто не хотела причинить им боль. Затем, чувствуя, что ей жарко, сняла с себя пиджак и бросила его на землю возле ног.

На ней была белая батистовая блуза с кружевными вставками. Она машинально подняла руки к голове. Шляпу она потеряла, и сейчас, когда она прикоснулась к волосам, последние оставшиеся шпильки выпали, и волосы в беспорядке рассыпались по плечам и спине, свисая ниже пояса.

Она судорожно начала было приводить их хоть в какой-нибудь порядок, но лорд Манвилл, подойдя сзади, взял ее за руки.

– Не надо, – с настойчивостью в голосе попросил он, – не трогайте свои волосы! Если бы вы только знали, как я желал увидеть их вот так.

Она с удивлением посмотрела на него, чувствуя, что прикосновение его пальцев вызывает у нее какую-то необъяснимую дрожь.

– Я должна извиниться, – начала она, и никакого протеста в ее голосе уже не чувствовалось; вместо этого слышались тревога и покорность, что выглядело чрезвычайно трогательно.

– Нет, вы совершенно правильно поступили, – ответил он. – Это мне надо извиняться перед вами за свою невнимательность и беспечность.

– Вы понимаете, что я чувствую к Пегасу? – спросила Кандида.

– Конечно, – ответил он. – Мне бы совсем не хотелось, чтобы хоть с Громом, хоть с какой-нибудь другой из моих лошадей обращались подобным образом. Мне всегда казалось, что шпора необходима при езде на дамском седле, но вы убедили меня, что без нее вполне можно обойтись.

Улыбка озарила лицо Кандиды, и она вдруг осознала, что он все еще держит ее за руки, сам находясь почти вплотную к ней. Она пошевелила пальцами.

– Я должна привести себя в порядок, – прошептала она.

– Зачем? – спросил он. – Вы прелестно выглядите, разве вы этого не понимаете?

Было в его голосе нечто такое, от чего ее сердце подпрыгнуло в груди и она не могла пошевелиться.

– Кандида! – хрипло спросил лорд Манвилл. – Кандида… что случилось с нами?

Не имея сил ответить, Кандида молчала, и через секунду он сказал:

– Почему вы глядите в сторону? Не может быть, чтобы вы боялись меня.

– Н-нет… нисколько, – прошептала она и, заставив себя повернуть голову, посмотрела ему в глаза.

Его лицо приблизилось к ней, и он обнял ее за плечи. Он почувствовал, что она дрожит; затем прикоснулся к ее губам. Он бы никогда раньше не поверил, что женские губы могут быть такими мягкими, нежными, податливыми. Наконец, издав тихий стон, она повернула голову в сторону.

– Почему вы отворачиваетесь? – спросил лорд Манвилл, и в голосе его чувствовалось сильное волнение. – Неужели вы все еще сердитесь на меня?

– Нет, – шепотом ответила она. – Дело… не в этом.

– А в чем же тогда? – спросил он. – Не может быть, чтобы вы меня все еще боялись.

Она покачала головой и тихо проговорила:

– Не… вас, а, мне кажется… себя.

– Но почему, дорогая моя? – спросил он. – Я не понимаю.

– Вы… внушаете мне… какое-то странное чувство, – запинаясь, пробормотала она. – Я не могу этого объяснить… Просто, когда вы… рядом со мной… как сейчас, например… я чувствую, что мне трудно… дышать, но все же… это… восхитительно.

– О, моя милая!

Взяв ее руку, он покрыл ее поцелуями.

– Я не могу выразить, как мне приятно слышать от вас такие признания. Понимаете ли вы, дорогая моя, что это должно было случиться? Мне кажется, я понял это, когда вы стояли тогда на ступенях в своем розовом платье и казались такой маленькой, такой юной.

– Мне было… страшно, – сказала Кандида.

– Я видел это, – ответил он. – У вас очень выразительные глаза, Кандида, и по ним можно было это прочесть. И все же, когда я сказал, что вам придется иметь дело с Адрианом, вы, похоже, испытали облегчение, и это так часто беспокоило меня. Почему, скажите же мне?

– Вы такой… знатный, величественный и занимаете такое… важное положение в обществе, – ответила Кандида. – Я боялась… обмануть ваши… ожидания.