– Как же вы могли? – жалобно сказала она. – Как вы могли сделать это после того, как обещали мне, что не продадите его?

– Я обещал вам, когда мы в первый раз встретились, что я не продам Пегаса сразу же, – ответил майор Хупер. – Он был с вами три недели.

– Три недели! Что значат три недели, когда Пегас – единственное, что у меня есть, единственное, что я люблю?! – вскричала Кандида.

Ее голос был полон страдания, а в глазах стояли слезы. Майор Хупер избегал ее взгляда.

– Все не так уж плохо, как кажется, – сказал он. – Вы поедете вместе с ним.

– С ним? – не поверила своим ушам Кандида. – Но как? В качестве кого? Что я буду делать?

– Миссис Клинтон вам все объяснит, – коротко сказал майор Хупер, и, отойдя в сторону, вспрыгнул в седло.

Он явно избегал ее, и Кандида поняла: бесполезно о чем-либо его расспрашивать. В нем появилась какая-то сдержанность, скрытность; она и раньше замечала нечто подобное, и тогда это часто делало для нее невозможным получить ответы на свои вопросы.

Она оглянулась, почти уверенная в том, что Пегаса уже нет. Но оказалось, что старший конюх подводил его к помосту для посадки. Кандида шагнула на помост, а затем взобралась в седло.

– Мне, право же, очень жаль, что так получилось, мисс, – сказал старший конюх тихим голосом, чтобы не слышал майор Хупер, – но для коня это лучший хозяин из всех возможных.

Кандида хотела что-то ответить, но не могла, потому что едва сдерживала рыдания, грозившие вырваться наружу. Майор Хупер и еще три конюха уже выезжали верхом, и девушке ничего не оставалось, как только последовать за ними.

В полном молчании они легким галопом объехали Риджент-парк. Все это время Кандида чувствовала ту же муку, что и в тот день, когда ехала на Пегасе на ярмарку.

Она попыталась успокоить себя, вспоминая слова майора Хупера о том, что будет вместе с Пегасом у его нового владельца, – но сколько это может продлиться?

Она вдруг почувствовала страх перед тем, что ее ждало впереди, – страх не только за себя, но и за Пегаса. А вдруг на нем будет ездить какой-нибудь любитель острых шпор? А вдруг его будут нещадно эксплуатировать – он ведь такой добрый и послушный? А вдруг его владелец, кем бы он ни был, окажется жестоким и загонит его?

– Лучше бы он умер уже сейчас, – прошептала Кандида.

Когда они проезжали улицу, на которой жила миссис Клинтон, майор послал конюхов вперед.

– Возле двери я оставлю вас, – сказал он Кандиде. Она поняла, что он не хочет разговаривать с ней, отвечать на ее вопросы.

– Лучше бы я работала в школе верховой езды, – сказала она и вдруг добавила: – Мне бы хотелось проехаться на Пегасе по барьерам.

Майор Хупер не отвечал, и Кандида разразилась мольбами:

– Позвольте мне, пожалуйста! Вы ведь понимаете, что это, возможно, в последний раз.

Майор неохотно уступил этой просьбе, и, видя по его лицу, что он согласен, Кандида развернулась и поскакала впереди него по дороге, которая вела к извозчичьему двору.

Один из конюхов открыл дверь школы верховой езды. Кандида начала прыгать на Пегасе через барьеры, чувствуя, что он перелетает через них, будто птица. Вверх – вниз, вверх – вниз, снова и снова, пока наконец он не взмок и Кандида не остановила его. Тут она увидела, что майор Хупер наблюдает за ней. Она соскользнула с седла, и конюх повел Пегаса, чтобы обтереть.

– Спасибо, – сказала Кандида.

– Послушайте, Кандида, – произнес майор Хупер севшим голосом. – Я знаю: вы думаете, будто я предал вас, но мне ничего другого не оставалось.

– Почему я не могу остаться здесь, с вами? – спросила Кандида. – В эти последние недели я была так счастлива. Вы сказали, что я хорошо работаю! Почему же я не могу продолжать на вас работать?

– Это невозможно, – ответил он. – Это не может продолжаться вечно.

– Почему же? – с мольбой в голосе спросила Кандида.

Хупер отошел от нее, и девушка поняла, что он не ответит на ее вопрос. Но тут он вернулся.

– Позвольте мне дать вам совет, – сказал он. – Не сопротивляйтесь естественному ходу жизни – двигайтесь вместе с ним. Вы, конечно, слишком молоды, слишком ранимы для всего этого, но альтернативы нет. Во всяком случае, я ее не вижу. Учитесь принимать вещи такими, как они есть, старайтесь ко всему приспособиться и не пытайтесь бороться: вам лишь будет еще больнее.

Ничего не понимая из того, что он пытался ей втолковать, она могла лишь смотреть на него снизу вверх глазами, полными слез.

– Вы были очень добры ко мне, – сказала она. – Но вы не понимаете, что значит чувствовать себя совершенно одинокой, знать, что единственное существо, которое ты любишь, которое что-то для тебя значит, забирают.

Майор Хупер встряхнул головой и, словно не в силах больше терпеть, быстро вышел из школы во двор.

– Вам лучше вернуться в дом, – бросил он через плечо.

Кандида хотела догнать его, чтобы попрощаться и поблагодарить за то, что он позволил ей ездить на его лошадях, но поняла, что не сможет этого сделать. Она больше не чувствовала в сердце горечи, думая о нем, так как знала, что майор был по-своему честен с ней, как бы странно это ни могло выглядеть.

Она поверила, когда он сказал, что ему ничего больше не оставалось делать, и хотя не понимала, что происходит, ненавидеть его не могла.

Медленно, в крайне подавленном состоянии Кандида вышла из конюшни. Она не слышала, как старший конюх сказал майору Хуперу:

– Я знал, что она примет это близко к сердцу, сэр. Она любит этого коня!

– Он будет в хороших руках, – машинально сказал майор Хупер, а затем добавил: – Не смотрите на меня так. Разве вы не видите, что я чувствую себя так, будто совершил убийство?

Он побрел прочь. Возле какого-то стойла он так яростно отругал рабочего за совершенно незначительную провинность, что парень после этого был весь белый и трясся. Затем майор прошел к себе в бюро и захлопнул за собой дверь.

Добравшись до дома, Кандида поднялась к себе в комнату, разделась, вымылась и надела простой, но по моде халат – один из тех, что миссис Клинтон купила ей в первую же неделю.

В доме царили тишина и покой. Никому не разрешалось шуметь, особенно по утрам, потому что хозяйка вставала поздно. Кандида давно уже поняла, что из-за шампанского, выпиваемого в больших количествах по вечерам, миссис Клинтон вставала с тяжелой головой и чуть ли не до самого обеда была очень раздражительной. Поэтому Кандида, насколько возможно, старалась не попадаться ей на глаза.

Она потихоньку спустилась в столовую, где на столе уже стоял завтрак. Ей казалось, что любая еда вызовет у нее тошноту, но все же пригубила чашку слабого чая и попыталась представить себе, что ждет Пегаса и ее.

Кандида удивилась, когда некоторое время спустя открылась дверь и в комнату вошла миссис Клинтон, полностью одетая, даже в шляпе и с шалью на плечах. Было видно, что она пребывает в благодушном настроении.

– Доброе утро, Кандида, моя милая, – сказала она. – Ну как, хорошо покаталась? В парке, должно быть, сейчас чудесно.

Кандида сцепила пальцы.

– Майор Хупер сказал, что вы мне все объясните… о том, что Пегаса… продают, – выдавила она, и голос ее дрожал.

– Разумеется, я вам все расскажу, – ответила миссис Клинтон. – Вы очень везучая девушка; право же, вам повезло.

Кандида ничего не сказала. Побледнев, она лишь ждала. Миссис Клинтон попыталась улыбнуться.

– Не печальтесь вы так, девочка моя. Вы будете довольны, очень, когда я скажу, что вас ожидает.

– Майор Хупер пообещал мне, что не продаст Пегаса, – тихим голосом сказала Кандида.

– Глупости только не болтайте! – почти сердито сказала миссис Клинтон. – Вы ведь не можете продолжать работать на извозчичьем дворе всю оставшуюся жизнь. Я не для этого так одела вас и сделала сенсацией Лондона.

– Если бы только они вчера не увидели Пегаса, – пробормотала Кандида. – Если бы мы только не ездили в парк! Из-за этого кто-то захотел купить его, разве не так?

– Конечно, так, – согласилась миссис Клинтон. – Повлиял также тот факт, что верхом на нем были вы. Он и вы – великолепная пара, весь Лондон об этом говорит.

Кандида махнула рукой.

– Я не хочу об этом слышать, – сказала она. – Я лишь хочу знать, что будет с нами: с Пегасом и со мной.

– Я расскажу вам, – сказала миссис Клинтон.

Разговаривая, она смотрела куда-то в сторону, и у Кандиды создалось впечатление, что миссис Клинтон тщательно подбирает слова. В этом она была права: еще одеваясь, миссис Клинтон размышляла о том, что скажет.

Кандида была до смешного наивна. Совершенно необычным было также то, что девушка эта думала не столько о себе, сколько о своем любимом коне.

Неудивительно, что миссис Клинтон была в хорошем настроении. Прошлым вечером наступил момент величайшего триумфа ее жизни: пришел Джон и доложил, что ее хочет видеть лорд Манвилл.

Именно этого она и ждала, именно это планировала, и казалось почти невероятным то, что она так хитроумно задумала вместе с майором Хупером, дало в точности те результаты, на которые было рассчитано.

– Проведите его сюда, Джон, – сказала она, пытаясь сдержать торжествующие нотки в голосе.

Миссис Клинтон стояла в гостиной перед камином, когда вошел лорд Манвилл. Она достаточно часто видела его, но до этого момента не осознавала, как он высок, как необычайно красив, какие у него широкие плечи.

«Неудивительно, – подумала она, – что он известен как «сердцелом». Лишь какая-нибудь очень странная женщина не влюбится в него».

Едва он появился в комнате, как миссис Клинтон подумала, что он пришел лишь потому, что ничего другого ему не оставалось. В прошлом он старательно избегал знакомства с ней, и было ясно, что теперь, когда рыбка заглотнула наживку, ей надо быть еще внимательнее.

– Добрый вечер, милорд, – улыбнулась она, приседая в реверансе. – Это большая честь для меня. Я долго надеялась, что мы когда-нибудь встретимся.