— Так-с… — протянул доктор. — Ну что ж… Давайте ему микстуру, особенно во время приступов кашля. И, миссис Кодиган, не забывайте менять воду в чайнике, чтобы в воздушной палатке все время было полно пара.

Хоть он и обращался к экономке, но почему-то не отрывал глаз от Мэри.

Миссис Кодиган расплылась от удовольствия.

— Ах, доктор, я слыхала, что воздушная палатка при крупе творит настоящие чудеса! — воскликнула она, умолчав, впрочем, о том, что мысль натянуть над изголовьем кровати простыню и поставить туда только что вскипевший чайник, чтобы герцог дышал паром, подсказала ей Мэри. — И, знаете, я еще капнула в чайник немножко дегтя. По своему скромному опыту знаю: чтобы прогнать воспаление, ничего лучше дегтя нет!

— А, так вот чем здесь пахнет! — рассеянно пробормотал доктор, не сводя глаз с тонкого стана и полной груди Мэри. — Хорошо, миссис Ко-диган, хорошо… во всяком случае, вреда не будет.

Мэри склонилась над больным, и при виде ее прелестных ножек и аппетитной попки доктор окончательно потерял дар речи. Что же до герцога Уэстермира, он ворчал и пыхтел, всячески стараясь показать, что обойдется без помощи всезнающих докторов. Однако и сам он понимал, что болен, и болен серьезно. Он совсем не мог говорить и с трудом дышал, только воздушная палатка, устроенная Мэри, немного облегчала его состояние.

— Ник, а в детстве ты болел крупом? — поинтересовался доктор, укладывая свои врачебные приборы в черный докторский чемоданчик.

В ответ послышалось раздраженное ворчание. Доктор Пендрагон взял своего пациента за запястье и пощупал пульс.

— Так часто бывает: если ты не переболел вовремя какой-нибудь детской болезнью, она настигает тебя уже в зрелом возрасте и протекает гораздо тяжелее, чем у ребенка. Вот ветрянкой ты болел? А свинкой? Свинка для взрослого мужчины хуже чумы, — продолжал он, увлекшись. — Она, видишь ли, действует на яички и наносит им непоправимый ущерб. Здоровый мужчина в расцвете сил за несколько дней превращается в…

Из-под воздушной палатки раздалось такое грозное рычание, что мистер Краддлс и миссис Кодиган подпрыгнули в ужасе.

— Прошу вас, дорогой доктор, — вскричала домоправительница, — не рассказывайте его светлости о таких ужасах! Сами видите, как он расстраивается, а ведь больным волноваться вредно!

Из-под воздушной палатки донеслось утвердительное рычание и кашель.

— И потом, вы сами говорили, что ему нельзя напрягать голос, — продолжала миссис Кодиган, нервно облизывая губы и в поисках поддержки оглядываясь на камердинера. — Лорд Уэстермир, благослови его господь, хочет вам сказать, что переболел свинкой, настоящей двусторонней свинкой, когда ему было всего восемь лет от роду! Я в то время служила горничной у старого герцога, деда его светлости, и все помню! Бедный мальчик распух, точно…

Однако доктор Пендрагон уже забыл о свинке и ее последствиях. Внимание его вновь обратилось к Мэри, которая тем временем собрала чашки, ложки и салфетки, сложила их на поднос и передала слуге.

Юная красавица представилась доктору как мисс Мэри Фенвик, но это имя ему ничего не говорило. Правда, по Лондону ходили смутные слухи о помолвке Уэстермира, но доктор не верил этим россказням. Его приятель Доминик был не из тех, кто женится.

Однако красотка с глазами цвета неба над Сарагосой жила у герцога в особняке, и при ней доктор не видел ни компаньонки, ни строгой дуэньи. Это могло означать только…

Впрочем, это могло означать что угодно. Люди, подобные герцогу Уэстермиру, редко подчиняются установленным правилам: они делают, что хотят, и оспорить это их право может разве что сам король.

И Ника можно понять, размышлял доктор. Ведь и он сам, забыв о врачебной этике и о клятве Гиппократа, любуется девушкой и не может отвести от нее глаз!

«Повезло же старине Нику! — со вздохом сказал себе Реджинальд. — Я и сам не отказался бы проваляться несколько дней в постели, зная, что прелестная мисс Фенвик будет поить меня чаем с ложечки, поправлять мне подушки, прикладывать к пылающему лбу холодное полотенце; что ее чудесные пальчики будут как бы ненароком прикасаться ко мне, а полная грудь за глубоким вырезом…»

Больной снова зарычал, и доктор поспешно отвел глаза. Герцог, недобро прищурившись, пристально наблюдал за приятелем: восхищение доктора прекрасной Мэри явно пришлось ему не по душе.

— Мда, так вот, — торопливо заговорил тот, — оставляю тебя в надежных руках. Твоя экономка миссис Кодиган и твоя… э-э…

— Невеста! — рявкнул герцог. — Невеста, будь она трижды проклята!

Вслед за этими словами он разразился отчаянным кашлем.

— Гостья, доктор, — мягко поправила мисс Мэри Фенвик. — С позволения своего отца, преподобного Эусебиуса Фенвика из церкви Святого Дунстана, что в округе Хоббс, я гощу в доме у герцога Уэстермира. Герцог любезно согласился оказать мне гостеприимство, — продолжала она, устремив на Реджинальда взгляд чудесных лазурных глаз, — и в благодарность за это я с помощью миссис Кодиган и мистера Краддлса постараюсь обеспечить ему наилучший уход.

Реджинальд Пендрагон ответил ей томным взглядом, на который, впрочем, девушка не обратила ни малейшего внимания. Что ж, сказал себе Реджинальд, как ни печально, пора уходить. Доминик и вправду в надежных руках, и присутствие врача ни ему, ни этому синеглазому ангелу больше не требуется…

А жаль.

— Не вставай с постели, Ник, — заговорил он деловито, доставая из своего чемоданчика прописанную мазь и микстуру. — Старайся не скучать и не хандрить. Пусть твоя… э-э… то есть мисс Фенвик почитает тебе вслух… или что-нибудь в этом роде. Горячий суп, чай с медом, бренди, — продолжал он, вставая и направляясь к дверям, — обтирания. Никаких волнений. Да, еще: дайте ему перо, бумагу и чернильницу. Пока не может говорить, пусть пишет записки. А я зайду завтра с утра.

Проводив доктора, камердинер начал готовиться к сложной процедуре обтирания. В дверях появились лакеи с серебряными кувшинами, полными горячей воды, и большими льняными полотенцами.

— Не успеете глазом моргнуть, ваша светлость, как мы вас вымоем, — басовито проворковала миссис Кодиган, становясь у постели. Лакей в это время прикрывал полотенцем самую интимную часть герцогского тела.

— А вы, мисс, — обратилась домоправительница к Мэри, протягивая ей влажное полотенце, — если хотите быть полезной, займитесь ногами его светлости!

Мэри опустила взгляд на часть тела, порученную ее вниманию. Никогда прежде ей не случалось обращать внимания на мужские ноги, и, сказать по правде, она не понимала, что может быть красивого или интересного в босых ступнях. Но у этого Уэстермира даже ноги особенные! Большие, но хорошей формы, очень белые — несомненно, оттого, что большую часть жизни герцог проводил обутым, — с гладкой кожей и редкими волосками на тыльной стороне, с аристократически высоким подъемом. И никаких мозолей, наростов или вросших ногтей!

Аристократические ноги, невольно подумала Мэри. Такие же, как и он сам.

Пока она разглядывала герцогские ступни, остальные выстроились вокруг кровати. Камердинер, экономка и, по крайней мере, шестеро лакеев стояли над больным, держа наготове кувшины с горячей водой, мыло и полотенца. Взоры их были устремлены на господина и повелителя, распростертого на королевском ложе под алым балдахином с гербом Уэстермиров.

А она… Господи помилуй, она, Мэри Фенвик, никогда и ни перед кем не унижавшаяся, по капризу злой судьбы должна мыть этому наглецу ноги!

Мэри подняла взгляд. Из облаков пара пристально следили за ней холодные, язвительно прищуренные глаза герцога.

Он лежал перед ней — почти обнаженный, огромный, мускулистый и невероятно мужественный. С Мэри творилось что-то странное. Вчера вечером она с брезгливой гримаской говорила что-то о «горе мускулов», но теперь при виде этих презренных мускулов все тело ее сотрясла сладкая дрожь, в ушах зазвенело, а сердце забилось как сумасшедшее; руки дрожали, ноги подкашивались, в голове роились самые нелепые мысли…

«Фу! — сердито сказала себе Мэри. — О чем я только думаю? Надо быть совсем безмозглой дурочкой, чтобы соглашаться на такое издевательство!»

Повернувшись к миссис Кодиган, она взяла у нее из рук кувшин и полотенце, затем подхватила изумленную женщину под локоть и мягко, но решительно повлекла к двери.

— Думаю, вы согласитесь, миссис Кодиган, — громко заговорила она, — что обтирание герцогского тела не входит в нашу с вами обязанность. Ни один благовоспитанный джентльмен не станет требовать такого от порядочных женщин! Так что, думаю, нам с вами лучше уйти и предоставить этот неблагодарный труд мистеру Краддлсу и прочим мужчинам.

С кровати донесся хриплый рык разъяренного льва, но Мэри даже не замедлила шаг.

— Передайте герцогу, — продолжала она, повысив голос, — что я зайду к нему днем, после того, как он поспит, и почитаю вслух отрывки из великой книги Мэри Уоллстонкрафт под названием «В защиту прав женщины».

С этими словами она вывела потрясенную миссис Кодиган в коридор и закрыла за собой дверь.


Вымывшись и подкрепившись бульоном, герцог Уэстермир откинулся на подушку и закрыл глаза. Однако спать ему вовсе не хотелось. Напротив, вынужденное молчание и неподвижность сделали его беспокойным и раздражительным.

Положив на колени принесенную Краддлсом доску для письма, Доминик разразился потоком придирчивых вопросов, противоречивых приказов, язвительных замечаний и малодушных жалоб. Не прошло и получаса, как полная чернильница опустела, а слуги дошли до белого каления.

Ровно в три часа в спальне появилась Мэри с книгой под мышкой. У кровати ждало ее удобное кресло; рядом на столике возвышалась гора записок.

С помощью слуг больной переоделся в льняную ночную рубашку, а поверх нее накинул шелковый халат цвета красного вина, удачно сочетавшийся с алым покрывалом. Умывшись и побрившись, герцог выглядел гораздо привлекательнее, чем утром. Заметив Мэри, он закашлялся, беспокойно завертелся в кровати и принялся оживленно жестикулировать, указывая то на нее, то на гору записок.