Она его любит! Боже, как же сильно она его любит! А Мерлин… не понимая этого, лезет на рожон, подвергает опасности свою жизнь, даже не думая, что будет с ней, Роминой!

Понимая, что в эту минуту Мерлин принимает важное для него решение, девушка боялась пошевелиться.

— Ладно, — наконец произнес мужчина. — Сегодня я никуда не пойду… хотя, честно говоря, стоило бы сходить, провести, так сказать, рекогносцировку поля предстоящего боя.

— Мерлин, тебе же не хуже моего известно, что ничего нового мы здесь все равно не узнаем… Куда разумнее набраться терпения и подождать, пока мы доберемся до Луксора… Кстати, а когда мы там должны быть?

— С этим нам, похоже, здорово повезло. Мы идем сразу же за другим туром из Европы, который начался всего на два дня раньше вашего. Соответственно, мы проводим один день в Каире и сразу отправляемся в Луксор! Уже завтра ближе к вечеру. Затем через три дня возвращаемся в Каир, еще целых два дня осматриваем достопримечательности и… улетаем домой.

— Замечательно! Тогда давай сегодня ночью получше выспимся и… постараемся выбраться отсюда живыми. Это все, о чем я прошу!

— Очень хорошо. — Мерлин пожал плечами. — Да, кстати, в самолете я всячески старался создать впечатление, будто мне сильно нездоровится — легкий рецидив лихорадки, которой я переболел во время армейской службы в Малайе. Все мне искренне сочувствуют, но это, боюсь, на весь завтрашний день автоматически исключает мое участие в каких-либо экскурсиях.

— Что ж, весьма предусмотрительно. По-своему даже мудро, — торопливо похвалила его девушка. — Значит, нас с тобой никто из них не увидит!

— Почему нас? Тебе-то ведь оставаться не обязательно.

— Как это не обязательно? Разве верная жена не обязана неукоснительно следовать велению супружеского долга? — Ромина многозначительно улыбнулась. — Мне надо тоже остаться. Ухаживать за больным мужем, менять растаявший лед в повязке на голову… ну и все остальное, что положено в подобных случаях.

— Может, ты и права. В действительности это не имеет большого значения. Достопримечательности от нас никуда не убегут. Мы их сможем осмотреть и на обратном пути. Кстати, наш гид говорил мне то же самое.

— Значит, решено, мы никуда не идем. — Ромина облегченно вздохнула. — И сегодня вечером тоже, понятно?

— Слушаюсь, мадам, — подчеркнуто послушно проговорил Мерлин, шутливо сопровождая свои слова вежливым восточным полупоклоном. — Как прикажете, мадам.

На мгновение Ромине показалось, что она полностью преодолела его внутреннее сопротивление и теперь может диктовать свои условия.

— Тогда сделаем вот что. — Она повернулась и уверенно посмотрела ему прямо в лицо. — Сейчас ты спустишься вниз и сделаешь вид, будто твоя молодая жена попросила принести ей пару бутылочек кока-колы или… все, что угодно, только не вечерних газет… И пожалуйста, не задерживайся дольше положенного… Чтобы нырнуть в постель и закрыть глаза, мне потребуется минут пять, не больше.

Мерлин покорно склонил голову:

— Ваш покорный слуга, мемсахиб!

Едва он вышел из комнаты, Ромина моментально переоделась в ночную рубашку, легла под одеяло и выключила верхний свет, оставив гореть лишь неяркий ночничок на узеньком столике между кроватями…

Услышав легкий стук в дверь, она невольно вздрогнула и плотнее обернулась одеялом… Вскоре Мерлин вновь появился в комнате.

— Вот, я принес кока-колу. Как ты просила. Вообще-то это местная разновидность напитка, так что я не уверен, что его можно пить. Во всяком случае, нормальному белому человеку…

Лежа спиной к нему, Ромина уткнулась лицом в подушку.

— Можешь ложиться, я уже готова не поворачиваться и даже, если хочешь, закрыть глаза, — пробурчала девушка.

— Ради бога. Но учти, я не страдаю застенчивостью. Помню, как-то раз мне пришлось прикидываться нудистом, после чего у меня раз и навсегда пропали иллюзии относительно человеческого тела… Как его достоинств, так и недостатков.

Ромина почувствовала, что, сама не желая, тихонько хихикает.

— Только не вздумай повторять этого в присутствии моей новой подруги, — чуть отдышавшись, велела она. — У нее будет шок.

— А что, мне твоя новая подруга нравится… Кстати, подружившись с ней, ты поступила весьма предусмотрительно. Думаю, нам это не помешает. — Мерлин немного помолчал. — Для начала завтра утром поплачься ей. Пожалуйся, как тебе обидно вместо веселой прогулки в этом чудесном городе сидеть взаперти и ухаживать за некстати заболевшим мужем.

— Хорошо.

Она услышала, как Мерлин, шурша одеждой, раздевается, залезает под одеяло. Затем вытягивает руку, и свет гаснет…

— Спокойной ночи, миссис Робинсон.

— Спокойной ночи, дорогой…

В душе Ромина надеялась, он скажет что-нибудь еще, и между ними возникнет доверительная, романтическая беседа в полной темноте, но… через несколько секунд до ее слуха донеслось его ровное глубокое дыхание. Дыхание уставшего человека, уснувшего глубоким, крепким сном.

Ромина долго лежала в темноте, прислушиваясь к размеренному дыханию любимого мужчины, думая о нем, с трудом удерживаясь от того, чтобы встать и посмотреть на него…

— Я люблю тебя, люблю, люблю… — беззвучно шептала она, чувствуя, как счастье, безмерное, неведомое раньше, возносит ее на вершину блаженства.

Глава 11

— Мерлин, мы что, действительно сошли с ума, делать это совсем одни? Может, лучше вернуться домой, рассказать генералу все, что нам удалось узнать, и пусть поручит грамотно доделать все это профессионалам.

— Полагаю, он снова поручит это именно мне.

Ромина прикрыла глаза ладонью.

Она уже твердо знала, что теперь ни за что на свете не оставит его одного! И что бы ни ждало их впереди — неминуемая опасность или даже смерть, — ей куда лучше умереть вместе с ним, пытаясь сделать что-либо полезное, чем сидеть в тиши и скучной безопасности теплого домашнего очага, терзаясь мыслями о том, что происходит или может происходить с Мерлином.

— Ромина! — Его голос почему-то дрогнул. — Ромина, уезжай домой, прошу тебя… Не хочу тебя в это вмешивать! Ты слишком молода, слишком красива…

— Спасибо за комплимент, но у меня другие планы.

— Знаешь, когда я впервые встретил тебя, то сначала подумал, что ты одна из самовлюбленных светских девушек, которых… короче говоря, которых я всегда недолюбливал.

Ромина пожала плечами.

— Что ж, в таком случае тебе остается только извиниться передо мной за то, что не так меня понял. Когда я говорила…

— Дело не в том, что ты тогда сказала… Хотя по твоему тону мне сразу стало ясно, что ты меня страшно невзлюбила! Возмущало другое… орхидеи, эти чертовы орхидеи, разбросанные по полу… И просто кричащие о том, что накануне ты была с «русским дворянином семнадцатого века», или как там еще любит называть себя всеобщий любимец ваших светских тусовок… Высшее общество всегда мне претило. Я несколько раз попробовал поучаствовать в его, с позволения сказать, «мероприятиях», но тут же прекратил это, на мой взгляд, абсолютно бессмысленное занятие. Напрасно потраченное время, неинтересные люди…

— Знаешь, можно подумать, будто ты смертельно обижен и готов всеми силами мстить этому светскому обществу, — не скрывая иронии, заметила Ромина.

Она твердо вознамерилась не доводить разговор до обсуждения Алекса и их отношений, поскольку одно только воспоминание о том вечере, когда ей довольно необычным способом доставили письмо Криса, вызывало у нее приступ легкой дурноты…

— А почему бы и нет? — моментально ответил Мерлин, как ни странно, с веселой улыбкой. — Моя мама всегда была крайне обеспокоена тем, чтобы ее сынуля встречался с правильными людьми. Что автоматически предполагало, прежде всего и в основном, правильную девушку, которая со временем превратится в достойную, уважаемую всеми, но при этом на редкость занудливую и совершенно неинтересную жену.

— А какая нужна на самом деле?

Ромине с огромным трудом удалось сделать так, чтобы голос звучал естественно и достаточно незаинтересованно.

Мерлин немного помолчал, но затем все-таки ответил:

— Наверное, неиспорченная. Честная и открытая.

Такого ответа Ромина не ожидала. Неиспорченная и открытая? Так просто? Поразительно! Значит, ему нужна женщина, за которой не ухаживают другие мужчины, которой не дарят дорогих подарков и не посылают орхидеи…

Ей хотелось крикнуть во весь голос, что она совершила эту глупость всего только один раз. Что она сама не знает, как и почему это случилось, что ей тогда было очень одиноко… Причины, причины, причины… Увы, ни одна из них, пусть даже самая уважительная, не могла служить оправданием ее слабости, безволия, ее беспринципного, безнравственного поступка.

— Почему ты вдруг замолчала?

— Думаю.

— О прошлом или о будущем?

— О будущем, конечно, — солгала Ромина, испугавшись, что может выдать себя.

— Тогда нам лучше начать его планировать, — деловито заметил Мерлин. — Гид сказал, когда мы должны быть готовы?

— Да, сказал. Самолет на Луксор вылетает около шести часов дня. Нам надо выезжать приблизительно в половине пятого.

— Так, а сейчас половина четвертого. Значит, пора принимать душ и переодеваться… Слушай, у тебя случайно нет какой-нибудь пудры? Надо бы сделать мое лицо чуть белее и романтичнее. Ведь для остальных я все еще болею и неважно себя чувствую…

— Конечно есть. Всегда с собой, как у любой женщины. — Ромина почему-то даже улыбнулась. — Иди мойся и переодевайся, а я тем временем подыщу тебе, что нужно.

Он встал с постели, накинул халат и вышел из комнаты, аккуратно закрыв за собою дверь.

Ромина медленно опустилась на стул, закрыла лицо руками…