— Знаю, знаю! — Александра зажмурилась. — Понимаешь, я не думала, что он приедет, и не подготовилась! Я даже не знаю, зачем Люсьен здесь!

— Он здесь, и это главное. — Эмма легонько тряхнула ее за плечи, заставив открыть глаза. — Тебе придется с ним встретиться, хочешь ты или не хочешь.

— Вот и видно, что ты не влюблена.

— То, что влюблена ты, Лекс, видно еще лучше.

Глава 21

Люсьен прибыл в школу мисс Гренвилл раньше назначенного срока и вынужден был коротать время за решетчатыми воротами, словно грешник, которому заказан доступ в райские кущи. Он чувствовал себя преглупо, однако ему ничего другого не оставалось, как подчиниться кодексу этого в высшей степени благопристойного учебного заведения. Да и что он мог поделать? Взять школу штурмом, чтобы девицы с визгом разбежались по углам или, еще того хуже, скопом попадали в обморок?

Стараясь не поддаваться нетерпению, Люсьен углубился в разработку стратегии, но сразу все забыл при виде своей римской богини и того, как она шествует к нему по короткой подъездной аллее. Вот бы схватить ее, перекинуть через седло и вихрем умчаться прочь! В конце концов, они не виделись две недели — целую вечность!

— Добрый день, Люсьен, — сказала Александра приблизившись.

Что ж, по крайней мере не лорд Килкерн и не милорд. Он подошел к решетке вплотную.

— Как поживает Шекспир?

— Благодарю, здоров.

— А ты?

— Тоже.

Продолжать в том же духе не было никакого смысла. В прошлом прямота себя оправдала, и теперь на нее была вся надежда.

— Ты перевернула всю мою жизнь вверх дном. Вот уж не думал, что это кому-то по плечу!

— Значит, вверх дном?

— Я хотел сказать, что ты все в ней изменила, заставила меня иначе взглянуть на мир, на людей, на себя самого. Ты совершила нечто столь грандиозное, что заслуживаешь всяческих похвал.

С минуту Александра молчала, упорно избегая взгляда Люсьена.

— Мой труд был щедро оплачен, — наконец выдавила она.

— Очевидно, недостаточно щедро, раз ты сбежала. — Люсьен невесело усмехнулся, протянул руку сквозь решетку и коснулся ее щеки. — Мне тебя недостает.

Она отпрянула.

— Верю! Тебе так нравится играть чужой жизнью, что волей-неволей придется подыскивать кого-нибудь на мое место, а это хлопотно.

— Это была игра вдвоем, — напомнил Люсьен. — Ни с кем другим мне этого не захочется.

Щеки Александры порозовели.

— Довольно играть словами! Зачем ты здесь?

— Я все еще тебе по душе, верно?

— Душа здесь ни при чем! К тому же я лишь усложнила тебе жизнь.

— Разве из нас двоих не я — виноватая сторона? Выходи ко мне, и давай погуляем.

— Нет. Лучше уезжай.

— Я как будто пытаюсь обольстить монахиню! — хмыкнул Люсьен, надеясь поймать в глазах Александры отблеск присущего ей юмора.

В самом деле, губы ее дрогнули.

— В прошлом это был монастырь, и теперь здесь мало что изменилось.

— Тогда стоило ли покидать подвал? Разве дело в размерах тюремной камеры? Дело — в отсутствии свободы! — Для наглядности Люсьен слегка потряс решетку. — Хотя бы подойди поближе!

— И не подумаю. Хочу напомнить, что в подвал меня запер ты, а это место я выбрала сама. Добровольное заключение — не чета вынужденному.

— Ты здесь только потому, что тебе некуда больше идти.

— Ошибаешься, теперь мне открыты любые пути. Я перестала быть отверженной, и все благодаря великодушной поддержке моего дорогого дядюшки.

— Прости, что все так вышло, но когда-нибудь тебе все равно предстояло помириться с герцогом Монмутом.

— Это еще почему?

— Потому что иначе ты осталась бы отверженной даже в браке со мной. Мой титул дал бы тебе богатство, но не отпущение грехов. Поддержка герцога Монмута обелила тебя в глазах света, и ты можешь со спокойной душой принять мое предложение.

Александра смотрела на Люсьена во все глаза.

— Это была не единственная причина для отказа?

— Я помню. — Он достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный лист пергамента и протянул ей сквозь решетку. — Вот, возьми. Надеюсь, теперь мы разом устраним все остальные причины.

— Что это? — Она поколебалась, но взяла лист.

— Прочти на ночь и, если можно, в одиночестве.

— А что будешь делать ты? Ждать за воротами до утра?

— Нет, я сейчас же выеду в Лондон. Роберт решил венчаться еще до конца сезона, пока все не разъехались по своим поместьям.

— Значит, мы снова расстаемся?

— Надеюсь, ненадолго, — твердо ответил Люсьен. — Я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой, но просить больше не стану. Прочти то, что я тебе передал, и если вдруг почувствуешь охоту к перемене мест, найдешь меня в Балфур-Хаусе, где я останусь примерно до середины августа. — Он снова потянулся через решетку, но на этот раз Александра вовремя отскочила. — Помнишь, я как-то сказал, что однажды просить придется тебе?

— Не надейся понапрасну, — отрезала она.

— И все же я буду надеяться. — Уже тронув лошадь, он повернулся. — До встречи, Александра.

Он так ни разу и не оглянулся, уезжая.

Возможно, она предпочтет остаться в Гемпшире, но он по крайней мере сделал все, что мог.

Только когда дорога повернула за рощу, Люсьен обернулся. У ворот уже никого не было.

Александра торопилась к арочной двери школьного здания, пергамент едва слышно шуршал в кармане ее ротонды, словно что-то заговорщицки нашептывал. По ее щекам беспрерывно катились слезы, именно из-за этого ей и пришлось бежать от ворот — не хватало только, чтобы ее истерику заметили воспитанницы!

Когда она переступила порог, то уже плакала навзрыд и потому не заметила Эмму, пока не столкнулась с ней вплотную.

— Ох, прости!

Эмма молча протянула ей носовой платок, и Александра вытерла слезы.

— Совершенно невозможный человек! Мне не следовало к нему выходить.

— Надеюсь, вы объяснились?

— Мы сделали это еще в Лондоне, просто он не хочет ничего понимать. Все кончено, Эмма… Впрочем, ничего толком и не начиналось.

— Глядя на тебя, верится с трудом. Почему бы тебе не признать тот факт, что ты любишь этого человека?

С тяжелым вздохом Александра повернулась и направилась в жилое крыло. Эмма последовала за ней.

— Почему? Откуда мне знать почему! Не могу — и все! Быть может, потому, что он от меня этого ждет. Люсьен поставил себе целью вскружить мне голову… и добился своего!

— А это идет вразрез с твоими представлениями о любви, — хмыкнула Эмма.

— Он чересчур самонадеян, черт возьми!

С лестничной площадки послышалось дружное хихиканье, смутившее Александру. Опуститься до того, чтобы чертыхаться в присутствии воспитанниц!

— Мисс Галлант, вы расстроены, но это не оправдывает подобных выражений! — отчеканила Эмма. — Надеюсь, вы хотели сказать что-нибудь вроде «вот беда!», но обмолвились?

— Да, конечно, мисс Гренвилл. Больше подобного не повторится.

— Ну вот и славно. — Эмма взяла ее под руку. — Не унывай! Главное, что все позади. Сегодня концерт, и это тебя отвлечет.

Александра кивнула, в глубине души понимая, что ничего не позади и что концерт, как бы он ни удался, не отвлечет ее от мыслей о Люсьене ни на минуту.

Весь остаток дня она была слишком погружена в себя, чтобы реагировать на окружающее, хотя обычно с удовольствием присутствовала на еженедельном концерте, тем более что некоторые воспитанницы играли и пели великолепно. Ей все никак не удавалось забыть о листе пергамента, ждущем своего часа в ее комнате, в ящике туалетного стола.

Что в нем? Обещание оставить ее в покое? Ведь именно этого она хочет, мечтая жить в гордом одиночестве, в стороне от чужих интриг, от искушений, от страданий…

Но неужели она сможет забыть о том, как чудесно быть рядом с Люсьеном, обсуждать с ним тысячи самых разных вещей, как упоительно, находиться в его объятиях? Если бы можно было стереть все это из памяти! Тогда ее жизнь пошла бы дальше своим чередом.

Дважды во время концерта Александра порывалась ускользнуть, но так и не нашла в себе сил нарушить указание Люсьена.

Лишь когда последний номер программы был завершен, она поднялась с места и устремила взгляд в окно. Солнце стояло низко над горизонтом — если не придираться строго, вечер уже наступил.

— Мисс Галлант! — окликнула ее одна из преподавательниц, когда Александра проходила мимо. — Надеюсь, за ужином вы просветите нас насчет вашего загадочного гостя? Девушки просто сгорают от любопытства!

— Боюсь, я не смогу спуститься к ужину, мисс Тулс: страшно разболелась голова. Будьте добры, передайте это мисс Гренвилл.

Александра не ждала, что хоть кто-нибудь поверит в ее отговорку — все, без сомнения, решат, что она уединилась для любовных мечтаний. Впрочем, так оно и было на самом деле.

Кухарка уже успела принести ее псу вечернюю порцию еды, которую он тут же с удовольствием съел. Александра затеплила лампу, достала письмо и уселась на кровать.

— Узнаешь запах, малыш? — спросила она и почесала Шекспира за ушами. Потом развернула лист.

Против ожиданий это было не личное письмо, а официальный документ со всеми необходимыми подписями и печатями. В него была вложена записка, которую она поднесла к глазам в первую очередь.

«Александра! При всем своем непомерном упрямстве ты должна признать, что остаются лишь две причины, по которым ты не можешь за меня выйти».

Девушка затаила дыхание. Почему Люсьен упорствует? На его месте она давно уже махнула бы на все рукой.

«В моих глазах ты якобы представляешь собой подходящее лоно, в котором может быть зачат и выношен наследник моих земель, состояния и титула, чтобы все это не уплыло в руки Розы и особенно Фионы. Будучи в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что нет никого менее подходящего на эту роль. — Александра против воли улыбнулась. — К сему прилагаю документ, составленный и заверенный мистером Маллинсом. Там изложено, что независимо от наличия или отсутствия детей я уступаю свое право наследования детям Розы».