Наконец пленницу сбросили с плеча на что-то мягкое и удобное. Лежа неподвижно, она с тревогой прислушалась и вдруг вскрикнула от неожиданности, когда Шекспир облизал ей нос прямо через покров. Тогда она, не выдержав, сорвала ткань с головы, отвела с лица растрепанные волосы…

— Люсьен! Как это понимать?

— Как обыкновенное похищение, — невозмутимо ответил тот. — Тебя и твоего песика.

Александра соскочила с кровати, и Люсьен поспешно отступил. Кто ее знает, подумал он, еще пнет со зла куда не положено, тогда как ему следовало беречь отдельные части тела — ведь их вскоре предстояло пустить в ход для производства на свет наследника, и притом при непосредственном участии этой рассерженной женщины.

— Ах вот как, похищение! Это что еще за чушь! — Александра закричала так громко, что Винсент и Томкинсон сделали шаг назад.

— Криком ты ничего не добьешься.

— Посмотрим!

Повернувшись, девушка направилась к двери, но лакеи дружно заступили ей дорогу. Люсьен поспешил лично усилить их ряды на случай, если им придет в голову проявить слабость.

— Это не чушь, а… ну, скажем, маленькая странность, — поправил он, желая, чтобы похищенная немного успокоилась и дала ему возможность объясниться. — В любом случае шуткой тут и не пахнет.

— Где я?

— В моем винном погребе.

— В твоем винном погребе… — медленно повторила Александра. — С каких это пор погреба обставляют двуспальными кроватями? Кстати, кажется, она мне знакома.

— Потому что это твоя кровать. Она ведь тебе нравилась, верно?

— Не важно. Давай поскорее перейдем к главному. — Она скрестила руки на груди. — Зачем я здесь?

— Вот это разумный вопрос. — Люсьен повернулся к лакеям. — Томкинсон, можешь идти наверх, а ты, Винсент, погоняй еще немного карету по городу.

Лакеи разошлись в разные стороны: один поднялся по лестнице, ведущей в сад, другой отправился в дом. По всему было видно, что оба они рады убраться с места действия, пока не досталось и им.

— Забавно! — начала Александра голосом, в котором слышалась едкая ирония. — Как похищать беззащитную женщину, так с помощью слуг, а как объясняться с ней, так в полном одиночестве! Опасаешься, что твои доводы не найдут у прислуги понимания? Или твоим людям вообще не положено иметь собственное мнение?

— Моим людям хорошо известны и мой живой интерес к твоей судьбе, и твое упрямство. Устроить твою судьбу наилучшим образом можно было только против твоей воли. Ты попала в опасное положение, поэтому…

— А что, скажи на милость, мне угрожало в Гемпшире? Злословие леди Уилкинс? — Александра огляделась. — В любом случае там много безопаснее, чем в винном погребе. Похищение, скажите на милость! Прежде по отношению ко мне никто на такое не осмеливался.

— Значит, я у тебя снова первый…

Она вспыхнула.

— Признайся, Люсьен, ты пошел на это потому, что на балу выпил лишнего!

— Это было уже вечность назад. Ночью я таскал по лестницам мебель и готовил все, что необходимо для бегства.

— Каждый развлекается в меру своих умственных способностей, милорд!

— Только что я был Люсьеном.

— Из-за твоей затеи я могла стать жертвой сердечного приступа! Немедленно отпусти меня!

— Не раньше, чем получу согласие.

— Согласие на что?

— На брак со мной.

Александра расхохоталась.

— Значит, ты думаешь, будто этот глупый спектакль убедит меня тебе довериться? Вам ничего не падало на голову, лорд Килкерн?

— Довольно! — Люсьен нахмурился. — Насколько мне помнится, в твоем воображении причины, по которым я хочу на тебе жениться, таковы: отсутствие более подходящей кандидатуры, глупая галантность и желание подложить моим близким свинью. Я ничего не упустил?

— А теперь еще страх, что я подам на тебя в суд за похищение! — мстительно добавила пленница.

Люсьен подошел ближе, и Александра поспешно отступила. Кажется, ему так и не удастся залучить ее в постель, во всяком случае, сегодня.

— Признаю, все это отчасти верно, но главная причина еще не названа.

— В таком случае просвети меня.

Слава Богу, он все еще был не вполне трезв, иначе ему никогда не вытолкнуть бы этих слов через внезапно пересохшую гортань.

— Я хочу жениться на тебе, потому что люблю тебя.

Долгое время длилось молчание, во время которого в бирюзовых глазах Александры сменяли друг друга недоверие, надежда и негодование.

— Слова! Как они удобны, как кстати приходятся, когда любой ценой желаешь добиться своего! Ты хоть слышишь, как ты произносишь слово «любовь»? Ты его из себя выдавливаешь, как что-то, что отказывается выходить на свет Божий! Это вполне соответствует тому, что ты всегда думал о любви.

— Мало ли что я думал! Я был глуп…

— И остался таким же, как прежде! Отпусти меня отсюда немедленно!

— Даже не подумаю. Ты останешься здесь, пока не убедишься, что я с тобой честен. И Фиона, и Роза, и даже твоя Виктория Фонтейн — все думают, что ты уехала.

— Как же ты собираешься убедить меня в своей искренности? — насмешливо спросила Александра, садясь на край кровати.

— Методом от противного. Оспорю делом каждый твой довод.

— И только лишний раз докажешь, что единственный объект твоего интереса — ты сам. Тебя ничуть не занимает, хочу ли я вообще выходить за тебя замуж. А если мне не нужен такой, как ты?

— Еще как нужен! Просто ты не хочешь в этом признаться. Мы созданы друг для друга, Александра, я понял это с первой нашей встречи, поймешь и ты.

— Посмотрим!

Люсьен направился к двери.

— Все равно моя возьмет, — сказал он, прежде чем выйти и заложить с другой стороны тяжелый засов.

Изнутри послышались приглушенные удары кулаков, затем раздался возмущенный вопль:

— Люсьен! Немедленно открой!

— Нет! И перестань стучать, руки отобьешь.

Дверь из кухни в подвал он запер на замок и приказал Томкинсону находиться поблизости, когда явится кухонная прислуга, но только так, чтобы никто ничего не заподозрил. Настроение его было ниже среднего. Поначалу Люсьен надеялся убедить Александру уже тем фактом, что он пошел на все, лишь бы уберечь ее от беды. Теперь ему оставалось только действовать в том же духе и ждать, что мало-помалу упрямица сама оправдает в собственных глазах его безрассудные поступки. Их было немало, таких поступков, но до встречи с мисс Галлант ему и в голову не приходило оглядываться на содеянное. Иное дело теперь.

По дороге в свою комнату граф помедлил перед портретом Джеймса и отколол с нижнего угла поблекший черный бант. Пусть этот день будет началом новой жизни для Люсьена Балфура, подумал он с мягкой иронией. Отныне этот повеса станет защитником обиженных, покровителем слабых, добрым волшебником и, если повезет, супругом Александры Галлант — чудо, которое не каждому магу по плечу!

— Ну, Джеймс, пожелай мне удачи! — сказал Люсьен вслух, перед тем как направиться дальше.


— Что за чушь!

Александра откинулась на подушки. Целый час она колотила по двери то кулаками, то каблуком, но никто не откликнулся и не пришел на шум. Свечи в подсвечнике почти догорели, руки и ноги ныли от усталости. Люсьен Балфур, каким она его знала (или думала, что знает), не оставил бы ее запертой в темном подвале, но тот Люсьен исчез, а на его место явился опасный безумец. Даже бутылки с вином были изъяты из своих гнезд в стояке, словно он вознамерился уморить ее жаждой.

В дверь поскреблись — иначе этот звук нельзя было назвать.

— Я здесь! Здесь! — Александра бросилась к выходу. — Кто это? Помогите!

— Это Томкинсон, мисс Галлант. Его сиятельство спрашивает, не нужно ли вам чего.

— Ну разумеется, поскорее убраться прочь отсюда!

— А кроме этого?

— Кроме?! — Она перевела дух, пытаясь успокоиться. — Мне нужны свечи и что-нибудь, чем я могла бы заняться. Зеркальце, чтобы причесываться. Еда. Питье.

— Вы все это получите немедленно, мисс Галлант.

Некоторое время спустя дверь открылась и перед изумленной девушкой возникла целая процессия: два лакея тащили туалетный столик, один держал поднос с обильным, аппетитным на вид завтраком.

— Я просила карманное зеркальце… — Она все больше утверждалась в мысли, что рассудка лишился весь Балфур-Хаус. — Зачем это?

— По приказу его сиятельства.

Александра с деланной небрежностью подхватила Шекспира на руки. Она не надеялась улизнуть так легко, но готова была воспользоваться недосмотром лакеев, дверь за которыми непременно должна была остаться открытой.

— Не туда! Ставьте ближе к кровати.

Слуги послушно подняли столик. В тот же миг Александра метнулась мимо них в сторону двери и выскочила в темную сводчатую пещеру главного подвала.

— Мисс Галлант, стойте! Томкинсон, держи ее!

Александра с торжествующим смешком обогнула последний штабель бочек перед лестницей на кухню и с размаху уткнулась в широкую грудь.

— Вот дьявольщина! — вырвалось у нее.

— Стой, маленькая преступница! — сказал Люсьен, заключая ее в кольцо своих рук.

— Преступник здесь кое-кто другой! Убери руки!

— Надеюсь, эта славная собачка не слишком пострадала, — строго заметил Люсьен, но и в полумраке было заметно, что ситуация его забавляет.

Разумеется, это ничуть не улучшило расположение духа Александры.

— Если собака и пострадала, то только по твоей вине!

— Назад в подвал, немедленно!

— Не пойду!

Без дальнейших уговоров Люсьен схватил ее на руки вместе с Шекспиром и отнес в темницу. Только оказавшись на полу, Александра сообразила, что даже не подумала вырваться. Вот несчастье! Но зато как чудесно снова оказаться в его объятиях!

— Теперь кому-то придется торчать на страже за дверью. Впрочем, это очень кстати — если что понадобится, только стукни.

— Понадобится, и сейчас же! Свобода!

— Будет, но немного позже. — Люсьен улыбнулся ей, сделал знак лакеям и пошел к выходу, но у двери вдруг остановился. — Я чуть не забыл, зачем сюда спустился. — Он достал книгу. — Вот, не скучай!