– Думаю, даже вы, ваша светлость, в подобной ситуации выпали бы из седла. Доркас просто испугалась и с перепугу встала на дыбы.

– Ладно, надеюсь, на обратном пути она будет смирно вести себя, – кивнул молодой человек. – Поехали домой.

Глава 18

– Баньон весьма своеобразно демонстрирует свое недовольство, – проговорил герцог, разрезая за ужином жареный с кровью ростбиф.

– Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь демонстрировал тебе недовольство, – пожала плечами девушка.

– Стало быть, ты считаешь меня тираном?

– Нет, вовсе нет, просто… Просто ты здесь хозяин, чье мнение не обсуждается.

– Еще бы оно обсуждалось! – ухмыльнулся Ричард. – Кто осмелится противоречить?

– Да никто. Знаешь, я помню, как ты разговаривал со мной, когда впервые увидел в библиотеке. Ты сразу же дал мне понять, кто в замке хозяин. Я чувствовала, что раздражаю тебя.

– Ты и сейчас меня раздражаешь, – заявил Ричард. Нахмурившись, он покосился на жареную картошку, которую только что нанизал на вилку, а затем перевел взгляд на Эванжелину, сидевшую на противоположном конце огромного стола. На девушке было перешитое Дорри темно-синее платье Мариссы. Волосы Эванжелины Дорри заплела в две косы и, переплетя их, заколола на макушке. Несколько кудряшек выбились из прически и спадали на лицо и шею девушки.

– Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, – добавил он.

Так оно и было, но Эванжелина не собиралась признаваться.

Герцог продолжал хмуриться, опустив глаза на бокал с вином. Он решил, что на Эванжелину вообще лучше не смотреть.

– В тот день я был в дурном настроении, – промолвил Ричард. – Твое появление удивило меня. – Он пожал плечами. – Не знаю уж, как мужчина должен обращаться с женщиной, внезапно оказавшейся в его библиотеке. Но, увидев тебя в первый раз, я понял, что тебя, должно быть, хорошо обучили твоей роли.

– Моей роли? – нежным голосом переспросила Эванжелина.

Ричард улыбнулся, глядя на свою тарелку.

– Твоя роль не отличается от роли любой другой женщины, – заявил он, поднимая бокал.

Герцог был чрезвычайно доволен собой. Он ждал, что Эванжелина покраснеет, возможно, даже бросит в него бокал или выругается.

– Эта роль заключается в том, чтобы угождать мужу, беспрекословно выполнять все его желания, вынашивать его детей и, разумеется, держать свое мнение при себе, если оно отличается от мнения мужа.

Реакции Эванжелины долго ждать не пришлось – она мгновенно схватила его наживку. Нет, она не бросила в него бокал. Швырнув на стол салфетку, девушка вскочила, едва не перевернув свой стул, и разразилась гневной речью:

– Ты – надутый, невежественный индюк! У меня обо всем есть свое мнение, потому что я много училась! А вот ты, уверена, не слишком-то много времени потратил на обучение, потому что проводил его в праздности и думал лишь о своих удовольствиях.

– Итак, надутый индюк, – спокойно проговорил Ричард, улыбнувшись Эванжелине. – Интересно, если бы ты обучала моего сына буквам “н” и “и”, то употребила бы это словосочетание? Или, может, “надутый асел” лучше?

– Откуда ты знаешь? – опешила девушка.

– Я говорил с сыном, Эванжелина. А что касается развлечений и удовольствий… Может, тебе стоит потолковать с моими знакомыми дамами. Они бы непременно сообщили тебе, что об их удовольствии я думал не меньше, чем о собственном. – Он наклонился вперед. – Разве ты забыла, как я вел себя вчера в библиотеке? Ты не можешь сказать, что я думал только о себе.

– Не хочу и вспоминать, потому что сейчас я очень на тебя сердита. А если я что и вспомню, так ты меня задразнишь. Ты то и дело будешь припоминать, как мне нравились твои ласки и поцелуи. Господи! Опять я говорю не то, что нужно! Вечно меня язык подводит! Должна сказать, что мне совершенно не по нраву выслушивать истории о твоих любовницах.

Герцог удивленно приподнял брови:

– Но ты сама напросилась, Эванжелина, а я лишь пытался растолковать тебе, как обстоят дела.

Эванжелина залилась краской. Наблюдая за ней, Ричард думал лишь о том, как бы ему хотелось схватить ее в свои объятия, крепко прижать к себе, впиться в ее губы поцелуем и не отпускать до тех пор, пока не перехватит дыхание. Герцог глубоко вздохнул. Довольно, решил он, это уж слишком. Совладав с собой, Ричард решил перевести разговор на другую тему, чтобы не злить ее больше.

– Ну ладно, насколько я помню, разговор начался с моих слов о том, что Баньон весьма своеобразно выражает недовольство.

– Ага! Ты решил сменить тему, – язвительно произнесла Эванжелина. – Весьма разумно. Я уже успокоилась. Итак, что же сделал Баньон?

– Он пригрозил удушить меня моим же галстуком.

– Боже мой! И почему же?

Герцог покачал бокал с красным бургундском вином.

– Он считает, что я не должен оставлять тебя здесь, с Эдмундом на попечении, – добавил он. – Одну и с Эдмундом на попечении, – повторил Ричард.

Эванжелине такой поворот разговора не понравился.

– Я не понимаю тебя. – Не может же он на самом деле серьезно относиться к словам собственного слуги.

– Баньон полагает, что Эдмунд уже достаточно взрослый для того, чтобы поехать со мной в Лондон. Также он считает, что мальчику в его возрасте нужен гувернер. По его мнению, ты не должна позволять Эдмунду стрелять в тебя, даже если он выучит буквы. Короче, Баньон решил, что ты слишком молода и добра для того, чтобы учить чему-то моего своенравного сына.

Эванжелина почувствовала, что ее охватывает паника. Нет, этого не может быть.

– Но.., если ты возьмешь Эдмунда с собой в Лондон, – наклонившись вперед, заговорила она, – я не смогу остаться в Чеслей-Касле.

– Верно, – кивнул Ричард. – А поэтому, Эванжелина, завтра Эдмунд и ты отправитесь со мной в Лондон. Мы не будем ждать до пятницы.

– Не-ет!

Ричард изумленно заморгал. Лицо Эванжелины смертельно побледнело, лишь на щеках пламенели два красных пятна. Она приподнялась, держась руками за стол.

– Прошу прощения? – переспросил герцог.

– Что тут непонятного? Я сказала всего лишь одно слово. – Этого не может быть, она не должна уезжать из Чес-лея, не должна. Подумать только, Баньон нарушил все ее планы, хотя мотивы у него были самые благородные. Что же ей делать? Через два часа она должна встретиться с Джоном Эджертоном. Ей недвусмысленно дали понять, что она любыми средствами должна оставаться в замке. Если она уедет, Хоучард убьет ее отца.

– Может быть, – медленно вымолвил Ричард, – ты возьмешь на себя труд объяснить мне, в чем дело? Ты так громко закричала, что из подсвечника едва свечи не вылетели.

Девушка с трудом скрывала отчаяние.

– Я вовсе не хотела кричать на тебя, – пролепетала она. – Просто у меня нет желания ехать в Лондон. Прошу вас, ваша светлость, позвольте мне остаться здесь. Я сумею справиться с Эдмундом, вот увидите. И мужчина-воспитатель ему еще не нужен. Даже если мальчик будет стрелять в меня из пистолета, я не возражаю. К тому же я не позволю ему стрелять, пока он не поймает меня, а я быстро бегаю. Ему будет нелегко догнать меня. Поверьте, ваша светлость, я знаю, как обходиться с маленькими мальчиками. Пожалуйста, я должна остаться здесь. Пожалуйста!

– Ты столько всего наговорила, Эванжелина…

– Знаю, прости, пожалуйста. Но мне правда больше всего хочется остаться в Чеслее с Эдмундом. Не пройдет и месяца, как он уже сможет читать семейную Библию. Он ежедневно станет писать тебе письма, и каждое письмо будет на одно предложение длиннее предыдущего. Ричард, прошу тебя…

Все это было очень странно. Почему ей так не хочется ехать в Лондон? Да кто угодно предпочел бы уехать в столицу, чем сидеть в уединении мрачного замка. Герцог не понимал ее. Ее поведение было очень странным и неестественным. Ричард решил, что причина ее отказа ехать в столицу кроется в том, что Эванжелина стесняется своей роли бедной родственницы при его матери. Сам герцог был доволен своим решением взять девушку с собой, потому что, несмотря на события прошлой ночи, ему хотелось представить ее матери, вывезти в свет. Правда, он еще не знал, как будет сам относиться к ней, ведь они встретились всего пару дней назад. Однако Кларендон отдавал себе отчет в том, что никогда еще так не восхищался ни одной женщиной, ни одну не хотел так сильно. Эванжелина разбудила в нем настоящую страсть.

Честно говоря, герцог и сам не хотел, чтобы девушка оставалась в Чеслее в компании лишь его сына. И, признаться, он не выносил, когда кто-то делал что-то против его воли, особенно если им руководили благородные помыслы.

– Я буду беспокоиться о тебе, – наконец заявил он. – Хотя нет, этого не будет. Завтра вы с Эдмундом едете со мной в Лондон.

Эванжелина похолодела. Она уговаривала его, но ее мольбы не подействовали. Глубоко вздохнув, девушка холодно произнесла:

– Понятно, это приказ хозяина. Что ж, ваша светлость, если вы не позволяете мне остаться в Чеслей-Касле с Эдмундом, то я уйду. Я не поеду в Лондон.

– Да тебе же некуда идти, – пожал плечами Ричард. – Ты поступишь так, как я сказал.

– Вы очень упрямы, ваша светлость, но вас больше не должно интересовать, что я делаю и куда направляюсь. Герцог встал и посмотрел девушке прямо в глаза.

– С меня довольно, Эванжелина. Не понимаю, в чем причина твоего упрямства. Поэтому я хочу, чтобы ты немедленно объяснила мне, в чем дело.

– Я ненавижу Лондон и не хочу туда ехать.

– Но ты же никогда не бывала в Лондоне.

– Это не имеет значения! Я не хочу туда ехать!

– Садись и ешь. Ты в полном смятении. У тебя вот-вот начнется истерика, и мне это не по нраву. Я потолкую с тобой позднее.

Эванжелина не шевельнулась.

– Нет. Послушай, ты не имеешь права командовать мной. Я не одна из твоих слуг, правда, как и Баньону, мне хочется придушить тебя галстуком, – глухо проговорила она.

Ричард сел и сложил на груди руки.

– Итак, – промолвила Эванжелина, – по холодному и решительному выражению твоего лица я вижу, что ты не изменишь своего решения. – Она швырнула салфетку на стол. – Прошу прощения, ваша светлость, можно сказать, что я получила урок.