— Мне тоже, — кивнул Питер. — Защита Балтимора вдохновит остальных жителей страны и поможет нам на переговорах в Генте. Этот город будет расти и процветать, и я счастлив в этом участвовать.

— У меня сложилось впечатление, что семье Кэрролл уже сейчас принадлежит изрядная часть города и штата.

Питер усмехнулся:

— Это большая семья. Я принадлежу к состоятельной ее ветви, однако не к самым богатым Кэрроллам.

Гордон был рад это слышать.

— Следовательно, — заметил он, — будет не такая большая проблема, если ты женишься на девушке, которая не так богата и не происходит из старой мэрилендской семьи. — В его голосе прозвучали жесткие нотки. — Это, исходя из предположения, что ты относишься к Молли серьезно.

— Сэр, если вы спрашиваете, честные ли у меня намерения, мой ответ — да. Молли красавица, но, что еще лучше, она добрая и мудрая. И мне рядом с ней хорошо. Думаю, как человек, который недавно обручился, вы это поймете.

Питер только что вкратце описал, как сам Гордон относился к Калли.

— Да, я понимаю. Но мы с Калли знаем друг друга с самого детства.

— Мы с Молли знакомы всего несколько дней, — тихо продолжил Питер. — Мои чувства могут измениться, как и ее. Она очень молода, и я ненамного старше. Однако сейчас мои намерения — честно ухаживать за ней столько, сколько мы будем друг другу нравимся. Я надеюсь, настанет день, когда мы с ней будем стоять у того же алтаря, у которого вы и миссис Ньюэлл станете приносить свои клятвы. Это развеяло ваши тревоги?

— Да. — Гордон усмехнулся. — Вероятно, я буду в Англии, и мне будет сложно наблюдать за твоим ухаживанием, а вот Джошуа вполне способен вразумить тебя, если потребуется.

— Не потребуется.

Вода в гавани была темной, но вокруг нее и на победившем форте Звезды были видны огни. Гордон спросил:

— Ты знаешь, как Кей и остальные вернулись в город? Корабли, которые затопили, чтобы заблокировать вход в гавань, еще не подняли, так что нормального судоходства нет.

— Кей и Скиннер прошли сбоку от затопленных кораблей на небольшом шлюпе, ни один более крупный корабль не смог бы попасть в гавань.

— Хорошо, что маленькие суда могут пройти. Нам скоро нужно будет возвращаться в Англию.

Если в гавань сумел войти шлюп, то шлюпка с «Зефира» и подавно.

— Обратно в Англию?

— Я англичанин по рождению, — объяснил Гордон. — Но это не означает, что я не радовался, когда Балтимор устоял перед нападением англичан. Если бы город завоевали и сожгли, это практически бы уничтожило ваши Соединенные Штаты. Но для мира лучше, если существует другая англо-саксонская нация, которая уравновешивает британское высокомерие.

Питер рассмеялся:

— Вы непредвзято судите о своей родной стране!

— Я много повидал в этом мире. Те его части, какие сформированы по британским представлениям о законе и порядке, живут лучше, однако слишком большая власть служит благодатной почвой для высокомерия и притеснения. Разумнее, когда власть распределена между разными нациями.

Гордон посмотрел на гавань, думая о том, что не пройдет и недели, как он будет уплывать отсюда вместе со своей молодой женой. Но этот город и люди отныне стали частью его самого. Они с Калли вернутся сюда.

Глава 32

Отель «Индейская королева» оказался роскошным, более похожим на лондонский, чем на балтиморский, хотя Калли мало что видела в Лондоне до того, как ее сослали в Вест-Индию. Они с Гордоном оделись так, чтобы производить впечатление важных персон, поэтому усталый клерк за стойкой отеля сообщил им, в каком номере остановился мистер Кей, не задавая вопросов.

Пока они поднимались по лестнице, Калли рассказала:

— У мистера Кея и его жены есть большой дом в Джорджтауне, это к северу от Вашингтона, рядом с городом. Шестеро детей, адвокатская контора прямо на реке Потомак. Они любят принимать гостей, и я бывала у них несколько раз. Фрэнсис выглядит как мечтательный поэт, однако он весьма опытный адвокат и у него есть связи во влиятельных кругах Мэриленда.

— Как раз то, что нам нужно, чтобы начать работу над признанием завещания Мэтью на Ямайке. — Гордон улыбнулся. — Мне нравится смотреть, как сверкают твои топазовые сережки.

Она засмеялась:

— А мне нравится носить их. Может, я никогда их не сниму.

Калли получала огромное удовольствие от их короткого периода помолвки, но с нетерпением ждала, когда они будут официально женаты, и она станет просыпаться в объятиях Гордона. Калли покраснела, напомнив себе, что они здесь по делу. Они дошли до двери номера Кея, Калли постучала и громко произнесла:

— Мистер Кей! Это Каллиста Одли, у меня к вам важный юридический вопрос.

Через секунду дверь распахнулась, и перед ними предстал Фрэнсис Кей. С взлохмаченными темными кудрями и в мятой рубашке он выглядел так, словно несколько дней не спал. Но улыбался Кей приветливо.

— Каллиста, рад вас видеть здесь и в безопасности! Входите, пожалуйста. Как я понимаю, вы и ваша семья смогли выбраться из Вашингтона невредимыми.

— Да, но, к сожалению, мой дом стал той самой единственной резиденцией в Вашингтоне, какую сожгли англичане.

— Жаль! — воскликнул адвокат. — Красивый был дом и стоял в хорошем месте.

— Я не вернусь в Вашингтон, поэтому хотела бы продать земельный участок. Вот адрес моей соседки, она готова помочь. — Калли дала Кею листок бумаги с адресом, потом взяла Гордона за руку и потянула вперед. — Познакомьтесь, пожалуйста, это Гордон Одли. В понедельник мы с ним поженимся.

Мужчины пожали друг другу руки, затем Кей жестом предложил им сесть.

— Сэр, не родственник ли вы первого мужа миссис Одли?

— Все гораздо сложнее, — ответил Гордон. — Я предоставлю Калли возможность самой объяснить.

— Непременно, — кивнула она. — А сейчас мне нужна помощь в проверке завещания на Ямайке. Но сначала расскажите, как ваши дела? Мне говорили, что вас и мистера Скиннер, агента бюро по делам военнопленных, держали в плену на корабле Королевского флота, но вы вернулись с победой, освободив врача и получив список американских военнопленных.

— Да, однако наблюдать за обстрелом с расстояния в несколько миль и не знать, как идет битва, было ужасно. У меня возникали сомнения относительно этой войны, но, когда я увидел Балтимор под обстрелом, они исчезли. Никогда не чувствовал себя более американцем. — Он продолжил, немного смущаясь: — Вы знаете, у меня есть склонность сочинять стишки. Во время этой битвы и после нее меня обуревали такие сильные эмоции, каких я прежде не испытывал. И я излил их на бумаге, точнее, на обратной стороне какого-то конверта, а прошлой ночью расширил их до поэмы. Не желаете взглянуть?

— Конечно!

Калли уже читала стихи Кея и знала, что он талантливый поэт, а эта тема сильно на всех действовала. Он протянул ей длинный листок бумаги, исписанной строками стихов, некоторые слова были зачеркнуты.

— Ее еще нужно доработать, — промолвил он, словно извиняясь. — Но, думаю, мне удалось передать страх и триумф, сопровождавшие это событие.

Калли принялась читать, а Гордон стал беззастенчиво подглядывать поверх ее плеча. Первая строфа звучала так:

О, скажи, видишь ли ты в первых солнца лучах, что средь битвы мы шли на вечерней зарнице? Синий с россыпью звезд полосатый наш флаг Красно-белым огнем с баррикад вновь явится. Ночью сполох ракет на него бросал свет — Это подлым врагам был наш гордый ответ. Так скажи, неужели будет жить он всегда, где земля храбрецов, где свободных страна?

Калли прослезилась.

— Да, — прошептала она, — именно так все и было.

Гордон положил руку ей на плечо:

— Мы тоже смотрели на ракеты и пушечные снаряды. Даже глядеть на них было страшно, но еще хуже было не знать, что означал конец обстрела. Когда наступил рассвет, сначала невозможно было разглядеть, чье знамя развевается над фортом. Солнце взошло и осветило «широкие полосы и яркие звезды», это было ошеломляюще. — Он коснулся уголка страницы. — Это поэма не только о Балтиморе, но обо всей нации.

Кей покраснел и нервно глотнул.

— Я рад, что мне удалось передать свои чувства в словах. Они нахлынули такой мощной волной, что отрицать их было невозможно.

— Нужно сделать из этого песню, — сказала Калли, дочитав последнюю, четвертую, строфу. — Весь город будет с радостью петь ее.

— Есть у меня на уме одна мелодия, — признался Кей. — Но сейчас давайте займемся вашими юридическими делами.

Стряхнув с себя чары поэзии. Калли вкратце изложила тщательно отредактированное объяснение причин, по которым она и ее пасынок с падчерицей жили под вымышленными именами. Затем пересказала официальную историю смерти Генри Ньюэлла и объяснила, как у нее оказались черновик завещания Мэтью и недавно обнаруженное дополнение к нему. Готовясь к этому разговору, она сначала хотела заявить, будто нашла сложенный листок с дополнениями к завещанию между страниц Библии, но поскольку Кей был приверженцем англиканской церкви, решила, что разумнее будет «найти» неожиданное дополнение в ее любимой книге «Робинзон Крузо». Гордон подарил ее Калли на день рождения, когда ей исполнилось двенадцать лет, и из всех книг только эту она отправила с Адамсами в Балтимор. Остальные превратились в пепел.

Кей принял сосредоточенный вид адвоката. Он прочитал свидетельство о смерти Генри, потом завещание, написанное рукой Мэтью, и дополнение к нему. Надо отдать должное мастерству Гордона, подлинность дополнения к завещанию не вызвала у него сомнений. Закончив изучать документы, он произнес:

— Дело представляется довольно ясным, однако подтверждение завещания займет время.

— Можно ли это сделать, находясь в другой стране? — спросила Калли. — Мы не хотим возвращаться на Ямайку.