Я наклоняюсь и беру ее сосок губами, прикусывая. Вода затекает ко мне в рот, заменяя обычную чувствительность соска во рту. Я был в душе с сотнями женщин. Я прикусывал и сосал их соски ни один раз. Но стоит мне дотронуться до нее, и я понимаю, что это не простой обмен удовольствием: я заставлю тебя возбудиться и кончить, и тоже самое ты проделываешь со мной.

Нет, у меня такое чувство, словно я хочу съесть ее живьем. Я готов встать перед ней на колени и, бл*дь, пировать ее киской несколько дней. Я никогда не позволю дотронуться до нее никому. Я не смогу ее оставить. Я чувствую, что она моя. Из всех женщин, с которыми я был, она как раз меньше всего принадлежит мне. На самом деле, она принадлежит кому-то другому. Гребаному мудаку, бл*дь, Ленни.

От такого разочарования, я прикусываю ее грудь. Она ахает. Я поднимаю голову.

— Зачем ты это сделал?

— Разве тебе не нравится?

— Не знаю.

Я опять беру ее сосок в рот и сильно начинаю сосать, чтобы она испытала боль. Она вскрикивает.

Я поднимаю голову.

— Ты хочешь, чтобы я остановился?

— Нет, — шепчет она, смотря на меня широко раскрытыми глазами.

Я беру ее второй сосок в рот и сосу уже нежно. После боли должно наступить удовольствие. Она стонет. Я разворачиваю ее к стене из плитки. Намеренно крепко удерживаю ее рукой, опустив руку на спину и заставив ее наклониться немного вперед, чтобы задница оказалась поднятой вверх. Сам разворачиваюсь так, чтобы она смогла видеть меня. Хватаю ее за ягодицы и дую на ее открытую плоть. По ее телу проносится дрожь от предвкушения. Я зарываюсь лицом между ягодицами и... начинаю пировать. В этот раз я ничего не могу с собой поделать. Я сосу, лижу ее киску, прикусывая ее припухшую плоть. Даже ее жалкие всхлипывания не в состоянии остановить меня. Я насилую ее так своим языком, как никогда не насиловал никого. Я сосу не только ее киску, но и ее анус, запуская язык, пока она не содрогается от экстаза.

Мой член горячий и голодный. Я чувствую кровь приливает к нему, мне необходимо освобождение.

Я вытаскиваю ее из душа и ставлю перед раковиной.

— Я хочу, чтобы ты видела нас в зеркале, как я буду тебя трахать. Руки на раковину, раздвинь ноги, задница кверху, — говорю я, открывая ящик и доставая презерватив. Она стоит, крепко вцепившись в раковину, расставив широко ноги, и мило выпятив свою попку кверху, я открываю ящик и ищу резинку.

— Поиграй со своим клитором, — приказываю я.

Она опускает правую руку между ног, совершая круговые движения. Ее выгнутая спина еще больше приподнимает ее задницу, и вся ее сладкая киска видна в зеркале. Моя любимая поза женщины.

Отлично. Просто ох*енно.

Я хватаю ее за бедра и скольжу в нее. Ее глаза расширяются в зеркале. Я жестко трахаю ее сзади, глаза не отрываясь смотрят в зеркало. Звук двух ударяющихся тел разносится по ванной, как эротическая сексуальная симфония. Наша мокрая плоть шлепает друг о друга, раковина поскрипывает, она стонет, я рычу и, наконец, у нее вырывается странный животный вой, она кончает мощно на мой член. Ого. После этого назад уже дороги не будет. Я взрываюсь глубоко внутри нее. Я не сразу выскальзываю, глажу ее по волосам и отвожу их на плечо, целуя ее в шею.

Я понимаю на нее глаза, в зеркале ее глаза сверкают, щеки разрумянились, рот слегка приоткрыт, и она дышит какими-то урывками.

— Еще один последний разок на дорожку? — с надеждой спрашиваю я.

Она хихикает в ответ, как чертовый ребенок.


Сноу

 Обед подается снаружи дома. Летний ветерок доносит аромат цитрусовых. Нам подают жареную утку конфи с обжаренным картофелем в утином жиру и тарелку с салатом из помидоров. Утка необычайно сочная и вкусная. Шейн рассказывает, что подготовка мяса у мадам занимает до тридцати шести часов.

Потом мадам подает мне шоколадное суфле с вишней сверху и сыр — Шейну. Я отламываю ложкой шоколадное тесто с мягкой кремовой шоколадной начинкой и кладу в рот.

— Мммм... очень, очень вкусно. Хочешь попробовать? — спрашиваю я.

Он наклоняет свое лицо ко мне. Свежесть мужского одеколона, перемешанная с запахом темного шоколада, заставляет меня опьянеть. С трудом сглотнув, я кладу ложку ему в рот. Он ловит мое запястье, прожевывает и глотает. Наклоняется и скользит языком по моей ключице. У меня расширяются глаза.

Его светлые голубые глаза вспыхивают.

— Ты права, очень и очень вкусно, — бормочет он.

И хотя он вытворял со мной разные вещи, когда мы занимались любовью, но я чувствую, как моя шея начинает краснеть.

И он вдруг с весельем говорит своими сексуальными, грешными устами, которые исследовали каждый дюйм моего тела:

— Ты краснеешь!

К своему ужасу я краснею еще больше.

Он посмеивается надо мной.

— Знаешь, что ты очень сильно покраснела в наш первый раз?

— Как ты можешь такое говорить? Мы же были в темноте, — выпаливаю я.

— Сноу, — говорит он, пробуя мое имя на звук, словно целуя. — Ты была как минимум на два тона темнее тогда.

— А ты... Ты... пыхтел весь наш первый раз, — лгу я.

— Иногда ты заставляешь меня почувствовать себя такой дешевкой, — говорит он с сексуальной усмешкой.

— Сомневаюсь, что какая-нибудь женщина может заставить тебя почувствовать себя дешевкой, — отвечаю я.

Он придвигается поближе, и наши сердца замирают, его губы парят над моим ртом. Мой пульс бьется уже где-то в горле и проблеск сексуальной энергии, как жар, окутывает тело. Его пальцы ищут подол моей юбки и тянут ее вверх.

— В тебе имеется два совершенно противоположных сочетания, Сноу. Потрясающая чопорность и стыдливость и распутный рот, чтобы готов сосать член, — говорит он похотливо. — Все, что я хочу, это трахать тебя все чертовое время.

И к своему удивлению я представляю, как поднимаюсь, оборачиваю ноги вокруг его бедер и упираюсь в его большой, твердый член своей промежностью. Настоящая похоть тут же расцветает во мне, от одной только мысли, что я чувствую между своих ног.

Он отстраняется, нахмурившись.

— Чем бы ты хотела заняться сегодня, Сноу? Вернуться и побродить по городу? Я мог бы провести тебя по достопримечательностям, если ты хочешь. Или отвезти по магазинам.

Осталось так мало времени от наших выходных вместе. Возможно я больше никогда не увижу его снова. Я не хочу тратить последние несколько часов на достопримечательности города, и, конечно, не ходить по магазинам.

— Я хочу остаться здесь. Я хочу поплавать с тобой, а потом... оказаться в твоей постели.

Его сильные руки хватают меня за запястья, и он тянет меня вверх. Мы взбегаем по большой изогнутой лестнице в его спальню, он бросает меня на кровать, срывая одежду и с поспешностью входит, словно не может ждать ни секунды.

— Твоя киска так облегает вокруг моего члена, как чертовая перчатка, — рычит он.

Он не оставляет меня ни на минуту днем, пот уже струится по его груди, рукам, лбу и спине, и я уже так измучена, что чувствую пощипывание и боль между ногами, поэтому прошу его остановиться.


18.

Сноу

 Мы прилетаем в Лондон в десять минут десятого и так же легко и свободно проходим таможенный контроль, как и отбывали во Францию. Мы быстро добираемся до парковки и останавливаемся перед приземистым красным Camarro с белыми гоночными полосами на капоте. Я ничего не понимаю в машинах, но это одна из тех — специально созданная для опасных скоростей.

— Это твоя машина? — недоверчиво спрашиваю я.

— Если это не так, то мы ее угоним, — говорит он, открывая пассажирскую дверь для меня.

— Очень впечатляющая, — отвечаю я, пробираясь в мягкий черный кожаный салон.

— Она милашка, — говорит он, закрывая мою дверцу.

Шейн молчит по дороге к моему дому, тишина в салоне напряженная, у меня в животе образуется узел страха. Все это время я настолько была очарована Сомюр, что напрочь забыла о Ленни, но теперь боюсь, хотя Шейн уверил меня, что договорился и Ленни не будет звонить мне в выходные, а если он все же звонил? Я ненавижу даже саму мысль, что мне придется ему врать. Но больше всего у меня в груди засело щемящее чувство, что Франция была мечтой, сказкой. А теперь все кончено.

Теперь все реально. С реальной жизнью.

Я не хочу возвращаться к тому, что было прежде. Я не хочу чувствовать тело Ленни на себе, использующего, чтобы облегчить его сексуальные желания. Мне даже тошно думать об этом. Я уже не та женщина, отправившаяся в Сомюр. Я изменилась и значительно.

Мы подъезжаем к моему дому, я опускаю глаза вниз на свои руки, крепко вцепившись в колени. Тишина становится невыносимой, и я умираю как мне хочется его спросить, увидимся ли мы снова, но что, если он скажет нет? Если на этом наша связь и закончиться?

— Сейчас ты можешь включить свой телефон, — говорит он, его голос звучит без эмоций и как-то жестко в тишине салона.

Я киваю и смотрю на него.

Он кажется таким далеким. Он хочет побыстрее избавиться от меня? Может это всего лишь хорошо продуманный обман, только чтобы переспать со мной? Наверняка такой мужчина как он, не собирается пускаться в долговременные отношения. И он выглядит таким отстраненным и недоступным, как будто ему не терпится избавиться от меня. Я чувствую, как в уголках глаз начинают собираться слезы. Я не буду плакать перед ним. Я всегда знала, что он одним взмахом руки может соблазнить ни одну киску, поэтому мне не должно быть так больно, и я не должна чувствовать себя настолько опустошенной, по крайней мере, у меня у меня еще осталась гордость.