Кристина Лорен - Прекрасный секрет

Он издал сухой смешок.

– Думал о том, чем мы занимались.

– О.

– Ты не удивлена?

Я откинула волосы с лица и задумалась, до какой степени честной мне стоит быть.

– Я бы скорее удивилась, если бы ты повел себя иначе.

– Я настолько предсказуем?

– Я бы сказала, последователен. – Между нами повисло молчание, и наконец у меня больше не было сил его выносить. – Хочешь поговорить об этом?

Секунду он молчал, а потом кивнул.

– Думаю, да. Да.

Я улыбнулась в темноту, подумав, что это для него большой шаг вперед.

– Я думал о том, что, наверное, это было для тебя непросто. Да еще я смущаю тебя своими противоречивыми сигналами. – Он умолк, взял меня за руку и провел кончиком пальца по ладони к запястью. – Я говорил тебе, что мне не хочется торопиться, а потом… – Он согнул ногу и положил колено на матрас, повернувшись ко мне лицом. – А потом делал все это… красил тебе губы помадой…

– Я была не против, – ответила я. – Такие вещи не всегда происходят по плану. Иногда в пылу момента ты делаешь что-то такое, из-за чего потом переживаешь. Пока мы честны друг с другом, не думаю, что мы можем сделать что-то не так.

Секунду он обдумывал мои слова, потом просто сказал:

– Спасибо.

– И ты не единственный, кто склонен к умствованиям, – заметила я. – Просто мне лучше удается говорить не думая или бросаться куда-то очертя голову.

– Ты меня утешила.

Снова повисло молчание.

– Раз уж мы честны друг с другом, могу я задать тебе вопрос?

Он сжал мою руку.

– Конечно, милая.

– Та часть тебя, которая хочет не торопить события, она имеет отношение к тому, что я рассказала прошлой ночью?

Несколько секунд он не отвечал, и я почувствовала, как он ерзает на матрасе.

– После того, как он поступил, – сказал он, – я чувствую, что должен…

– Остановись. – Я оказалась права. Дело не в том, что он не уверен в себе. Он не хочет торопить и меня. – Я рассказала тебе о том, что сделал Пол, потому что я тебе доверяю и потому что ты спросил меня. Я хочу, чтобы ты понимал, как я стала такой, какая я есть. Я ведь тоже хочу знать тебя. То, что было, никуда не денется, потому что это часть моего прошлого, но я не хочу, чтобы из-за этого ты обращался со мной как-то по-особенному. Я не неженка, и со мной не надо осторожничать. Только не это. Я скажу, если мне что-то не понравится, и ты мне тоже говори, но мы должны доверять друг другу.

Он подался вперед, проведя ладонями по своему лицу.

– Понимаешь, я просто чувствую себя не в своей тарелке, – сказал он. – То, что мы так открыто обсуждаем эти вещи, – для меня откровение. Я был одинок в браке, и она тоже, я думаю. И я боюсь, что дело не в Найле и Порции, а дело только во мне. Я знаю, что молчалив… что если ты… кто-то устанет вытягивать из меня ответы клещами?

– Найл…

– И что, если после того, как первая радость завоевания схлынет, ты поймешь, что я не такой, каким ты представляла меня? Я… я не знаю, что я буду с этим делать.

– Я знаю, что люди могут восприниматься иначе, – сказала я. – Тебе кажется, что ты слишком скрытен, а я наоборот. – Он рассмеялся и провел пальцами по моей щеке. – И если уж мы честны друг с другом, мне и правда трудно, когда приходится угадывать твои мысли. Например, сегодня утром. Я не имею в виду, что мне надо знать все, что происходит у тебя в голове… но мне нужен тот, с кем можно разговаривать. Кто может выйти из своей зоны комфорта и сделать шаг мне навстречу. Вот что мне надо.

В комнате повисло настолько тяжелое молчание, что оно ощущалось третьим собеседником.

Моменты, когда мне приходится угадывать его мысли? Вот один из них. Потом мне пришло в голову, что надо было принять во внимание его неуверенность и уточнить, что когда я говорю «кто-то», я имею в виду конкретно его.

Но Найл, кажется, был готов сделать шаг навстречу. Он придвинулся еще ближе, прижавшись лбом к моему лбу.

– Я постараюсь, – сказал он. – Ради тебя я постараюсь.

Я никогда не встречал женщин вроде Руби. Вместо того чтобы ожидать серьезных шагов, подтверждающих мою заинтересованность, в течение следующей недели она довольствовалась мелочами: прикосновением моей ладони к талии, пока мы ждали поезд в метро; ласковым взглядом, когда мы стояли в очереди за обедом; долгими поцелуями на рассвете. Но в то время как накал наших отношений немного стих, она ни разу не попыталась надавить на меня и ни разу не просила объяснений вроде того, что было ночью в ее номере.

Я и правда хотел попытаться. Она это знала и просто была рядом.

Руби удивляла меня и в других смыслах. Она была умна, намного умнее, чем я изначально думал, и мгновенно усваивала новую информацию. Я и сам всегда все записываю и обычно могу быстро найти любые сведения, но в течение следующей недели Руби несколько раз поражала меня, когда во время совещания возникал вопрос, на который она немедленно находила ответ. Это было нечто.

У нас установился привычный распорядок работы и приемов пищи, а по вечерам мы долго болтали в кровати и целовались, а потом засыпали в обнимку, и ее теплая кожа льнула к моей. Это была сказочная жизнь (думаю, Руби думала так же): мы жили в шикарном отеле, ели в ресторанах и могли проводить весь рабочий день вместе и при этом быть эффективными.

Поэтому во вторник я удивился, обнаружив, что Руби нет поблизости, и вспомнив, что я не видел ее с самого утра, когда она ушла из моего номера. Я провел множество переговоров и совершил кучу звонков, чтобы подвести итоги первого этапа саммита. Все последующие дни до нашего отлета в Лондон будут куда более спокойными, поскольку от меня потребуется просто быть на телефоне. Я одновременно боялся и ждал этого. С одной стороны, я хотел свободнее распоряжаться собой днем и уделять больше времени тому, что между нами происходит. С другой стороны, я волновался, что начну слишком много думать о наших отношениях, о том, как сильно они отличаются от всего, что было прежде, и о том, что я буду с этим делать, когда мы вернемся в Лондон.

Наконец Руби присоединилась ко мне в вестибюле, когда я разговаривал с одним инженером. Краем глаза я заметил, что она ждет, когда я закончу беседу, и мне показалось, что она аж дрожит от нетерпения. Я попрощался с Кендриком, и она помахала мне рукой, которую до этого прятала за спиной.

В кулаке она сжимала два билета.

– Что это? – спросил я, забирая у нее один.

Bitter Dusk, «Боуэри Боллрум», 29 марта, 18:30.

Концерт сегодня вечером?

– Что это? – опять спросил я. Она широко улыбалась. Она же не ожидает, что я…

Она повернулась в сторону лифта.

– Концерт, о котором я тебе говорила. По невероятному совпадению мы пойдем туда сегодня вечером.

Я поморщился, представив себе зал, полный потных людей, раскачивающихся и трущихся рядом со мной, и дикие вопли гитары, режущие уши.

– Руби, я правда не уверен, что мне это понравится.

– О, разумеется нет, и все будет еще хуже, чем ты себе представляешь, – сказала она, постучав меня по лбу. Мы вошли в лифт, и я с удовольствием увидел, как она радуется, что мы остались вдвоем.

– И даже хуже, – продолжила она. – Клуб слишком маленький для такой группы, и там будет полно народу. Везде потные пьяные американцы. Но я хочу, чтобы ты пошел.

– Должен признать, твои навыки продажника немного хромают.

– Я хочу напоить тебя, поскольку завтра тебе не надо работать. – Она потянулась поцеловать мой подбородок. – Готова поспорить на сто долларов, что ты прекрасно проведешь время и захочешь вознаградить меня оргазмами.

– Я уже хочу вознаградить тебя оргазмами, прямо сейчас.

– Считай это побудительным мотивом, чтобы пойти на концерт. – Она бросила меня взгляд, по которому я понял, о чем она думает. Это именно то, о чем мы говорили. Сделай это со мной.

Я вздохнул с притворным раздражением, выходя следом за ней из лифта. Хотя моя кожа горела от желания почувствовать, как она скользнет под одеяло и устроится рядом со мной, тем не менее мне нравилась идея сходить с ней куда-нибудь.

– Я знаю хотя бы одну их песню?

– Лучше, если да. – Она игриво глянула на меня через плечо. – А если нет, то узнаешь. Это моя любимая группа.

Она напела несколько строк из композиции, которую я и правда знал, – одной их тех, что крутят в общественных местах. Руби пела тонким голосом и совершенно не попадала в ноты, но ей было наплевать. Господи, есть ли хоть что-то, что мне в ней не нравится?

– Прямо сейчас ты думаешь, что я ужасно пою, – предположила она, толкнув меня в бок.

– Да, – признался я, – но я слышал эту песню. Я выживу сегодня вечером.

Она с притворным восхищением взглянула на меня.

– Как благородно с твоей стороны.

Снаружи «Боуэри Боллрум» напомнил мне старую пожарную станцию: незамысловатый известняк, широкая центральная арка, зеленая неоновая вывеска, освещающая боковой вход. Мы вышли из метро совсем рядом с клубом, и Руби чуть не подпрыгивала от нетерпения и тянула меня ко входу. Внутри здание оказалось намного менее просторным, чем я ожидал. Узкую сцену по бокам отделяли тяжелые бархатные портьеры, и они находилась лишь в метре от зрительного зала. Я понял, почему Руби так волновалась: в таком заведении она окажется намного ближе к своей любимой группе, чем в других местах.

Наверху в задней части зала и по бокам находился балкон. Он уже начал наполняться людьми, держащими в руках коктейли. Зал тоже начал наполняться, и воздух, влажный от большого количества тел, вызвал у меня приступ клаустрофобии. И словно чувствуя мою панику, Руби потянула меня за рукав к бару.

– Два джина с водкой и лаймом! – прокричала она бармену. Он кивнул, взял два стакана и наполнил их льдом. – Побольше лайма, пожалуйста, – добавила она.

Хипстерского вида бармен улыбнулся ей, посмотрел на ее губы, потом на грудь.