– Дело не в этом, я… – Я умолк, развязывая галстук и вешая его на спинку стула. Всегда, когда мне хотелось объясниться, сказать что-то важное, что-то личное, мои мысли разбегаются в разные стороны. Вот почему с Порцией я давно оставил эти попытки.

Я знаю, что мне надо прекратить сравнивать все на свете со своим браком. Руби пытается помочь мне понять себя самого, и я должен дать ей эту возможность.

Новые отношения. Новая модель.

– Скажи мне.

Я закрыл глаза и попытался подобрать слова.

– Я чувствую, что только-только переварил мысль о том, что мы с тобой вместе со всеми вытекающими, и вот мы уже в гостинице, в номере с кроватью. Мне хочется думать, что в обычных обстоятельствах я бы несколько раз пригласил тебя на ужин, поцеловал в дверях и был бы более сдержанным в действиях. По крайней мере, так поступил бы восемнадцатилетний я, – объяснил я, беспомощно хмыкнув. – А вот мы здесь, я уже трогал тебя внутри, и все, чего мне сейчас хочется, – это присоединиться к тебе и избавиться от напряжения, которое я испытываю весь день. Полагаю, дело в том, что мне странно от того, как тело и сердце опередили мой разум.

Руби встала на колени и переместилась к изножью кровати. Протянула руку, скользнула пальцем в петлю на поясе брюк и потянула меня к себе.

– Почему люди ведут себя так, будто сердце и тело – не часть разума?

Она расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки и перешла к следующей. Потом еще к одной. Мою кожу покалывало под ее пальцами.

– Когда ты хочешь меня, – начала она, – это твой разум. Когда ты чувствуешь, что тебе приятно со мной, угадай, что это? – Она взглянула на меня с милой улыбкой. – Тоже разум.

– Но ты понимаешь, что я имею в виду? – шепотом спросил я. Наши лица находились в паре дюймов друг от друга; мне надо слегка наклониться, и я ее поцелую. – Я беспокоюсь, что ты так молода. Что я неврастеник. Как отключиться от всего этого?

– На самом деле, – сказала она, с притворной серьезностью сдвинув брови, – я думаю, что тебе будет проще, когда мы вернемся домой. Когда все будет происходить на твоей территории, по твоим правилам. Мне кажется, самое трудное для тебя – оказаться вне привычной среды, и впридачу я – еще один элемент хаоса.

Ее слова помогли мне расслабиться, заставив отступить растущую волну беспокойства.

– Ты уверена, что тебе не шестьдесят лет и что твой вид – не заслуга пластического хирурга? Ты мудра не по годам.

– Абсолютно уверена, – улыбнулась она. – А еще я уверена, что ты не должен делать то, чего не хочешь, Найл. Нет так нет.

Я взглянул на ее шею в том месте, где бился пульс, и представил, каково это – прижаться сюда губами.

– Я вполне уверен… Я имею в виду… – Я вздохнул и расстроился. Наконец сказал: – Хочу.

Руби хихикнула, упала навзничь на кровать и потянула меня за собой. Мы упали на кровать, матрас под нами спружинил, и я откатился в сторону, снимая рубашку. Она закинула на меня ногу и прижалась так, как будто это было для нас самое привычное дело.

Я уставился на сплетение наших тел, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Смотри, как мы подходим друг другу, – тихо сказала Руби. – Подумать только, я наконец оказалась с тобой в одной постели. – Она протянула руку, разглаживая складки на моем лбу. – На самом деле мне хочется пообниматься и поболтать. Мы можем не раздеваться до ужина. И после тоже.

Я улыбнулся и провел ладонью по ее животу.

– Расскажи мне о своей семье.

– Ну… – Ее пальцы скользнули по моей шее и запутались в волосах. – У меня есть брат-близнец…

– У тебя есть брат-близнец? – переспросил я. Как я мог целовать ее, наблюдать, как она доводит себя до оргазма, ласкать ее и провести последние пять дней, не зная таких основных сведений?

– Да, он учится на врача в Калифорнийском университете. Его зовут Крейн.

– Крейн? Редкое имя.

– Все называют его по фамилии – Миллер, но ты прав. – Она задумчиво погладила меня по голове. – Он душка.

– А твои родители?

Она заглянула мне в глаза.

– Они живут в Карлсбаде – это к северу от Сан-Диего. Кажется, я уже говорила, что они оба психотерапевты.

Я отодвинулся, чтобы рассмотреть ее получше.

– Как это возможно? Твои родители – психотерапевты, а ты такая… нормальная?

Смеясь, она шутливо толкнула меня в грудь.

– Глупый стереотип. Стоило бы подумать, что если твои родители – очень хорошие мозгоправы, то их дети лучше приспособлены к жизни, а не хуже.

– Стоило бы подумать… – Мои губы невольно расплылись в улыбке. Она… она потрясающая. – Значит, ты выросла в Карлсбаде, а потом поступила в Калифорнийский университет?

– М-м-м! – протянула она, проводя пальцем по моей ключице. – Счастливое детство. Классные родители. Брат-близнец, который время от времени встречался с моими друзьями… – Она задумалась, потом потянулась, поцеловала меня в шею и заключила: – Мне повезло.

– Значит, никаких демонов?

Руби медленно откинулась назад, и на секунду ее глаза затуманились.

– Никаких.

Я внимательно рассматривал ее лицо, потом провел рукой по животу к ребрам и тихо заметил:

– Не очень убедительно.

Не знаю, зачем я задал ей это вопрос, но теперь мне нужно знать правду. От этого погружения я почувствовал стеснение в груди. Это не просто флирт, поцелуи, ласки. Это то, что мне нужно, но и то, чего я боюсь больше всего: близости в словах перед близостью в действиях.

– Хорошо, – улыбнулась она. – Но ты первый.

Я удивленно моргнул. Задавая этот вопрос, я не ожидал, что он обернется против меня.

– Что же, полагаю, детство у меня было вполне счастливое. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были очень бедны, но дети редко замечают нехватку денег, если у них есть все, что им нужно. Мой брак, как я уже говорил, был довольно… спокойным. Особенно в сравнении с моим детством с буйными братьями и сестрами. Мы не особенно много спорили и не особенно много смеялись. В итоге оказалось, что у нас очень мало общего.

Она провела рукой по моему подбородку, изучая его форму кончиками пальцев.

– Я полагаю, что мои демоны – это сдержанность и страх из-за того, что я провел подростковые годы и десяток лет с женщиной, которую я, видимо, так и не пойму за всю мою оставшуюся жизнь. Такое ощущение, что я потратил время зря.

– Сдержанность? – тихо повторила она.

Я кивнул и прошептал:

– Я всегда думал, смогу ли я найти общий язык с людьми.

– Что ты имеешь в виду?

– Смогу ли я общаться по-дружески, заинтересованно, – объяснил я. – Быть ответственным.

– Ты очень ответственный. – Ее губы изогнулись в усмешке. – Может, даже слишком.

Засмеявшись, я признал:

– Справедливо. Я всегда был самым спокойным и несколько неуклюжим. Макс и Ребекка, которые были по возрасту ближе всего ко мне, были весельчаками. А я был сдержанным, но это значило, что я справляюсь с вещами, с которыми они не могут сладить.

– Звучит любопытно…

Покачав головой, я наклонился поцеловать ее подбородок и прошептал прямо в ее кожу:

– Твоя очередь.

Когда я отстранился, она взглянула на меня. Ее палец описывал круги на моей шее.

– Руби?

Она моргнула, глядя мне в глаза, а я наблюдал, как она глубоко вздыхает.

– У меня был плохой бойфренд на первом курсе, – начала она. Слова были очень туманными, и я не понимал, что она имеет в виду. Он применял к ней силу? Или был неверен?

– Что ты имеешь в виду?

– Может, неправильно называть его бойфрендом, – продолжила она, повернув голову набок и задумавшись. – Несколько раз мы встречались, и он хотел заняться сексом, когда я еще не была готова. Он оказался очень настойчив.

Когда до меня дошло, о чем она говорит, мое сердце чуть не выпрыгнуло наружу, и я с трудом выдавил:

– Он сделал тебе больно?

Глядя на ее хрупкое тело, пухлые губы и большие искренние глаза, я почувствовал, что меня охватывает дикая ярость. Меня пожирали страсть и жажда мести, каких я доселе не испытывал.

Она пожала плечами.

– Чуть-чуть. Никакой драмы или особенного насилия, просто было неприятно. У меня это был не первый раз, но…

Я понял:

– Все равно было больно.

Она кивнула и снова уставилась на мой подбородок.

– Да. Так что если говорить о демонах, думаю, что это мой.

Я растерялся. Открыл рот, потом снова закрыл. Мне хотелось ударить кулаком в стену, сжать ее в объятиях, накрыть ее тело своим. А потом я отнял руку от ее тела, забеспокоившись.

– Прекрати, – сказала она и неловко хихикнула. – Вот почему я не люблю разговаривать на эту тему. Это была плохая ночь, но одно из преимуществ дочери хороших психотерапевтов – то, что ты учишься говорить о таких вещах, и это очень помогает.

Руби казалось такой здоровой, уравновешенной, с пониманием воспринимала мои колебания. То есть думать о том, чтобы приятно с кем-то провести время, было приятно и радостно, но я начал думать о ней более серьезно, как о человеке, в жизни которого было и хорошее, и плохое, о человеке, который относился ко мне бережно, но к которому тоже нужно относиться бережно.

– Просто спроси, – сказала она, прочитав мои мысли. – Если мы собираемся заняться этим, – она сделала жест, объединяющий нас обоих, – тебе следует кое-что обо мне знать.

– Ты не… – начал я, испытывая крайнюю неловкость. Сглотнул, потом еще раз сглотнул и прокашлялся.

– Найл, – сказала она и потянулась поцеловать меня. – Спрашивай.

– Секс… для тебя это не проблема. – Это был не вопрос, и когда я почувствовал, как меня заливает краска смущения, мне захотелось зажмуриться и исчезнуть. Она такая открытая, так свободно говорит о сексе.

Кажется, она ничего не заметила, и мои слова ее никак не обеспокоили.

– Сначала да, – заговорила она. – Имею в виду, может быть, иногда это чувствительное место. Первый год или около того я немного… боялась. Я спала с разными парнями, словно пыталась кому-то сказать: «Эй, я так решила. А еще я хочу так и так». Но мне помог мой терапевт. То, что сделал Пол, на самом деле касалось не секса. Парни, с которыми я была после него… были другими. Мне не казалось, что он сломал меня, но он и правда показал мне, что некоторые люди бывают… плохими.