Только услышав его смех, я сообразила, что пялюсь, открыв рот, и что Макс наблюдает за мной… бог знает сколько. Уголок его рта изогнулся в улыбке.

– Похоже, ты в полном восторге от этого пива.

Он подтолкнул ко мне пинтовую кружку с пивом и взялся за свою.

– Я взял на себя смелость заказать тебе бургер размером с твою голову и чипсы. То есть, – с ухмылкой уточнил он, – картофель фри.

– Отлично. Спасибо.

Я положила сумочку на свободный стул и села напротив Макса. Он улыбнулся глазами, а затем опустил взгляд на мои губы.

– Итак, – сказала я, отхлебывая пиво и изучая своего спутника поверх ободка кружки.

– Итак.

Похоже, этот поворот событий изрядно его веселил. Я не была зациклена на контроле, но привыкла к предсказуемой жизни – а за последние два месяца на меня свалилась масса неожиданного.

– Спасибо, что пригласил меня сегодня в бар.

Он кивнул, почесав в затылке.

– Спасибо за то, что пришла.

– У тебя прекрасные друзья.

– Компания придурков.

Я рассмеялась, чувствуя, как напряжение медленно тает.

– Забавно. То же самое они сказали о тебе.

Макс положил локти на стол и наклонил вперед.

– У меня есть вопрос.

– Да?

– У нас сейчас свидание?

Я чуть не подавилась пивом.

– Ради бога, женщина, не паникуй. Мне просто интересно, не хочешь ли ты изменить правила. Следует ли нам пересмотреть предыдущий вариант?

Я кивнула, прижав платок к губам, и пробормотала:

– Конечно.

Он поставил кружку на стол и принялся перечислять мои правила, загибая длинные пальцы:

– Одна ночь в неделю, никаких связей на стороне, секс предпочтительно на публике – и точно нев моей кровати, – фотографии желательны, но без лиц, и никакой огласки.

Подняв кружку, Макс сделал основательный глоток, а затем перегнулся через стол и прошептал:

– И ничего между нами, кроме секса. Просто удовлетворение базовых потребностей, и все. Я ничего не упустил?

– Вроде бы ничего.

При мысли о том, как далеко мы отошли от этого всего за один день, сердце отчаянно забилось.

Официант – по виду студент колледжа – приволок две корзины. В каждой был самый большой бургер, который я видела в жизни, и гигантская гора картофеля фри.

– Матерь божья, – выдохнула я, уставившись на свою порцию. – Это…

– Именно то, чего ты хотела? – поинтересовался Макс, потянувшись за соусницей с уксусом.

– Да, но намного больше, чем я способна съесть.

– Давай-ка добавим перчику, – предложил он. – Кто больше съест, тот и устанавливает новые правила.

Улыбнувшись, он закрыл соусницу крышкой и поставил обратно. Мы оба знали, что Макс весит почти вдвое больше меня. Мне никогда не выиграть в этом состязании.

Но был ли он голоден? Может, он уже накачался пивом и знал, что я съем больше? Или ему хотелосьустановить правила?

– О боже, женщина. Хватит думать, – сказал он, поднимая бургер и откусывая гигантский кусок.

– Ладно. Договорились, – хмыкнула я.

Мне вдруг стало очень интересно, какие правила придумает Макс.


Макс вытер руки салфеткой, смял ее в комок и швырнул в пустую корзину.

– Это было здорово, – пропыхтел он, наконец-то взглянув на меня.

При виде моих жалких успехов Макс разразился громовым смехом. Я сумела справиться в лучшем случае с четвертью бургера и почти не притронулась к картошке. Роняя бургер обратно в корзинку, я простонала:

– Боже, как я объелась.

– Я выиграл.

– А что, кто-то в этом сомневался?

– Тогда зачем ты согласилась на пари? – спросил он, отодвигая стул от стола. – Ты могла сказать нет.

Встав, я пожала плечами и развернулась к двери прежде, чем Макс успел выжать из меня ответ. Может, мне и не терпелось узнать, чего он хочет, но вряд ли я была готова признать это вслух.

Пьяное оживление после бара прошло, а теперь, когда бургер камнем лежал в желудке, мне хотелось только свернуться где-нибудь в переулке и задремать. Но было только полдевятого, слишком рано для того, чтобы расходиться. Казалось невозможным ждать следующей встречи до пятницы… если, конечно, он не решит изменить это правило.

Ист-Виллидж был полон молодежи, высыпавшей субботней ночью на улицы в поисках выпивки и развлечений. Макс взял меня за руку, сплел пальцы с моими и крепко сжал. Чисто по привычке я собралась заявить, что не намерена так ходить по городу, но тут он неожиданно свернул к следующему дому и втащил меня в тускло освещенный бар.

– Я знаю, что ты объелась, но посиди здесь, выпей коктейль, и придешь в себя. У меня на тебя еще обширные планы.

Боже, мне понравилось, как это прозвучало!

Забившись в тесную кабинку, мы уселись в темном уголке. Я прихлебывала водку с тоником, Макс пил пиво и рассказывал, каково это было – расти в Лидсе в семье ирландских католиков, родившись средним из одиннадцати детей. У него было семь сестер и три брата. Они жили по трое в комнате – и это так отличалось от моего собственного детства, что я слушала затаив дыхание, пока Макс потчевал меня историями о тех временах, когда они решили организовать домашний духовой оркестр. Или когда старшую сестру, Лиззи, застукали в семейном «вольво», где она занималась сексом с местным священником, причем по обоюдному согласию. Самый старший брат Макса, Дэниел, после школы отправился в католическую миссию в Бирму и вернулся оттуда буддистом и приверженцем тхеравады. Его самая младшая сестра, Ребекка, вышла замуж сразу по окончании колледжа и в двадцать семь уже обзавелась шестью детьми. У других были не менее захватывающие биографии. Брат, родившийся через десять месяцев после появления на свет Макса, Нейл, был сейчас заместителем начальника лондонского метро; а одна из сестер преподавала химию в Кембридже, и у нее было пятеро детей, все мальчики.

Макс признался, что по сравнению с братьями и сестрами иногда чувствует себя посредственностью.

– В университете я изучал искусство, а потом получил степень по управлению бизнесом, чтобы торговатьискусством. Отец считал, что я полный неудачник – во-первых, из-за выбора карьеры, а во-вторых потому, что до тридцати лет я не произвел на свет кучу католических детишек.

Но, сказав это, он рассмеялся, как будто на самом деле его родителям было все равно, неудачник он или нет. Отец Макса, всю жизнь дымивший как паровоз, умер от рака легких через неделю после того, как Макс закончил магистратуру, а его «матушка» решила, что ей нужно сменить обстановку, и переехала вместе с ним в Штаты.

– Мы не знали здесь ни души. У меня была парочка связей с университетских времен и несколько знакомых по бизнес-школе – друзья друзей с Уолл-стрит, – но в то время я четко представлял только две вещи. Во-первых, что хочу заниматься венчурными операциями с предметами искусства в Нью-Йорке, и, во-вторых, что хочу взять в партнеры человека, разбирающегося в науке и технологиях. Так я познакомился с Уиллом.

Откинувшись на спинку дивана, Макс прикончил свое пиво. Этот парень умел пить! Я уже потеряла счет кружкам, которые он оприходовал, а никакого эффекта заметно не было.

– То есть, вообще-то я встретил его в пабе, но мы немедленно сдружились и уже на следующий день начали работать над нашим милым маленьким проектом. Через пару лет мы подключили Джеймса, возглавившего отдел технологий, потому что Уилл уже не мог разрываться между биотехом и IT.

– Почему у тебя нет огромного пивного брюха? – со смехом спросила я.

Это было несправедливо. Джулия называла такие тела, как у него, «рельефными» – его грудь и живот пружинились мышцами, о существовании которых я до нашего знакомства и не подозревала.

Секунду Макс недоуменно таращился на меня, а затем перевел взгляд на свою пустую кружку.

– Ты как, уже наклюкалась?

– Стопудово, – ответила я, чувствуя, что второй коктейль водка-тоник начинает действовать.

Щеки горели, а улыбка против воли становилась все шире и шире.

– Я совершенно наклюкалась.

– Угу, – сказал он, покачав головой. – С американским произношением это звучит не очень.

– Тебе нравится американское произношение или нет? Потому что, когда я слышу твой английский акцент, мне хочется делать с твоим ртом очень, очень нехорошие вещи.

Он быстро облизнул губы и – надо же! – покраснел.

– Американский акцент, увы, не особенно сексуален. Но твой чикагский прононс очень мил. Особенно когда ты напьешься. Он такой плоский и звучит как-то так…

Тут Макс издал жуткий ноющий звук – мне искренне хотелось верить, что ничего подобного никогда не вырывалось из моего рта. Я поморщилась, а он расхохотался.

– Ничего похожего!

– Ладно, может, я слегка сгустил краски, – уступил он. – Но что я считаю сексуальным, так это твой интеллект, твои огромные карие глаза, пухлые губки, звуки-которые-Сара-издает-когда-кончает, и твои совершенно неподражаемые сиськи и бедра.

Я откашлялась, чувствуя, как от груди до кончиков пальцев распространяется тепло.

– Мои бедра?

– Ага. Думаю, я уже упоминал, что у тебя изумительная кожа. И на бедрах она потрясающе нежная. Что, тебе никто этого не говорил? Думаю, не так уж много людей целовало их так часто, как я.

Я удивленно заморгала. Он знал, что я была только с Энди, но не понимал, насколько прав. Энди почти никогда не целовал меня ниже груди.

– Так какие же у нас новые правила? – спросила я, борясь с легким головокружением.