– От книги ты потекла, – заметил он, а затем я услышала, как его ладонь на члене начала работать быстрее. – Но интересно, насколько сильно?

По-прежнему не открывая глаз, я протянула руку и пощупала себя, чтобы это выяснить. Мне даже не пришлось ничего говорить: он зарычал, а затем знакомо и хрипло выругался, кончая.

Мне хотелось взглянуть ему в лицо, но я лежала зажмурившись, слыша теперь лишь громкий стук собственного сердца.

В комнате стало совсем тихо, не считая нашего тяжелого дыхания. Я внезапно почувствовала, как кондиционер над головой обдает струей холодного воздуха мою разгоряченную кожу.

Наконец Макс застегнул молнию на брюках и ремень.

– Сейчас вернусь. Только приведу себя в порядок.

Я услышала звук удаляющихся шагов. Дверь открылась, и Макс тихо рассмеялся.

– Теперь можешь смотреть, – сказал он и вышел.

Мне показалось, что за последние десять минут в комнате потемнело. Мои пальцы все еще шарили между ног, а в ушах звенели отзвуки его оргазма. Я попробовала погладить себя и поняла, что могу кончить почти сразу. Возможно, меньше чем за минуту. И определенно до того, как он вернется.

Без дальнейших раздумий я прижала ладонь к клитору, вспоминая звук, с которым двигалась его рука, ритм, скорость, короткие стоны и отрывистые инструкции – и как легко он способен был произнести вслух то, что ему было надо.

Мы так быстро понимали друг друга, находились в такой гармонии.

Нам было так простовдвоем.

И, не успела я это подумать, как оргазм растекся по моим бедрам и взорвался, вдавив в веки яркие звездочки и заставив меня задохнуться.

Дверь открылась. Моя рука метнулась к шее, где бешено стучал пульс. Подавив всхлип, я тщетно попыталась дышать медленней. Не знаю почему, но после того, что он только что сделал, я чувствовала себя так, будто меня застукали за кражей печенья. Макс улыбнулся, подошел ко мне и уселся на диван рядом со мной. Я подвинулась, освобождая ему место. Положив руку на спинку дивана, он наклонился и сунул себе в рот мои пальцы.

– М-м-м. Хорошо поласкала себя, Лепесточек?

– Если бы остался и посмотрел, не пришлось бы спрашивать, – парировала я, борясь с расползающимся по коже предательским теплом.

– Неважно, – пробормотал он, припав к моему горлу, – я посмотрю это позже на видео.

Тут Макс встал, подошел к открытому шкафу и нажал кнопку на камере, стоявшей на верхней полке. Я ее даже не заметила!

– Ты… что?!

Он обернулся, растянув губы в насмешливой улыбке.

– Ты снял это на видео?

Меня никогда еще не раздирали такие противоречия. Быть пойманной – ужасно. Быть под наблюдением – пьяняще.

– Да.

– Макс, мое лицо…

Он сдвинул брови.

– Я навел камеру ниже, и не зря положил тебя именно так. Я не собирался записывать твое лицо.

Мой прекрасный незнакомец подошел ко мне и опустился на колени рядом с диваном.

– И это, конечно, жаль, потому что мне очень нравится смотреть, как ты теряешь контроль.

Он провел кончиком пальца по моей щеке, пристально вглядываясь мне в лицо. Затем моргнул и, похоже, вернулся мыслями в настоящее.

– Так вот, насчет ужина. Я думал о тайской кухне, но у тебя аллергия на арахис, а в моем любимом тайском ресторанчике арахис пихают повсюду. Как насчет эфиопской? Ты не против того, чтобы есть руками? – тут он ухмыльнулся. – Клянусь, что там ни одна живая душа меня не узнает.

Я изумленно уставилась на него, совершенно забыв о том, что собиралась возражать против совместного ужина.

– Откуда ты знаешь, что у меня аллергия на арахис?

– На тебе аллергический браслет.

– Ты читал, что там написано?

Он посмотрел на меня с неподдельным изумлением.

– Ты носишь браслет для того, чтобы его нечитали?

Покачав головой, я села и провела руками по волосам. Мужчина, которого я любила, едва меня замечал. Мужчина, с которым я хотела всего лишь заниматься сексом, замечал все, что касалось меня.


Макс вывел меня к задней двери. В переулке за ней нас ждал черный автомобиль.

– Ты что, серьезно? – спросила я, когда он открыл дверцу. – Папарацци добрались уже и сюда?

Рассмеявшись, Макс мягко подтолкнул меня на заднее сиденье.

– Нет, Лепесточек. Я не настолько знаменит. Они набрасываются на меня только на официальных мероприятиях и иногда на улице. Конспирация – твой заскок, а не мой.

– «Царица Савская», Адская кухня, – сказал он водителю и обернулся ко мне: – Спасибо за то, что составила мне компанию, пока я паковался. В твоем обществе это занудное занятие стало вполне приятным.

– Не заметила, чтобы ты много успел. Не самый полезный вечер в твоей жизни, верно? – я наклонилась к нему, скептически подняв бровь.

Улыбнувшись, он уставился на мои губы.

– Тут ты меня подловила. Я хотел посмотреть, как ты смотришься голой у меня на диване. А вообще-то я нанял рабочих, чтобы они упаковали все в кабинете завтра утром до прихода маляров.

Придвинувшись, он нежно меня поцеловал.

– Порой во время работы мне хочется видеть тебя побольше. Рад, что ты пришла. Мне понравилось.

Я заерзала на сиденье, чувствуя, что мир вокруг меня балансирует на самом краю.

– Не думала, что такие мужчины, как ты, существуют, – невольно вырвалось у меня. – Честные. Те, рядом с которыми легко.

Тут я взглянула на него.

– Я уже говорил тебе. Ты мне нравишься.

Он обнял меня, придвинул ближе и не отрывал своих губ от моих до самого конца поездки. Может быть, прошла минута, или час, или неделя. Не знаю. Но когда мы добрались до Адской кухни, я не хотела вылезать из машины, и меня очень мало смущало то, что в глубине души я надеялась получить от Макса приглашение остаться на ночь.


Официантка поставила перед нами гигантское блюдо с разнообразными вегетарианскими закусками.

– Отломи кусок ынджеры – это эфиопский хлеб – и зачерпывай им еду, – сказал Макс, отламывая кусочек и показывая, как это делается.

Я смотрела, как он облизывает пальцы, жует и затем улыбается мне.

– Что? – спросил он.

– Э-э… – пробормотала я. – Твой рот.

– Тебе нравится мой рот?

Макс снова высунул язык, облизал губы, потом налил вина в бокал и сделал большой глоток.

Рядом с ним я чувствовала себя куда больше, чем пьяной. Я была сбита с толку и очень возбуждена. Сжав под столом кулаки, я представляла, как прошу его уйти отсюда, привезти меня домой, раздеть… Не считая поцелуя в машине, Макс весь вечер ко мне почти не прикасался. Неужели он делал это специально? Пытался свести меня с ума? Отлично: миссия выполнена. Моргнув, я опустила голову, глядя в тарелку, а затем повторила то, что сделал он: оторвала немного хлеба, зачерпнула им горку чечевицы и отправила в рот. Еда была горячей, сильно перченой и на вкус просто восхитительной. Прикрыв глаза, я пробормотала:

– Как вкусно.

Я почувствовала на себе взгляд Макса. Когда я открыла глаза, он улыбнулся.

– Что?

– Ты знаешь, какой у меня бизнес, знаешь, что моя мама работает на меня, что у меня по меньшей мере одна сестра. Ты знаешь о Сесили. А все, что я о тебе знаю – не считая суперспособностей в сексе, – это про твой переезд из Чикаго чуть больше месяца назад. Ты оставила там своего урода-бывшего и работаешь с Беном и его невестой. Негусто.

В животе тревожно заныло. Я с трудом проглотила еду.

– Чуть раньше мы выяснили, что ты знаешь куда больше.

– О, у меня целая коллекция наблюдений. Но я говорю о том, чтобы лучше тебя узнать.

– Ты в курсе, где я живу, и где работаю, и что у меня аллергия на арахис.

– Прошло уже несколько недель, Сара. Странно, что ты все еще держишь меня на расстоянии, – он растерянно моргнул. – Не уверен, что хочу вечно оставаться тебе чужим.

– Жаль, у тебя это так хорошо получается, – пошутила я, но, увидев, как он понурил голову, тут же смягчилась.

– Что бы тебе хотелось узнать?

Макс задумчиво прикрыл глаза, оттененные густыми темными ресницами. Он был так красив – пульс, казалось, бился прямо у меня в голове, гудя в черепе, как отбивной молоток.

В конце концов он поднял веки и спросил:

– У тебя когда-нибудь была собака?

Я расхохоталась.

– Да. У отца всегда были далматинцы, но мама сейчас одержима лабрадудлями.

– Чем-чем?

– Помесью пуделя и лабрадора-ретривера.

Макс ухмыльнулся, покачав головой.

– Вы, американцы, вечно творите что-то невообразимое с нашими традиционными породами.

Едва я успела поднять к губам бокал и глотнуть, Макс задал следующий вопрос:

– Почему ты так боишься быть с кем-то?

Поперхнувшись, я выдохнула что-то неразборчивое, но он рассмеялся и махнул рукой.

– Просто проверял, как далеко могу зайти. У тебя есть братья или сестры?

Я с облегчением покачала головой:

– Нет, я единственный ребенок. Мои родители чокнутые, и слава богу, что я у них одна. Второй бы их точно прикончил.

– Почему?

– Мои родители… люди эксцентричные, – пояснила я, улыбаясь при мысли о них.

«Эксцентричные» – не то слово. Я вспомнила маму с ее париками из перьев и драгоценностями. Отца, в очках с толстыми линзами, сорочке с короткими рукавами и галстуке-бабочке. Они словно пришли из другой эпохи – или с другой планеты, – но эти странности заставляли меня любить их еще сильнее.