Керри встала на колени, чтобы собрать фасоль — заняться ей больше было нечем, — и вдруг внимание ее привлекло какое-то движение позади дома. Там, на камне, торчащем из склона холма, она увидела черномордую овцу. Керри медленно выпрямилась и заметила еще двух овец, покрупнее первых.

— Куда подевались люди?

Вздрогнув, Керри резко повернулась, уронив стручки. Перед ней стоял Чарлз Монкрифф, на лице его застыло недоумение. Она не слышала, как он подошел.

— Здесь раньше были люди, — сказал он. Что он здесь делает?

— Чарлз! Вы пришли один? — спросила она, охваченная ужасом при мысли о встрече с Монкриффом. Слишком быстро! Томас не успеет!

Чарлз кивнул и вошел в ограду огорода.

— Только я. Так что случилось с людьми?

— Они… уехали на праздник.

Это, кажется, его смутило; некоторое время он смотрел на дорогу, и на лбу его появились морщины от усиленной работы мысли. Но вот его губы искривила похотливая улыбка, и Керри отступила на шаг, а он снова посмотрел на нее.

— Мой па послал меня за вами.

Внутри у нее все сжалось от страха. Керри отступила еще дальше, только сейчас осознав, что она совершенно одна и защитить ее некому…

Чарлз быстро облизал нижнюю раздвоенную губу. Глаза его впились в лиф ее серого платья.

— Мой па с нетерпением ждет вас, потому что вы должны ему деньги, — сообщил он с радостным видом. — Он говорит, что вы должны приехать в Монкрифф и что все должно быть готово для уплаты.

Она сглотнула.

— Что должно быть готово?

— Свадьба.

Теперь страх охватил ее с ног до головы; Керри попятилась и в отчаянии огляделась в поисках выхода. Но Чарлз, похоже, понял, что она собирается сделать, и пошел за ней.

— Вы не можете убежать, потому что я должен отвезти вас в Монкрифф. Мой па говорит, что мы поженимся. — Он неотвратимо надвигался на нее.

Керри вскинула руку:

— Прошу вас, сэр…

Он удивительно проворно схватил ее за руку, прежде чем она успела ее отдернуть.

— Я буду разделять с вами ложе, — произнес он и грубо притянул ее к себе, ощупывая рукой ее тело и пытаясь поцеловать.

Ей стало противно до тошноты, и она вывернулась из его рук.

— Пожалуйста! — взмолилась она, отскакивая от него.

— Вы должны поехать со мной! — Голос его изменился — теперь в нем звучала угроза, — и тут он снова рванулся к ней.

Керри выбежала из огорода — и сжалась, услышав смех Чарлза. Думай! — вопил ее разум.

— Это что — такая игра? — крикнул он ей вслед.

Пистолет. Он в сумке, которую она уже упаковала. Она опрометью бросилась к дому. Но Чарлз схватил ее сзади и швырнул на землю.

— Мне нравится эта игра, — засмеялся он и грубо уткнулся носом ей в шею, прижав руку к ее груди.

Керри оттолкнула его, удивив их обоих своей силой. Толчок застал его врасплох; она перекатилась на бок и снова оттолкнула его изо всех сил, прежде чем он успел ее схватить. Но у Чарлза было такое выражение лица, что кровь ее застыла, а он быстро схватил ее за лодыжку и, больно опрокинув на спину, навалился на нее. Губы его были повсюду, руки рвали ее одежду. Отчаяние придало Керри сил, она лупила его по плечам, рвала на нем волосы, кусалась и царапалась. Однако он не обращал на это внимания до тех пор, пока ей не удалось поднять ногу и сильно ударить его коленкой в пах.

Чарлз взвыл от боли и скатился с нее, прижав руки к больному месту. А Керри вскочила с земли и помчалась со всей быстротой, на какую были способны ее ноги, домой, к оружию. Она перелетела через порог, промчалась по узкому коридору и, круто повернув на бегу, бросилась к своей спальне. Сумка лежала на кровати; Керри подскочила к ней, проклиная себя за то, что положила пистолет на самое дно. Каждое клацанье сапог Чарлза, который уверенно шел по коридору к ней, было, как удар молота по сердцу. Она продолжала, бешено рыться в аккуратно упакованных вещах.

Чарлз появился в дверях, когда ее пальцы нащупали, наконец, холодный стальной ствол.

— Вы не должны убегать от меня! — взревел он. Керри неловко взяла пистолет в руку и повернулась, направив длинный ствол прямо в грудь Чарлзу; но рука у нее так дрожала, что оружие ходило ходуном. Чарлз шагнул через порог, глаза его сверкали, и она увидела, что в руке он сжимал большой камень. У нее перехватило дыхание. «Матерь Божья, помоги мне!» — мысленно взмолилась она.

Чарлз посмотрел на ее пистолет и рассмеялся, что никак не соответствовало выражению мрачной решимости на его лице.

— Не будь дурой, — проговорил он и вошел в комнату, — этим меня не остановишь.

Глава 14

Как ему удалось раздобыть в Лох-Эйгг лошадь приемлемых достоинств, останется тайной для Артура до конца его земной жизни. Но появился какой-то старик, согбенный и покрытый шрамами, как старый дуб, и он вел в поводу прекрасную лошадь. Артур остановил его, спросил, можно ли купить или нанять его лошадь, и после яростных торгов вручил старцу очередную внушительную сумму плюс Томаса.

Конь стоил таких затрат. Явно в благодарность за то, что ему дали волю, он мчался от берега Лох-Эйгг, покрывая ярд за ярдом шотландские верещатники, что вполне соответствовало настроению Артура, которому не терпелось добраться до Гленбейдена и Керри. Но хотя мили и оставались позади, беспокойство Артура все росло — его волновало, что он не до конца продумал, что станет делать, оказавшись в ее доме.

Учитывая, что Маккинноны уже получили письмо от Реджиса, вряд ли стоило врываться к ним и сообщать, что за их выселением стоит он сам. Честно говоря, это казалось ему не очень-то деликатным способом сообщить им правду или заставить Керри понять, что он, дескать, не знал, что речь идет о ней. Или что он твердо намерен все уладить, что он никогда не причинит ей зла, никогда намеренно не повредит ей и никогда ее не покинет.

Проклятие! Именно эта мысль снова и снова возвращалась к нему, непрошено врываясь в его сердце. Именно мысль о неразрывных узах преследовала его, не давая ему покоя. Он не хочет ее покидать.

Он не хочет и дня прожить без нее.

Потребовалось четыре дня игры в гольф с самим собой, чтобы, наконец, это понять, и четыре бессонных ночи; но что еще хуже — она являлась ему при свете дня, когда он смотрел на игровую площадку. Поначалу он решил, что просто увлечен, как был в свое время ослеплен и лишен разума красотой Порции почти двадцать лет назад. И он решил, что, стало быть, и это тоже пройдет.

Но что-то все время тревожило его, что-то такое, что не вполне соответствовало простому увлечению. Это было неразрывно связано с воспоминаниями о той фантастической ночи любовных ласк и о тех нежных чувствах, которые его переполняли, чувствах настолько сильных и притом настолько странно-неуловимых, что он никак не мог придумать, какими же словами их обозначить, пока Реджис не рассказал ему о письме. И в тот момент, когда Артур узнал, что Керри получила письмо о выселении, сердце его словно взорвалось в груди, а взрыв сожалений и тревоги ударил прямо в солнечное сплетение. Он даже не помнил, как уехал из Данди. Он знал только одно — ему нужно добраться до Керри и объяснить ей, что он не знал, что речь идет о ней, что с ней он никогда не поступил бы так, потому что он… он… Господи, да потому что он ее любит. Сожаления и тревога прошли за те дни, пока он мчался к ней по пустынным землям Шотландии, сменявшись одной-единственной и уверенной мыслью — он ее любит. Это изумляло его, пугало, сбивало с толку, но, тем не менее, было так же очевидно, как и то, что на лице у него есть нос. Он любит Керри Маккиннон, и полюбил ее в то мгновение, когда она согласилась вместе с ним отправиться к притоку реки Тей. Он полюбил ее уже тогда, а еще больше — когда наблюдал за ней в Гленбейдене; полюбил ее бодрую стойкость перед лицом бедствий, ее естественную красоту, доброту, нежный, самоотверженный нрав. Он полюбил ее.

Но, черт побери, что же ему с этим делать? Увезти ее в Лондон? Эта мысль была настолько несусветной, что он тут же отогнал ее, сказав себе, что сейчас не в состоянии думать об этом. В настоящий момент только одно имеет значение — заставить ее поверить, и он пришпоривал свою замечательную лошадь, которую назвал Саксом в честь энергичных англичан, где бы они ни находились.

Перевалив через гору, у подножия которой простиралось поле ячменя, Артур вдруг понял, что в Гленбейдене что-то не так. Сакс легко трусил по стерне, а по спине у Артура пробежал холодок дурного предчувствия — произошло что-то ужасное. Вокруг не было ни души, из труб. не шел дым, не лаяли собаки, не кудахтали куры, и Томас не бросился навстречу ему. Керри не было тоже.

Все выглядело заброшенным и покинутым.

Лошадь пересекла ячменное поле, и Артур направил ее к «белому дому», перебрав в уме несколько разумных объяснений этого странного запустения, какие пришли ему в голову. Возможно, все собрались где-то в одном месте; в конце концов, ведь сошлись они все посмотреть, как он будет лечить лошадь Монкриффа. Но этим не объяснялось отсутствие домашних животных. Возможно, они перегнали стадо на другой выпас, но…

Внезапно тишину нарушил звук выстрела.

Артур, не раздумывая, пришпорил лошадь, и она стрелой полетела вперед. Подъехав к дому, он спрыгнул с седла и бросился к двери, на ходу выхватив пистолет, так как не знал, что ждет его внутри.

И вдруг он услышал ее леденящий кровь крик.

Крик Керри был таким страшным, таким пронзительным, что по спине у него пробежала дрожь. Пинком, распахнув дверь с такой силой, что створка стукнулась о стену, он рванулся туда, откуда долетел ее крик; в ноздри ему ударил кислый запах порохового дыма. Сердце у него гулко забилось от ужаса, он ворвался в первую же комнату и остановился в дверях с пистолетом на изготовку.

Открывшаяся ему картина потрясла его до глубины души. Он медленно опустил пистолет.

На полу лежал мужчина, чем-то показавшийся Артуру знакомым, под ним натекла лужа густой темной крови, медленно расползающаяся по полу из сосновых досок и обходящая большой камень с острыми краями. Артуру хватило одного взгляда, чтобы понять — этот человек мертв. Глаза его уставились на Артура, в них было удивление, с которым он встретил свою смерть. Около незнакомца на коленях стояла Керри, рядом на полу валялся ее старый пистолет; ее разорванное платье было испачкано в крови. Ее била сильная дрожь, по щекам текли слезы, падая из полных ужаса глаз, устремленных на Артура. Она медленно протянула руки, покрытые кровью, и показала ему.