Я влюбился. Разве можно было такое представить?

– Ты в порядке? – спросила Ханна.

– Да, все хорошо, – шепнул я. – Просто…

Но я не мог поделиться с ней. Мы согласились оставаться просто друзьями. И я сказал, что тоже хочу этого.

– Просто у меня крышу сносит, когда я вижу, во что вляпались мои друзья, – ловко замаскировался я, махнув рукой в сторону Хлои и Беннетта, – совершенно не могу их понять.

После этой тирады все снова умильно уставились на нас, с большим интересом наблюдая за каждым нашим взглядом и движением. Яростно зыркнув на них, я встал. Стул отодвинулся со скрипом, делая мою неловкость еще более явной. Я привык быть центром внимания этой группы, подшучивать над ними или отвечать на шуточки. Но сейчас все было по-другому. Я легко отмахивался от шпилек насчет расписания моих свиданий или красочного любовного прошлого, но сейчас, вступив в эти новые отношения с Ханной, я почувствовал себя уязвимым. Непривычно было выступать в такой роли, становясь мишенью многозначительных взглядов.

Я вытер потные ладони о штанины.

– Давай… Я не знаю.

Я отчаянно оглядел бар. Надо было оставаться у меня на диване, может, еще разок потрахаться в гостиной. Не стоило высовываться, пока мы не определились.

Ханна подняла на меня глаза, в которых прыгали знакомые насмешливые огоньки.

– Давай что?

– Давай станцуем.

Я сдернул ее со стула и вытащил на пустую танцплощадку, запоздало сообразив, что это даже хуже того, чего я пытался избежать. Я вырвал нас из тесного кружка за столом и перенес практически на сцену. Ханна шагнула ко мне, сомкнула мои руки у себя на талии и, погладив мою грудь, запустила пальцы в волосы.

– Дыши, Уилл.

Закрыв глаза, я глубоко вздохнул. Никогда еще я так не смущался. А если подумать, я вообще никогда не смущался.

– Ты совсем ошалел, – рассмеялась она мне в ухо, когда я притянул ее ближе. – Никогда не видела, чтобы ты был настолько не в своей тарелке. Следует признать, это даже мило.

– Это был охренительно странный день.

Мэдди поставила какой-то сладенький инди-рок, а в той песне, что звучала сейчас, даже не было слов. Она была довольно заунывной, но ритм как раз подходил для того танца, который мне хотелось станцевать с Ханной: медленного, в обнимку. Под эту мелодию я мог делать вид, что танцую, а на самом деле просто пару минут пообниматься с Ханной вдалеке от нашего стола.

Медленно кружась, я оглянулся и обнаружил, что друзья больше не смотрят на нас – они вернулись к своему разговору. Хлоя оживленно что-то рассказывала, размахивая руками над головой, и я почти не сомневался, что она изображает какое-то свадебное фиаско. Теперь, когда странноватый момент «Ревизии Уилла» миновал, я разрывался между желанием остаться на площадке с Ханной и вернуться к столу, чтобы послушать свежие новости о многочисленных несчастьях, свалившихся на голову Беннетта и Хлои. Похоже, это были похождения эпического масштаба.

– Мне нравится быть с тобой, – сказала Ханна, вновь врываясь в мои мысли.

Может, все дело было в барном освещении или в нынешнем настроении Ханны, но сегодня ее глаза казались почти голубыми. Это заставило меня вспомнить о весне, в полную силу расцветающей над Нью-Йорком. Мне хотелось, чтобы зима ушла. Мне хотелось, чтобы изменилось все вокруг, хотелось почувствовать, что перемены происходят не только со мной.

Ханна замолчала, и ее взгляд остановился на моих губах.

– Прости за то, что так глупо вела себя раньше.

Рассмеявшись, я шепнул ей:

– Ты уже извинилась. Сначала вербально, а потом и орально.

Она тоже засмеялась, уткнувшись лицом мне в шею так, что я вполне мог представить, будто мы одни и просто танцуем в моей гостиной или в спальне. Только, очутившись там, мы бы не танцевали. Я сжал зубы, тщетно пытаясь игнорировать тот факт, что Ханна прижимается ко мне, что пару часов назад у нас с ней был лучший оральный секс в моей жизни и что, возможно, вечером мне удастся убедить ее вернуться ко мне. Даже если бы она просто свернулась клубочком и заснула, я был бы полностью за. После всех сегодняшних потрясений мне не хотелось отпускать ее домой.

– Вообще-то я и правда не знаю, что мне делать дальше, – призналась она. – Конечно, мы обсуждали это раньше, но все еще слишком запутанно.

Я вздохнул.

– Но что тут такого сложного?

Огни, освещавшие танцплощадку, бросали отблески на ее лицо, и она казалась такой чертовски красивой, что я терял рассудок. Вопрос застрял в глотке, как сигаретный дым, и наконец я выдохнул:

– Разве нам сейчас не хорошо?

При этом я улыбнулся, как будто не сомневался в ответе: может, она хоть на секунду поверит, что уж меня-то успокаивать точно не нужно.

– Даже странно, насколько хорошо, – прошептала Ханна. – Мне кажется, что раньше я тебя совсем не знала, хотя и думала, что знаю. Ты блестящий ученый, с потрясающими, интересными татуировками. Ты участвуешь в триатлоне и поддерживаешь такие теплые, близкие отношения с матерью и сестрами.

Ее ногти легонько царапнули мою шею.

– Я знаю, что ты всегда был сексуальным, по-настоящему сексуальным. Все те двенадцать лет, что мы знакомы, – с первой нашей встречи и до сегодняшнего дня. И это одна из причин, почему мне так нравится проводить с тобой время: ты открываешь мне новые особенности моего тела, его желания. Я думаю, что наши теперешние отношения просто идеальны.

Еще секунда – и я бы поцеловал ее, мои руки зарыскали бы по ее телу, лаская грудь и спину. Мне хотелось повалить Ханну на пол, почувствовать под собой ее тело. Но мы были в баре. Уилл, гребаный ты придурок. Я отвел глаза и за спиной Ханны увидел группку моих друзей. Все четверо снова таращились на нас. Беннетт и Сара вообще развернули стулья, чтобы спокойно любоваться нами без риска свернуть себе шею. Однако стоило этим клоунам заметить, что я их засек, как они тут же принялись пялиться по сторонам: Макс уставился на бар, Сара – в потолок, а Беннетт внезапно решил проверить, который час. Только Хлоя, широко улыбаясь, продолжала сверлить нас взглядом.

– Пожалуй, прийти сюда было плохой идеей, – заметил я.

Ханна пожала плечами.

– Я так не думаю. По-моему, было полезно выбраться из дома и немного поговорить.

– Так вот чем мы занимались? – с улыбкой спросил я. – Говорили о том, как нам не надо об этом говорить?

Ханна облизнула губы.

– Конечно. Но, по-моему, самое время вернуться к тебе и перейти от слов к делу.


Я вытащил ключи из кармана и принялся перебирать их, разыскивая нужный.

– И не надейся, что отделаешься чашечкой чая, а потом умотаешь домой.

Ханна кивнула.

– Я знаю. Но завтра мне нужно появиться в лаборатории. Не помню, чтобы я когда-нибудь просто прогуливала, как сегодня.

Я открыл дверь и пропустил ее первой. Она направилась прямиком в кухню.

– Не туда.

– Я не уйду после чая, – бросила она через плечо. – Но выпить чая хочу. От коктейля меня клонит в сон.

– Ты выпила всего два глотка.

Мы оставили ее почти нетронутый коктейль на столе, хотя Беннетт и остальные изо всех сил старались убедить нас задержаться и не только допить его, но заказать и еще один.

– По-моему, эти два глотка равнозначны как минимум семи стопкам.

Подойдя к плите, я взял чайник и начал наполнять его водой.

– Тогда с тобой неинтересно пить. После семи стопок я бы начал отплясывать голышом на столе.

Рассмеявшись, она открыла холодильник, пошарила там и извлекла морковку. Затем, подойдя к прилавку, запрыгнула на него и принялась болтать ногами. Хотя все это для меня было ново, казалось, Ханна уже давно тут освоилась.

Ее волосы выбились из хвоста, несколько мелко вьющихся прядей упали на лицо и рассыпались по шее. Духота в баре, а, может, пара глотков алкоголя заставили ее щеки разрумяниться, а глаза заблестеть. Взглянув на меня, она медленно моргнула. Я улыбнулся.

– Ты такая хорошенькая, – сказал я, прислоняясь к прилавку рядом с ней.

Ханна впилась зубами в морковку.

– Спасибо.

– Думаю, через пару минут я затрахаю тебя до смерти.

Пожав плечами с деланой невозмутимостью, она пробормотала:

– Как скажешь.

Но затем, вытянув ноги, подтащила меня к себе и сжала между бедер.

– Несмотря на предыдущее замечание о работе, можешь на давать мне спать всю ночь, если хочешь.

Протянув руку, я расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки.

– И чего же ты хочешь от меня этой ночью?

– Чего угодно.

Я заломил бровь.

– Чего угодно?

Подумав еще, она шепнула:

– Всего.

– Это я обожаю, – сказал я, подходя ближе и проводя носом по ее шее. – Как раз тот вид секса, во время которого я смогу узнать, что тебе нравится. И услышать всю амплитуду твоих стонов.

– Не знаю…

Она замолчала, неопределенно махнув морковкой у меня перед носом.

– Разве секс с давним партнером не лучше всего? Ну вот смотри: она в кровати, уже заснула, он вошел, и она чисто инстинктивно прильнула к нему. Ее лицо прижалось к его теплой шее, его руки шарят у нее по спине, она скидывает трусики, и он входит внутрь, даже не потрудившись снять с нее ночнушку. Зачем – он и без того сто раз видел ее голой. Может, ему не терпится сначала оказаться внутри. Ему уже не обязательно снимать с нее одежду по порядку.

Отстранившись, я пристально взглянул на Ханну, которая снова занялась морковкой. Образ, описанный ею, получился очень живым. Сам бы я никогда не сказал, что секс с постоянной партнершей – лучший вариант. Хороший, но не лучший. Но так, как она говорила об этом – понижая голос, закрывая глаза, – да, черт, этот вид секса показался мне самым лучшим. Я мог представить жизнь с Ханной, где у нас была бы общая кровать, кухня, семейный бюджет и ссоры. Я мог представить, как она сердится на меня, а я подкатываюсь к ней позже и всяческими хитрыми способами добиваюсь прощения, потому что она моя Ханна, а, значит, готова разболтать все свои тайные мысли и желания.