Ханна облизнула губы.

– Я спросила Дженсена, встретимся ли мы с тобой после концерта, но он только рассмеялся.

Я что-то промычал, покачивая головой и поглаживая Ханну по бедру.

– Не помню, что было после этого концерта.

С запозданием я сообразил, как паскудно это прозвучало, но если я хотел остаться с Ханной, то рано или поздно ей все равно предстояло узнать, каким я был обормотом.

– Значит, тебе нравились такие девушки? «Теперь она красит глаза темным, как ночь»?

Я со вздохом улегся на нее, так что мы оказались лицом к лицу.

– Мне нравились всякие девушки. Полагаю, ты в курсе.

Я пытался подчеркнуть прошлое время, но, похоже, не преуспел, потому что она прошептала:

– Ты неисправимый игрок.

Ханна произнесла это с улыбкой, но меня все равно передернуло. Мне неприятно было слышать напряжение в ее голосе и сознавать, что именно так она меня и воспринимала: как парня, который трахает все, что движется, а теперь и ее, в этой массе губ, рук и сексуальных утех.

«Под конец человек любит свое желание, а не то, чего желал».

И мне нечем было крыть – очень долгое время примерно так и обстояли дела.

Подкатившись ближе, она сжала мой полуэрегированный член и принялась поглаживать.

– А сейчас какие тебе нравятся?

Она оставила мне лазейку. Ей тоже не хотелось, чтобы это все еще было правдой. Потянувшись к Ханне, я поцеловал ее подбородок.

– Похожие на скандинавскую секс-бомбу по кличке Сливка.

– Почему тебе не понравилось, когда я назвала тебя игроком?

Я застонал, отодвигаясь подальше.

– Я серьезно.

Прикрыв рукой глаза, я попытался собраться с мыслями и наконец сказал:

– А что, если я больше не тот парень? Что, если прошло двенадцать лет с тех пор, как я был им? Я открыто говорю своим любовницам, чего хочу. Я больше не играю.

Она тоже чуть отодвинулась и с насмешливой улыбкой взглянула на меня.

– Но это не делает тебя глубоким и чувствительным человеком, Уилл. Никто не говорит, что игрок должен быть козлом.

Я потер лицо.

– Просто я считаю, что слово «игрок» несет дополнительную смысловую нагрузку, которая мне не подходит. По-моему, я пытаюсь лучше обращаться с женщинами, обсуждать наши отношения…

– Ну, – перебила она, – мне ты своих желаний пока не высказал.

Я заколебался. Сердце сорвалось в дикий галоп. Да, я не высказал никаких желаний потому, что с ней все было совсем по-другому, чем с прежними моими женщинами. С Ханной все не ограничивалось яркими сексуальными впечатлениями – нет, с ней я чувствовал себя спокойней, испытывал восторг, ощущал, что меня понимают. Мне не хотелось обсуждать это, чтобы ни у кого из нас не возникло искушение поставить барьеры.

Глубоко вздохнув, я пробормотал:

– Потому что с тобой я не уверен, что мне нужен именно секс.

Отстранившись, Ханна медленно села. Простыня соскользнула с нее, и Ханна потянулась за футболкой, валяющейся на краю кровати.

– Так, ладно. Это… неловко.

Вот черт! Опять я брякнул не то.

– Нет, нет, – поспешно выпалил я, усаживаясь и покрывая поцелуями ее плечи.

Затем вырвал футболку у нее из рук и швырнул на пол. Лизнув спину Ханны, я обнял ее за талию и положил ладонь на грудь, прямо над сердцем.

– Я пытаюсь сказать, что хочу больше, чем просто секс. То, что я испытываю к тебе, выходит далеко за рамки сексуального влечения.

Она замерла, словно заледенев.

– Нет, не испытываешь.

– Нет?

Я смотрел на ее прямую спину, чувствуя, как медленно закипаю.

– Что значит «нет»?

Завернувшись в простыню, она встала. Меня пробрало холодом. Я сел, глядя на нее.

– Что ты… в чем дело?

– Извини. Просто… мне надо кое-что сделать.

Она подошла к гардеробу и начала вытаскивать одежду из ящика.

– Мне надо на работу.

– Сейчас?

– Да.

– То есть я говорю, что испытываю к тебе чувства, а ты вышвыриваешь меня вон?

Ханна резко развернулась лицом ко мне.

– Мне надо идти прямо сейчас, понятно?

– Вижу, – сказал я.

И она похромала в ванную.

Я был унижен и взбешен. И боялся, что все кончено. Кто бы мог подумать, что я все испорчу с девушкой, влюбившись в нее? Мне хотелось убраться отсюда к чертям и в то же время затащить ее обратно в постель. Похоже, нам обоим было над чем поразмыслить.

13

Закрыв за собой дверь ванной, я несколько раз глубоко вздохнула. Мне нужно было побыть одной. Нужна была минутка, чтобы уложить в голове то, что, черт возьми, происходило. Еще утром я думала, что меня отправили на свалку, как и все прежние многочисленные завоевания Уилла. А теперь он говорит, что хочет большего?

Какого хрена?

Зачем он все усложнял? В Уилле мне особенно нравилось то, что с ним люди всегда понимали, на каком они свете. Хорошо это или плохо, но каждый знал свое место в турнирной таблице. В нем никогда не было ничего сложного: секс без всяких заморочек. Вот и все. Я не могла претендовать на большее, и так было намного легче.

Он был плохим мальчиком, горячим парнем, с которым моя сестрица развлекалась в сарае на заднем дворе. Он был предметом моих самых ранних фантазий. Но не то чтобы я провела юные годы, изнемогая по нему, вообще-то как раз напротив. Я знала, что могу сколько угодно вожделеть его, но у меня нет ни единого шанса, и это почему-то все упрощало.

Но сейчас? Сейчас я могла ласкать Уилла, а он – меня, и вдобавок он сказал, что хочет большего, – хотя, конечно, не мог серьезно иметь это в виду – и все стало слишком… сложным.

Уилл Самнер не знал, что значит «хотеть большего». Разве он сам не признался, что у него никогда не было сколько-нибудь продолжительных отношений с одной партнершей? Что ни одна не заинтересовала его надолго? Разве какая-то из его «не-девушек» не прислала ему смску на следующее утро после того, как мы впервые занялись сексом? Нет. Спасибо.

Потому что, как бы ни нравилось мне проводить с ним время и как ни забавно было прикидываться, что я чему-то у него учусь, я твердо знала, что игры – не для меня. Если я пущу его не только в свои трусики, но и в душу, и в сердце, это приведет меня к краху.

Решив, что мне действительно надо на работу, я включила душ и принялась наблюдать за тем, как ванную наполняют клубы пара. Охнув, я шагнула под струю, опустила голову и позволила шуму льющейся воды на время заглушить сумятицу в мыслях. Затем, открыв глаза, я уставилась вниз на свое тело и расплывающуюся чернильную надпись.

«Все исключительное – для исключительных».

Слова, которые он так старательно вывел на моем бедре, теперь слились друг с другом. Там, где чернила запачкали его пальцы, виднелись пятна. Его прикосновения, порой болезненные до синяков, а порой легчайшие, как пух, оставили ожерелье размазанных отпечатков в ложбинке между грудей, на ребрах и ниже.

На секунду я расслабилась, восхищаясь изящным наклонным почерком Уилла и вспоминая решительное выражение его лица во время работы. Брови сведены вместе, прядь волос упала на один глаз. Меня удивило, что Уилл не откинул ее назад – привычка, казавшаяся мне с каждой встречей все более милой, но он был настолько сосредоточен, настолько погружен в работу, что не обратил внимания и продолжил тщательно выводить слова на моей коже. А затем он испортил все, утратив самообладание. И я запаниковала.

Взяв мочалку, я вылила на нее чуть ли не полтюбика жидкого мыла и начала оттирать буквы. Половина уже смылась под струей душа, а остальные, превратившись в пенную массу, соскользнули мне под ноги и в сток.

Когда последние следы Уилла и его татуировки смылись, а вода начала остывать, я вышла из кабинки и поспешно оделась, дрожа от холода.

Открыв дверь в комнату, я обнаружила, что Уилл расхаживает из угла в угол, на ходу одеваясь и натягивая шапочку. Выглядел он так, словно не мог решить, уйти ему прямо сейчас или подождать.

Услышав шаги, Уилл сорвал шапку с головы и повернулся ко мне.

– Ну наконец-то, – проворчал он.

– Прошу прощения? – процедила я, вновь закипая.

– Вообще-то злиться должен я, – заявил он.

Я отвесила челюсть.

– Ты… что?

– Ты ушла! – рявкнул он.

– В соседнюю комнату, – уточнила я.

– И все-таки это был уродский поступок, Ханна.

– Мне нужно было отдышаться, Уилл, – ответила я и, словно наглядно иллюстрируя свои слова, вышла из спальни в коридор.

Уилл потащился за мной.

– Ты опять это делаешь, – продолжал он. – Важное правило: не сходи с ума и не убегай от людей в своем собственном доме. Ты вообще представляешь, как это для меня тяжело?

Я остановилась в кухне.

– Тебе? А ты представляешь, какую свинью мне подкинул? Мне надо было подумать!

– Ты не могла думать здесь?

– Ты был голый.

Он мотнул головой.

– Что?

– Я не могу думать, когда ты голый! – проорала я. – Ты слишком…

Я махнула рукой в его сторону, но быстро решила, что это не самая удачная мысль.

– Просто… я запаниковала, понятно?

– А как, по-твоему, я себя чувствовал?

Уилл смерил меня яростным взглядом, играя желваками. Не дождавшись от меня ответа, он тряхнул головой и уставился под ноги, сунув руки в карманы. Это была плохая идея. Его тренировочные штаны сползли вниз, а подол футболки задрался – и ох! – показавшаяся полоска мускулистого живота и бедро явно не улучшили дело.