Мне не хотелось, чтобы наши отношения запутались, не хотелось разрушать ту непринужденность и легкость, которая всегда была между нами. Я не знала, что буду делать, если мы это потеряем.

В результате, почистив зубы и пригладив волосы, я натянула мужские шорты и майку и направилась на кухню. Я была твердо намерена донести до него, что со мной все в порядке и ничего не надо менять.

Уилл в одних черных боксерах стоял спиной ко мне перед плитой и переворачивал что-то типа оладий.

– С утречком, – сказала я, пересекая кухню и направляясь прямиком к кофейнику.

– С утречком, – ответил он, ухмыляясь мне с высоты своего роста.

Нагнувшись, он сграбастал мою майку и притянул меня поближе для полновесного поцелуя. Не обращая внимания на легкий трепет внизу живота, я потянулась к кружке, осмотрительно держась по другую сторону длинного кухонного стола.

Во время каникул мама каждое воскресенье готовила нам завтраки на этой кухне и упорно настаивала, что комната достаточно просторна для всей ее неизменно растущей семьи. Кухня была в два раза больше любой из комнат, с развешанными по стенам шкафчиками из вишневого дерева и плиткой теплых тонов. Одну из стен целиком занимало широкое окно, выходившее на Сто первую улицу; вдоль другой стоял длинный кухонный стол, окруженный стульями по числу членов семейства. Обширная мраморная столешница всегда казалась слишком большой для этой квартиры, а в последнее время, когда здесь жила одна я, только зря занимала место.

Но теперь, когда в голове непрерывно крутились воспоминания о прошедшей ночи, а прямо передо мной дефилировало столько соблазнительно обнаженной плоти, я чувствовала себя так, словно меня заперли в обувной коробке. Как будто стены сдвигались вокруг меня, подталкивая все ближе и ближе к этому странному, сексуальному мужчине. Мне определенно требовалось глотнуть воздуха.

– Ты давно проснулся? – спросила я.

Он пожал плечами. Я завороженно следила за сокращением мышц на его плечах и спине, смотрела во все глаза на край татуировки, обвившейся вокруг ребер.

– Давненько.

Я взглянула на часы. Было еще рано – слишком рано для пробуждения в воскресное утро при полном отсутствии планов и особенно после такой ночки, как наша.

– Бессонница?

Перевернув еще одну оладушку, Уилл выложил пару на тарелку.

– Что-то типа того.

Я налила себе кофе, не отрывая глаз от текущей в кружку темной жидкости и струйки пара, вьющейся в солнечных лучах. Стол был накрыт: для каждого из нас разложены салфетки, расставлены тарелки и стаканы с апельсиновым соком. Я невольно представила Уилла с одной из его «не-девушек» и не могла не задуматься о том, было ли это частью давно отработанного ритуала: приготовить для леди завтрак, после чего оставить ее одну в пустой квартире с ватными ногами и осоловелой улыбкой.

Покачав головой, я поставила кофейник на место и расправила плечи.

– Рада, что ты все еще здесь.

Улыбнувшись, он выскреб из масленки последний кусок масла.

– Вот и хорошо.

Комната погрузилась в уютное молчание. Я добавила сахар и сливки, а затем села со своей кружкой на стул по другую сторону стола.

– Я имею в виду, что чувствовала бы себя по-идиотски, если бы ты ушел. Так легче.

Перевернув последнюю оладью, он спросил через плечо:

– Легче?

– Не так неловко, – пожав плечами, ответила я.

Я знала, что надо делать вид, что все как обычно, что между нами нет ничего особенного. Мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я не смогу с этим справиться.

– Боюсь, я не совсем понимаю тебя, Ханна.

– Просто легче сейчас справиться с этой неловкой частью: «Я видела тебя голым», чем потом, когда мы будем в одежде и нам придется общаться дальше.

Явно растерявшись, Уилл уставился на опустевшую сковороду. Он не кивнул, не рассмеялся и не поблагодарил меня за то, что я сказала это первой. Такая реакция, в свою очередь, привела в замешательство меня.

– Ты обо мне не слишком высокого мнения, да? – спросил он, наконец-то развернувшись ко мне.

– Прошу тебя. Ты ведь знаешь, что для меня ты практически святой. Я только не хочу, чтобы ты начал нервничать или решил, что я ожидаю от тебя каких-то изменений.

– Я не нервничаю.

– Просто я понимаю, что прошлая ночь имела для нас разное значение.

Он свел брови к переносице.

– И чем же она была для тебя?

– Чудом. Напоминанием о том, что, хотя я и напортачила с Диланом, мне все еще может быть хорошо с мужчиной. Я могу расслабиться и наслаждаться этим. И я знаю, что ты останешься таким же, но, похоже, я уже немного другая. Так что спасибо.

Уилл прищурился.

– И кто же я, по-твоему?

Я подошла к Уиллу и вытянулась, чтобы поцеловать его в подбородок. Тут его мобильник, лежавший на столе, зазвонил, и на экране высветилось имя Китти. Что ж, вот и ответ на вопрос. Я перевела дыхание, собирая мысли в кучку. А затем, рассмеявшись, кивнула в сторону мобильника, который продолжал вибрировать на столешнице.

– Мужчина, которого не зря считают спецом в постельных делах.

Нахмурившись, Уилл отключил телефон.

– Ханна, – начал он, притянув меня к себе и нежно поцеловав в висок. – Прошлой ночью…

Я вздохнула: мы так хорошо подходили друг другу и мое имя прозвучало из его уст так идеально.

– Ты не обязан ничего объяснять, Уилл. Прости за то, что я все усложняю.

– Нет, я…

Вздрогнув, я прижала два пальца к его губам.

– Боже, ты, должно быть, ненавидишь все эти разборки после секса. Честное слово, они мне не нужны. Я прекрасно справляюсь.

Уилл обшарил глазами мое лицо, и я попыталась понять, что он там высматривает. Может, он мне не поверил? Потянувшись к нему, я мягко поцеловала его в подбородок и почувствовала, что он начинает расслабляться.

Его руки легли мне на бедра.

– Я рад, что у тебя нет проблем с этим, – наконец сказал он.

– Все в порядке, клянусь. Никаких сложностей.

– Никаких сложностей, – повторил он.

12

Пробежку я мог пропустить разве что по смертельной болезни или если летел куда-то на самолете. Однако в понедельник утром я, преисполненный отвращения к себе, выключил будильник и завалился обратно на подушку. Просто мне не хотелось видеть Ханну.

Но не успела эта мысль оформиться в голове, как я принялся решать, правильна она или нет. Я не хотел видеть Зигги, скачущую и болтающую без умолку так, словно две ночи назад она не свела меня с ума своим телом, и страстью, и словами, приняв обличье Ханны. И я знал, что, если сегодня утром увижу Зигги, делающую вид, что в воскресенье ничего не было, меня это немного подкосит.

Меня вырастили мать-одиночка и две старших сестры, не оставившие мне иного выбора, кроме как понимать женщин, знать женщин, любить женщин. Во время одного из двух моих серьезных романов я говорил со своей девушкой о том, что, возможно, эта легкость обращения с женщинами сработала в мою пользу, когда я стал подростком и начал мечтать о сексе с каждой встречной. По-моему, та моя подружка весьма прозрачно пыталась намекнуть, что я манипулирую женщинами, делая вид, что внимательно их слушаю. Я не стал углубляться в этот вопрос – вскоре после того разговора мы расстались.

Но как бы комфортно я ни чувствовал себя в дамском обществе, с Ханной мне это ничуть не помогало. Она была словно существом с другой планеты, представителем иного биологического вида. Весь мой опыт рядом с ней ничего не стоил.

Когда я снова задремал, мне приснилось, что я трахаю Ханну на огромной куче спортивного снаряжения. Лакроссная ракетка впилась мне в спину, но я не обращал внимания. Я лишь видел, как Ханна раскачивается надо мной, неотрывно глядя на меня ясными глазами и скользя руками по моей груди.

В этот момент телефон, валявшийся у меня под спиной, разразился звонком, вырвав меня из сна. Поглядев на будильник, я понял, что проспал: было уже почти восемь тридцать. Я ответил, не глядя на экран, – наверняка это Макс интересуется, какого черта я не пришел на еженедельное утреннее совещание.

– Да, старик. Буду через час.

– Уилл?

Вот черт.

– А, привет.

Сердце сжалось так сильно, что я чуть не застонал и прижал ладонь ко рту.

– Ты все еще спишь? – спросила Ханна, заметно задыхаясь.

– Ага, спал.

Ханна замолчала, и я услышал, как на том конце линии завывает ветер. Она была на улице и едва дышала. Она отправилась на пробежку без меня.

– Извини, что разбудила тебя.

Зажмурившись, я стукнул по лбу кулаком.

– Пустяки, не беспокойся.

Несколько мучительно долгих секунд она не отвечала, и за это время у меня в голове успело прокрутиться несколько вариантов нашего разговора. В одном она сообщала мне, что я козел. Во втором извинялась за то, что допустила мысль, будто наша жаркая ночка оставила меня совершенно равнодушным. В третьем трепалась о всякой ерунде в стиле Зигги. И, наконец, в последнем спрашивала, можно ли прийти ко мне.

– Я вышла на пробежку, – сказала она. – Думала, может, ты начал раньше и я увижу тебя на дорожке.

– Ты думала, что я решил пробежаться без тебя? – рассмеялся я. – Это было бы не по-джентльменски.

Она не ответила, и я запоздало сообразил, что не явиться в парк и даже не позвонить ей было ничем не лучше.

– Черт, Зигги. Извини.

Она резко втянула воздух.

– Значит, сегодня я Зигги. Любопытно.