— Марта полагает, — с отчетливостью, достойной Марты, произнесла Клер, — что я напрасно собралась рожать без мужа.

— Этого я не говорила, — возразила Марта. — Но вы хотя бы помолвлены?

— Нет, — смеясь, ответила Клер. — Я уже беременна, так зачем мне муж? К тому же дома у меня очень тесно.

— Но вы хоть встречаетесь?

Джесси подумала, что плохо выполняет свой долг хозяйки (раз Марта все еще здесь).

— Марта, пожалуйста, не превращай вечеринку в допрос.

— Да все нормально, — успокоила ее Клер.

— Между прочим, ты обещала, — напомнила Лисбет, — что расскажешь нам о нем, когда мы все соберемся.

Джесси искренне любила Лисбет, но в тот момент готова была ее придушить.

— Не вздумай выходить замуж, — сказала свое слово Сью Кэрол. — Поверь мне, дорогуша, одной куда лучше.

— Ну, давай, рассказывай об этом парне, — поторопила Нина.

— Сперва я должна выпить, — сказала Клер с улыбкой, но каким-то нейтральным тоном.

— Может, минеральной воды? У меня есть «Пеллегрино» с газом и без, — предложила Джесси, не надеясь на согласие.

— Нет, я люблю красное вино. — Клер взяла бокал за ножку, поднесла его к губам и ухмыльнулась. — Да я только понюхаю. — Она сделала глубокий вдох и комично-громкий выдох. — До свиданья, ручки! До свиданья, ножки!

«Неужели и вправду выпьет?» — забеспокоилась Джесси.

Клер вернулась к кофейному столику и прихватила еще чипсов с зеленым чили. Бокал она поставила на стол.

«Вот и молодец, — молча одобрила ее Джесси. — Ешь на здоровье, но только не пей». Она взглянула на Марту: та в нерешительности переминалась с ноги на ногу, не в силах уйти, пока вопрос с выпивкой не утрясен окончательно.

Клер плюхнулась на диван и зашуршала упаковочной бумагой. В руках у нее мелькнул первый подарок — блестящий белый пакет от Лисбет.

— Начни с моих, я ведь должна идти, — почти потребовала Марта.

«Открой ее подарки, Клер, и она уйдет», — мысленно приказала Джесси.

Но Клер уже разглядывала крестильную рубашечку с кружевами.

— Ах, какая прелесть! — хором воскликнули подруги.

Лисбет тихо встала со своего места и села рядом с Клер.

— Правда, симпатичная? Я просто не могла удержаться.

В коробке обнаружился еще и чепчик, который Клер радостно нацепила на себя, игнорируя слова Марты о том, что чепчик детский.

— Но Клер он тоже идет, — вступилась за подругу Лисбет. — А эта ночная сорочка — для тебя. Вы будете здорово смотреться в кружевах.

— Да, вот бы родить девочку, — мечтательно проговорила Клер.

— Ты что, до сих пор не знаешь, кто там у тебя? — возмутилась Марта. — Разве ты не сделала анализ околоплодной жидкости?

Клер не ответила.

Стремясь заполнить неловкую паузу, Нина вскочила с места и сунула Клер свой подарок.

— Это от нас с мамой… надеюсь, ты ее не забыла.

Клер открыла коробку и достала оттуда голого пупса.

— Прямо как настоящий, — сказала Нина.

Джесси заметила, что, как и Лисбет, Нина покраснела, вручая Клер подарок. Этот румянец означал прилив какого-то нового, еще неизведанного чувства. Каждая из подруг с нетерпением ждала реакции Клер, радости в ее глазах. Конечно, дарительницам хотелось, чтобы их подарки понравились, но сюда подмешивалось и нечто другое, отчего ожидание становилось невероятно напряженным.

«Клер не просто первая, — подумала Джесси. — Возможно, она единственная из нас, у кого будет ребенок».

— А колыбель от меня, — услышала она собственный голос. — Ей больше ста лет, она из Лапландии.

Клер провела рукой по гладкому дереву и восхищенно выдохнула:

— Ой, Джесси…

— Любопытная вещица, — оценила Марта. — По-моему, ей место в «Смитсониане».[67] А требованиям безопасности она соответствует?

Само собой, Марта немедленно рассказала пару страшилок о том, как детские головы застревают между прутьями нарядных старинных детских кроваток.

Клер усадила пупса в колыбель. Склонившись над деревянным творением старинного мастера, женщины стали разглядывать забавного голыша. Это и в самом деле был мальчик.

— Говоря, что он «настоящий», я имела в виду — «настоящий», — хихикнула Нина.

Сходство куклы с живым ребенком поразило Джесси, но еще большее впечатление произвела на нее картина в целом: «малыш» в колыбельке, купленной ею давным-давно в надежде, что когда-нибудь… «Не смей об этом думать», — приказала она себе.

— Знаете, как ни странно, — сказала Клер, достав куклу из колыбели, — он похож на отца ребенка.

— Неужели тот тоже пластмассовый и с белыми акриловыми волосами? — поинтересовалась Лисбет.

— Кстати, к вопросу об отце, — вмешалась Марта. — Ты ведь обещала о нем рассказать.

— Давай же, — попросила Сью Кэрол. — Мы жаждем леденящих душу подробностей.

— И где он сейчас? — спросила Марта.

— Вернулся в Афины, — ответила Клер.

— В Афины?

— Афины, Джорджия! — крикнула Сью Кэрол.

— Афины, Греция, — уточнила Клер.

— Греция. — Презрение, прозвучавшее в голосе Марты, вызывало в памяти прогорклое оливковое масло и подозрительное сувлаки.[68]

Даже у Джесси, обычно нелюбопытной, возник вопрос:

— Так он грек?

Нет — как выяснилось, он просто работает в Греции.

Теперь женщины расположились полукругом. Сью Кэрол устроилась на полу, сев по-турецки и обняв маленькую подушку, которую, как догадалась Джесси, она захватила из дома. Лисбет заняла место рядом с Клер и Ниной, а Джесси присела на край дивана. Марта стояла, обеими руками вцепившись в спинку старого кресла. Она все еще готовилась уйти. Джесси подумала (правда, без особой уверенности), что катастрофу можно предотвратить в одном случае: если Марта оставит их в покое, получив достаточно информации, чтобы утолить свое любопытство или утвердиться в своем предвзятом мнении. Но та, казалось, приросла к месту, прямо-таки сверля Клер взглядом. Джесси еще никогда не видела такого выражения лица — даже у Марты: ту буквально перекосило от зависти и жадного интереса. Правда, потом она спохватилась и придала лицу привычную сочувственно-неодобрительную гримасу.

Что касается почетной гостьи, то она явно получала удовольствие от происходящего. Она действительно предстала перед подругами «во всем блеске», ее веснушчатое лицо сияло в свете свечей.

— Он архитектор-реставратор, — объявила она с гордостью.

Это сообщение впечатлило даже Марту:

— Правда? Обожаю архитекторов. Это хороший знак. Надо полагать, он умен и образован, а, как известно, ребенок наследует умственные способности родителя с более высоким уровнем интеллекта.

«Да заткнись ты», — подумала Джесси. Остальные посмотрели на Марту.

— А что в этом плохого? — недоуменно спросила та, заметив взгляды подруг.

Затем последовала фраза, которую все они выучили наизусть еще много лет назад, в «Тереза-хаусе», когда Сью Кэрол представляла убойные пародии на Марту:

— Я что-то не то сказала?

Все прыснули.

— Ты опоздаешь, и Дональду придется поедать свой ужин в одиночестве, — напомнила Джесси.

— Вот дослушаю и пойду, — заявила Марта.

— Он реставрирует Акрополь, — пояснила Клер.

Джесси почувствовала, что преследовавшая ее неясная тревога улетучилась.

— Знаешь, а он мне уже нравится, — сказала она Клер.

— Отличный парень, — поддержала ее Сью Кэрол.

— Гм, художник, — пробормотала Лисбет. — Стив тоже художник.

— Да все они… художники, — буркнула Нина.

Впрочем, она сразу же пожалела, что ее интонация была такой горькой. Нина ощущала какой-то металлический привкус во рту и не могла понять: то ли это любитель экзотических чаев оставил такое послевкусие, то ли она наконец достигла желанного, хотя и странного метаболического состояния, именуемого кетозис?[69] Кулинарные ароматы вызывали у нее повышенное слюноотделение (никто не чувствует запах еды так остро, как человек, сидящий на диете). Нина ощутила себя ищейкой: из всего богатства ароматов она могла вычленить нотку какой-то отдельной приправы, например кервеля. Рассказ о бурной любовной связи, который ей предстояло услышать, тоже будил аппетит. Таким образом, урчание в Нинином животе объяснялось и голодом, и отчаянием.

«Ладно, не трави себе душу, — приказала сама себе Нина. — Судя по всему, приключение Клер закончилось благополучно».

— Он реставрирует античные вещи, — продолжала Клер. — Он может работать часами, днями, неделями, а иногда и годами, чтобы извлечь из-под обломков и возродить к жизни какую-нибудь изящную деталь.

— И когда он планирует закончить? — нетерпеливо спросила Марта.

— Но это же Акрополь — его вряд ли вообще закончат, — возразила Джесси. — Реставрация будет идти еще много лет, правда?

— Да, Акрополь — это навсегда, — мечтательно согласилась Лисбет.

— Ага, значит, долгострой, — сделала вывод Марта. — Думаю, твой реставратор сознательно тянет резину… — Она открыто перешла в нападение: — Выходит, к родам его можно не ждать?

Клер поглядела на нее.

— Я не знаю, Марта. — Она пристально смотрела на нее и говорила тихим спокойным голосом. — Не знаю, стоит ли нам встречаться вновь. Возможно, наши чувства изменятся. Все это так загадочно. У нас была потрясающая ночь…

— Всего одна? — в голосе Марты звучало такое разочарование, как будто у Клер все было даже хуже, чем она, Марта, могла предполагать.

— Зато какая!

Клер просияла. Стоит ли ей в подробностях рассказывать им о той ночи — о Ночи Ночей? Она еще никогда не говорила о ней вслух, но про себя уже тысячу раз ее вспоминала. О да, это была ее лучшая ночь — воистину, Ночь Ночей.