Неужели начинаются провалы в памяти? Подумать только! У нее, Марты Стефани Гарбабедян-Саркис-Слоун, никогда ничего не забывавшей, начинаются провалы в памяти! Может, это болезнь Альцгеймера? Или обычный приступ паники? А может, какая-то новая и ужасная реакция организма на повышение уровня сахара в крови? Такое ощущение, что черепная коробка просто раскалывается… Заглянув в записную книжку, Марта сделала отметку: «Позвонить диетологу». Возможно, все из-за солода.

Хитциг обращался с Мартой так, словно ей одна дорога — на свалку. Как он назвал ее? — «Старая первородящая»? Но оказалось, что она и для этой роли не годиться… Ладно, просто сегодня не ее день, не ее вечер. Может, причина невезения в том, что Луна в Сатурне? Судя по гороскопу, Марта не должна была предпринимать в тот день каких-либо серьезных шагов, а она не послушалась, и вот что из этого вышло. Вообще-то она не верила во всякую астрологическую чепуху, если только гороскоп не был составлен серьезным специалистом, но сегодня она почувствовала: какой-то чудовищный вселенский механизм работает против нее.

Возможно, Марте следовало отказаться от визита к Джесси, собраться с силами, поехать прямо в «Зеленый омар» и спокойно ждать Дональда. А повод для радости у них всегда найдется.

Марта взяла телефон и позвонила матери.

— Мамочка, — выпалила она. — Доктор говорит, что мои яйцеклетки слишком старые.

Слава богу, Афина Люсиль Саркис-Слоун ответила сразу же. Марта с удовольствием представила себе комфортабельные апартаменты матери («Гасьенда в Хартсдейле», дом для обеспеченных пожилых людей в фешенебельном Вестчестере). Что-то звякнуло: вероятно, мама только что отложила костяшки маджонга или тюбик с пилюлями. Настольная игра и лекарство давно уже стали двумя ее тотемами, неотъемлемыми элементами ее жизни в «Гасьенде».

Для Марты имел огромное значение тот факт, что благодаря своему нынешнему семизначному доходу она смогла должным образом позаботиться о жилищных условиях матери. Вообще-то, ей удалось перевезти в этот «эксклюзивный» дом обоих родителей, но отец умер в тот самый день, когда въехал туда. О, эти роскошные апартаменты «Герцог и герцогиня» с отделкой цвета лимона и авокадо… В честь переезда Марта подарила отцу новые клюшки для гольфа, но он так и не успел ими воспользоваться.

Марта вздрогнула, вспоминая Эмира Саркис-Слоуна. На мгновение образ отца возник у нее перед глазами, она словно наяву увидела его выступающую челюсть и низкую линию волос на лбу. (Весьма некстати Марта унаследовала от него эту линию и усиленно боролась с ней при помощи электролиза.) Надо сказать, буйная растительность усиливала брутальное обаяние Эмира. Одна из его черных бровей была вечно сердито изогнута, а глаза пылали черным огнем — гнева? вожделения?

Отец Марты прожил невероятно бурную жизнь, неслучайно его идеалом был грек Зорба. Эмир поистине «сделал себя сам» и привык одерживать победы над всем, что препятствовало удовлетворению его желаний. Занимаясь торговлей коврами, он содержал не только семью, но и трех постоянных любовниц, а уж сколько у него было случайных связей (иногда чуть ли не с проститутками), одному богу известно. Казалось, Эмир заселил своими содержанками почти весь Куинс.

Когда Марта закончила бизнес-колледж, у них с отцом началась война, причем сражались они почти на равных. Он хотел, чтобы дочь работала на него, а она хотела начать свое дело. Марта вспомнила, как они кричали и швыряли друг в друга туфли в его кабинете, когда он лишил ее содержания. Вот тогда-то, стремясь преодолеть патриархальный гнет, она ушла из дома и поселилась в «Тереза-хаусе».

По поводу отношений с отцом ее мать всегда говорила только одно: «Выказывай ему уважение».

«Выказывай ему уважение». Марта последовала совету матери. Конечно, она так и не подчинилась воле отца, но он сам простил ее, когда она разбогатела. Возможно, он даже уважал Марту за то, что она так похожа на него, — тоже «сделала себя сама». Когда отец состарился, она должным образом исполняла дочерний долг, и ее было не в чем упрекнуть, кроме бездетности. Дебби, сестра Марты, родила дочку, но Эмир хотел внука — Эмира-младшего, темноволосого отпрыска, который унаследовал бы состояние, нажитое торговлей коврами. Марте так и не удалось произвести на свет желанное дитя, зато она исправно выказывала отцу уважение, регулярно посещая его в конце жизни и молча выслушивая его бесконечные тирады.

Как ни странно, именно смерть Эмира помогла Марте получить более полное представление о его жизни. Когда отец умер, ей пришлось заняться его делами. Она разыскала его главных наложниц, занимавших уютные квартиры с будуарами и коврами. Эти «любовные убежища» были совсем не дурны, даже роскошны, с отличным метражом, но не без изъяна: вид из окон неизменно открывался на промышленные пейзажи восточного Нью-Йорка.

Марта не знала, подозревала ли об этих связях ее мать. Что касается отца, то он окончил свои дни очень странно: перенеся инсульт, лишился голоса и почти потерял контроль над левой частью тела. Но даже и в последний год жизни он умудрялся вести дела. Он разговаривал одними глазами, выражавшими безудержную ярость. «Делай, что я говорю. Не вздумай перечить».

И вот в день переезда в «Гасьенду в Хартсдейле» с отцом случился второй и последний удар, мгновенно унесший его жизнь. Такой конец вызывал у Марты уважение: интуиция подсказывала ей, что Эмир Саркис торопил приближение смерти. Его настоящая жизнь — бизнес, любовницы, азартные игры, отличная еда и дорогое вино — подошла к концу… а ни на что другое он не был согласен.

Мама относилась к жизни иначе. Когда дочери выросли, круг ее интересов (еще при живом муже) ограничился общением с подругами, Глэдис и Эдной. Женщины регулярно играли в бинго и маджонг, а когда Эмир уезжал, еще и обедали вместе. Теперь все осталось по-прежнему, будто муж просто уехал — навсегда. Мамины товарки, тоже вдовы семидесяти-восьмидесяти лет, несмотря на свои аккуратно уложенные голубоватые кудри, все еще оставались задушевными подругами, какими были в школьные годы. Таким образом, общение с Глэдис и Эдной стало единственным времяпрепровождением Афины Люсиль Слоун.

Каждому из родителей Марты выпал свой жребий: отцу было суждено умереть, а матери — играть в бинго и посещать лекции. В сущности, судьба распорядилась разумно.

— Мамочка, — повторила Марта. — Доктор говорит, что мои яйцеклетки никуда не годятся.

— Он ошибается, — не колеблясь ответила Афина Люсиль Слоун. — Обратись к другому доктору. Дочь одной моей знакомой родила в сорок семь, причем двойню. Теперь детей вообще делают в пробирке. Я знаю тебя, ты найдешь выход из положения… И потом, если твоя сестра Дебби родила, значит, и ты сможешь. Между прочим, я произвела тебя на свет в сорок один год, еще до всяких медицинских хитростей, и, как видишь, мы обе в порядке.

— Кстати, мамочка, как ты себя чувствуешь? — заботливо спросила Марта. — Как твоя нога?

Ее мать страдала одной из форм тромбофлебита. Марта толком не понимала, в чем там дело, но знала, что это как-то связано с перегрузками во время беременности. По-видимому, неправильное распределение тяжести привело к тому, что вена на ноге была повреждена и вздулась. Навсегда.

— Когда сижу — ничего, — ответила мама.

Они поболтали еще минуту и обменялись ласковыми репликами. Закончив разговор, Марта откинулась на подушку сиденья. Мамочка всегда благотворно на нее действовала. Теперь Марта была уверена, что сможет решить свою проблему. Конечно же, она заглянула в органайзер… Возня с этими маленькими приборчиками — нечто вроде электронной мастурбации: можно удовлетворять себя хоть по двадцать раз в день.

И вот в разделе «Подруги, страдающие бесплодием» обнаружилась архиважная запись: «Хелен Фишбейн». Знакомая. С помощью Марты Хелен Фишбейн присоединила к своей квартире соседнюю и, сломав стену, стала владелицей двенадцатикомнатных апартаментов с видом на Гудзон. А поскольку Хелен Фишбейн последние двадцать лет жила надеждой как-нибудь куда-нибудь пробиться, прорваться, то ее благодарность вряд ли заставит себя ждать.

Образ Хелен — вечно спешащей востроносой блондинки в спортивных туфлях — возник перед Мартой как олицетворение возможности. Ведь Хелен не только сделала невероятно удачную подтяжку, но еще и добилась того, что ее яйцеклетки были имплантированы суррогатной матери. Произошло это не далее как в прошлом январе.

Как могла Марта забыть об этом способе — внедрение зиготы в чужую матку? Теперь эта Хелен Фишбейн выглядит как восемнадцатилетняя девчонка и носится по Центральному парку с коляской, в которой лежат близнецы, похожие на нее и обладающие ее интеллектом, но выношенные — за несусветную сумму денег — в утробе гватемальской уборщицы. Интересно, за сколько миллионов песет? Собьешься со счета. Но факт остается фактом: зародыш из собственной яйцеклетки Хелен Фишбейн выношен гватемалкой.

Спасибо тебе, Господи. Вспомнив эту историю, Марта почувствовала, что еще не все потеряно, и заметно повеселела. Можно, можно найти выход из положения, если исследовать все возможности и не выпускать процесс из-под контроля. Интересно, нельзя ли обратиться к той же самой гватемалке? А может, она заодно будет убирать Мартину квартиру? Нет, наверное, это не лучшая мысль: беременной женщине едва ли стоит вдыхать «Доместос».

Какое удачное совпадение: стоило Марте воспрянуть духом, как пробка рассосалась. Пробравшись между другими лимузинами, Мэтт Макелрой вырулил на свободное пространство и рванул вперед, ловя зеленый свет на каждом перекрестке. Перехватив хозяйкин взгляд в зеркале, шофер одарил ее простодушной щербатой улыбкой.

«Ах ты, мой зайчик, — мысленно обратилась к нему Марта. — Так уж и быть — получишь ты свои зубы».

Она была так счастлива, что ей хотелось осыпать милостями весь мир. Марта пообещала себе, что увеличит пожертвования на благотворительность. Она и так не была скупа — более десяти процентов ее годового дохода уходило различным фондам. Марта делала пожертвования постоянно, кто бы и когда бы ее об этом ни попросил. Между тем просители словно бы не замечали ее щедрости и даже не предлагали ей сфотографироваться для прессы.