Но всё происходит не так. Он не отвечает. Он наклоняется через мое плечо для нокаута, его губы так близко, что я чувствую его горячее дыхание на мочке уха.

– Потому что это произошло с тобой, не так ли?

Мое дыхание сбивается. Я пытаюсь скрыть это, но отступаю, и когда Джек видит это, он смеется. Его смех недружелюбный и холодный, как будто ломающаяся на две части замороженная вещь. Он поднимает руки вверх, будто бы прощается с комнатой, и уходит через дверь, в которую пришел, растворяясь на ночной лужайке, уставленной плохо припаркованными машинами.

В доме снова начинаются разговоры. Люди смеются, танцуют и снова пьют, целуются взасос у стен. Жар и лед одновременно переливаются по моим венам, вперед и назад. Мое сердце сжимается, словно налитое свинцом, и я не могу дышать. Кайла кладет руку на мое плечо.

– Ты в порядке, Айсис?

Как он узнал? Неужели он смог так легко прочитать меня? Да, то же самое произошло со мной. Парень разбил мое сердце – нет – больше, чем просто разбил. Он разбил мою душу, мое сердце и мою личность. Через три года, девять недель и пятьдесят один день я должна быть в состоянии скрыть это лучше. Как он мог узнать?

Все смотрят. Я не могу сбежать через дверь, он ушел через нее, если последую за ним, меня не правильно поймут. Я не могу пойти наверх, чтобы остаться одной, иначе они решат, что он выиграл. Выиграл что? Я не уверена, но сопротивление, которое произошло между нами, похоже на лихорадку – неприятный жар, который невозможно проигнорировать. Он разорвал мою незаживающую рану. Я хочу уйти, заползти в какое-нибудь тихое место и залечить её, но я не могу. Ребята, может быть, и вернулись к вечеринке, но также продолжают наблюдать за мной. Они хотят подтверждения того, что именно произошло, так что мой следующий шаг будет определяющим.

Он использовал как оружие самое личное.

Он расковырял рану, о которой я больше никогда не хотела думать, ту, из-за которой я переехала сюда, сбежала.

– Он поцеловал меня! – сообщаю я громко Кайле. – Это было отвратительно! Только язык и никакого умения!

Глаза Кайлы расширяются. Мои слова возвращаются ко мне эхом, через музыку, отрывками голосов: «Поцеловал. Новая девочка. Джек Хантер. Ледяной Принц поцеловал Новую Девочку». Пока все перешептываются, я хватаю Кайлу за руку и тяну на кухню. Она дрожит. Я кладу свои руки ей на плечи и смотрю в глаза.

– Ты… ты и он, – начинает она.

– Ничего не сделали, – бормочу я. – Клянусь тебе. Я это сказала, чтобы он выглядел плохо.

Её глаза моментально вспыхивают, затем тускнеют, и от этого мне очень грустно, злость утихает. Он всё еще ей нравится, даже после того, как назвал её жалкой перед всеми. Из-за нее мне становится плохо, потому что я хорошо понимаю Кайлу. Я раньше была на её месте, вот почему чувствую себя так чертовски плохо.

– Не могу поверить, что ты действительно ударила его! – говорит Кайла. – Ты сумасшедшая!

– Ты сумасшедшая, если тебе нравится такой парень как он, – вздыхаю я. – Разве мама не предупреждала тебя держаться подальше от диких кобелей?

– Он не кобель! – возражает она. – Он никогда не приставал ко мне!

– Потому что он гей?

– У него есть взрослые подружки из колледжа! Каждую неделю новая!

– Потому что он заказывает их из России. Или с Сатурна. Зависит от того, как много девушек, отчаянно нуждаются в деньгах.

Кайла качается, и я помогаю ей сесть на полированный деревянный пол напротив кухонной стойки, возле огромного шкафа для посуды. Она чувствует его за спиной, пьяно открывает, и заползает внутрь, закрывая за собой дверцы. Я становлюсь чрезвычайно терпеливой и понимающей на целых десять секунд, затем стучусь. Изнутри раздается бормотание.

– Уходи.

– Да ладно. Я не жалею. Он заслужил это, понятно?

– Он мне нравится с четвертого класса! – огорчается Кайла. – Я впервые разговаривала с ним! А ты... ты подошла и всё испортила! Всё кончено! Моя жизнь кончена!

– Ты хорошо прожила эту жизнь, – добавляю я.

– Вообще-то я не собираюсь умирать! – она распахивает дверь шкафа, и кричит на меня.

– О, но ты собираешься умереть! Примерно в семьдесят лет. Сейчас ты выглядишь очень даже живой и очень пьяной, так что, думаю, я отвезу тебя домой.

– Нет! Я могу вести сама! – Она вылезает из шкафа и сразу поскальзывается. Я ловлю её, поднимаю, и вместе мы выходим через парадную дверь.

– Да, ты сейчас вполне можешь въехать в скалу.

– Еще как могу! – стонет Кайла. – Джек теперь меня ненавидит!

– Ох, тьфу, шикарно! Я уверена, он будет вспоминать тебя с нежностью как четыреста тридцать шестую девушку, которую довел до слез.

Кайла начинает рыдать, и я наполовину волочу, наполовину тяну её через лужайку к моему крошечному Фольксваген Жук. Машина светло-зеленая и ржавая, с разбитой задней фарой и кучей банок из-под содовой на полу. Но она делает свою работу, дает всем знать – я плохая, и это всё, что мне требуется от автомобиля.

– Айсис!

Кто-то зовет меня. Кайла пытается сбежать, но она настолько пьяна, что просто качается из стороны в сторону на месте и рыгает. Я усаживаю её на сиденье и закрываю дверь, поворачиваясь к тому, кто меня звал. Эйвери Брайтон идет ко мне, её рыжие кудри подпрыгивают, а зеленые глаза блестят. Она похожа на красивую ирландскую куклу с фарфоровой кожей, стройными пропорциями и большим количеством милых веснушек на носу. Как будто Бог отретушировал её, а для всех остальных у него закончилась краска, он посмотрел вниз на всех детей, которых скинул на Землю и произнес: «Ха-ха, но поверьте – этот будет шедевром».

– Ты похищаешь Кайлу? – спрашивает Эйвери с улыбкой фарфоровой куклы.

– Теоретически, я не похожа на человека, способного на это, но также, теоретически, если бы я знала, как похищать людей, поискав на Гугле, когда мне было скучно во время рождественских каникул в прошлом году, тогда, теоретически, здесь бы потребовался хлороформ и много изоленты.

– Да, хорошо, это очень интересно, но я собираюсь вернуть её обратно. Она нужна мне тут.

– Она, вроде как, не в состоянии. И она действительно расстроена из-за некоторых вещей, не знаю, видела ты или нет, что произошло?

– Я видела. Было интересно. Возможно, это было самое интересное событие за прошедшие годы помимо попытки самоубийства Эрики, – размышляет Эйвери. Она смотрит на меня сверху вниз, как будто видит меня в новом свете, а затем указывает на меня. – Но это не освобождает Кайлу от некоторых поручений, которые она должна выполнить сегодня вечером.

– Это что, предупреждение? Как ты можешь такое говорить о ком-то? Не думаю, что она твоя собственность, а ей нужно полежать и охладиться, поэтому я отвезу её домой?

Я обхожу машину к водительской стороне, в то время как лицо Эйвери становится мертвенно-бледным, вампирским.

– Почему ты разговариваешь вопросами? – спрашивает она.

– Почему ты? Разговариваешь вопросами? – я вытягиваю шею поверх капота и смотрю ей в глаза. Она похожа на медведя. Очень большого и богатого медведя. Я не могу отвернуться, иначе она убьет меня и использует мои внутренности для линии сумочек «Луи Витон».

– Если ты сейчас уедешь, я тебя не приглашу на следующую вечеринку.

– Хорошо? Это правда хорошо, потому что не думаю, что хочу общаться с людьми, которые называют попытку суицида интересным событием? И которые делают сок со слабительным и притворяются, что это пунш? Это так же плохо, как и играющий Black Eyed Peas по кругу?

Я быстро запрыгиваю в машину, завожу её и отъезжаю. Эйвери всё еще смотрит на меня невозмутимо, но её брови от раздражения дергаются. Я опускаю окно, когда подъезжаю к ней ближе.

– Ты, типо, популярная, поэтому я должна поблагодарить тебя за приглашение? И за угрозу? Типо: « Вау, эта вечеринка была отстойной, но угроза действительно хороша?». Даю тебе две звезды за попытку? Я много болтаю? – я делаю паузу. – Держись подальше?

– Ты ходишь в мою школу, идиотка.

Она сделала это. Она обозвала меня. Самая популярная девочка в школе только что меня обозвала. Теперь я должна или убить себя, или вернуться во Флориду, или быстро уехать, чтоб не нагрубить. Жму на газ, мчусь по её подъездной дорожке, но недостаточно быстро объезжаю статую льва, и одно из львиных яичек взмывает в воздух и падает. Я уезжаю, оставляя позади огромное количество новых врагов и льва с одним яичком, и везу домой может-быть-подружку, которая думает, что я разрушила её давнее увлечение, и даже всё это дерьмо лучше, чем то, через что я прошла, то, что длилось три года, девять недель и пятьдесят один день плохих воспоминаний.

-2-

3 года

9 недель

6 дней

Я высаживаю почти протрезвевшую Кайлу в тихом переулке возле её дома. Она нерешительно смотрит на меня, её макияж смазан из-за слез, и тихо бормочет:

– Спасибо.

– Черт, мне очень жаль, – вздыхаю я. – Мне действительно жаль, Кайла.

Она пожимает плечами.

– Неважно. Увидимся в понедельник.

Не неважно. Люди так говорят, когда ситуацию слишком трудно выразить словами. Если она всё еще считает меня реальным объектом, с которым достойна показаться в понедельник, я буду чертовски рада.

Когда я еду домой по темной дороге, извивающейся вокруг коровьих пастбищ и кукурузных полей, отпечаток ледяных голубых глаз Джека и его приводящие в ярость слова эхом звучат в моей голове: «Потому что это произошло с тобой, не так ли?»

Крепко сжимаю руль. Он понятия не имеет, что со мной случилось.

«Я не встречаюсь с уродливыми девочками».

Раздается новый голос в голове. Безымянный – парень, который мне нравился. Любила? Нравился. Я больше не знаю. Он сделал мне очень больно – это всё, что я знаю. У себя в голове называю его «Безымянный». Потому что реальное имя до сих пор причиняет физическую боль. Дышу равномерно: вдох-выдох, пытаясь притупить боль в груди. Я оставила всё позади. Действительно оставила всё позади. После трех лет, девяти недель и пятидесяти одного дня я множество раз оставила всё позади.