— Мне не следовало так говорить. Я была немного не в себе. Пожарный меня поцеловал. И я попыталась привести домой кого угодно, но только не его.

— Привлекательный? — Когда я кивнула, ее плечи поникли. — Проклятье. Я его хотела.

— Нет.

— Пыталась не обращать внимание.

— На что? — Я обернулась на Пейдж. Мое тело все еще помнило ее нежные прикосновения, а губы — солоноватую сладость.

— Что ему нравишься ты. Каждый раз стоило мне открыть рот, я словно разрушала его концентрацию. Ему очень хотелось, чтобы ты обратила на него внимание, но вместо этого ты не сводила взгляд с «черничного маффина», — она указала на Пейдж.

— Не на мне остановился ее первоочередный выбор. Она бы лучше проснулась в постели Шугара.

— Шугар разговаривал с Зиком о другой девушке. Мне показалось, у него разбито сердце. Пейдж заслуживает лучшего. — Финли окинула Пейдж таким взглядом, словно смотрела на умирающего котенка. — Возможно, с ней все будет хорошо.

— Она будет в порядке, — поднимаясь, ответила я. Прошла по комнате и легла рядом с обнаженным произведением искусства в моей постели, прижавшись к ней.

Пейдж потянулась назад и, не открывая глаз, крепче прижала к себе мои руки.

Финли помахала рукой и перед уходом одними губами прошептала: «Бранч через два час».

Моя щека покоилась на шелковистой коже спины Пейдж, нос втянул аромат соблазнительной смеси дыма и лосьона. Она пошевелилась, голубые волосы проехались по подушке, подобно павлиньему перу. Меня не пугала неловкость неизбежного прощания или ее чувства. Подлинное любопытство вызывало желание посмотреть, что станет с ее жизнью, возведи я между нами невидимую стену. Закинув свою ногу на ее, полные, гладковыбритые ноги, торчавшие из-под дорогих измятых простыней, которые прикрывали изгиб идеальной попки — той, что изгибалась и дрожала под моими руками до тех пор, пока солнце не начало окрашивать небо в пастельные тона.

— Я не сплю, — прошептала она. — Боюсь пошевелиться, иначе всему придет конец.

Я положила камеру у нее перед лицом и включила дисплей, показывая фото ее руки. Все от самого локтя было расплывчато, но ее голубые волосы ни с кем не спутаешь. Я готовила себя к тому, что меня попросят удалить снимок, но она протянула руку и погладила мое лицо.

— Красиво.

— Можно ее сохранить?

— Да. Всему конец?

— Конец, — ответила я. — Попрошу Хосе отвезти тебя домой.

— Кто такой Хосе? — Спросила она. Приняла сидячее положение и потянулась, нисколько не расстроившись.

— Прислуга.

На ее лице появилась улыбка, два сонных удовлетворенных омута скрылись за длинными ресницами несколько раз прежде, чем ее взгляд сфокусировался. — Пойду оденусь.

Она выскочила из постели, натянув узкие джинсы, свитер и ботинки.

— Завтрак внизу. Марисела приготовит все, что пожелаешь.

Пейдж кивнула, прижав сумочку к груди. Она и впрямь не собиралась просить меня присоединиться. Вообще ни о чем не собиралась просить.

— Возможно, еще увидимся, — произнесла она.

Я подперла голову рукой. — Второй раз мне так не повезет.

Она не пыталась скрыть удовольствие от моих слов. Ее щеки порозовели, когда она шла к двери, держа в руках куртку и исчезая в коридоре. Звук шагов едва различался, пока она спускалась по лестнице, зато голос отца отчетливо разнесся по дому, когда он поприветствовал мою гостью.

Спиной откинувшись на спинку кровати, я терпеливо и бесстрашно стала ждать его обвинений. Он разозлится за выплаченный уборщикам счет, но больше всего за испорченную картину Питера Макса. Он ничего не любил сильнее меня, что было настоящей удачей, так как перепады моего настроения и неконтролируемые эмоциональные вспышки стоили ему миллионов. «Феррари», пожар на итальянской вилле его партнера и расходы на оплату услуг адвоката, — проще говоря, взятки — чтобы спасти меня от тюрьмы.

Он резко замер в дверях моей комнаты, словно нуждался в приглашении, как вампир. — Привет, папуля. Как поездка?

— Эллисон, — начал он, его голос охрип от напускного разочарования. — Мы вернулись раньше, чтобы поговорить с тобой. Дело не в том, что мы тебя не любим, зайчонок…

— Я знаю, что любите, — перебила его. Я сохраняла спокойное выражение лица, хотя самой было интересно, куда он клонит. Этот разговор отличался от его обычного спича, начинавшегося словами: «Мы разочарованы твоим поведением, но все равно любим и ожидаем лучшего».

Он вздохнул, успев утомиться, выполняя родительские обязанности. По холлу раздался цокот двух пар каблуков. Я выпрямилась, когда в комнату вошла мама, а следом ее лайф-коуч (инструктор по персональному росту), Салли.

— Филипп, — начала мама. — Я просила тебя подождать. — Произнесла себе под нос она, улыбаясь мне, как делала всегда, видимо, с надеждой, что ее фальшивая улыбка волшебным образом смягчит слова.

— Я просто…

— Мистер Эдсон, — вставила Салли. — Очень важно, чтобы мы действовали сообща, вы помните?

— Что происходит? — Развеселилась я. — Интервенция?

— Мы тебя любим, — сказал папа.

Мама прижала тыльную сторону ладони к груди мужа и шагнула вперед, сцепив пальцы на своей талии. — Эллисон, когда мы с твоим отцом узнали о вечеринке и понесенном ущербе, нашему терпению пришел конец. Мы предупреждали множество раз. Ты уже выросла. Тебе нет никаких оправданий.

— Что здесь делает Салли? — спросила я.

Мама продолжила. — Нас начала беспокоить твоя безопасность и безопасность других. Сколько лет девочке, которая только что ушла?

— Достаточно, — ответила я, устраиваясь на подушке.

Затем потянулась, чтобы скрыть неловкость. Подобное открытое противостояние для них впервые. Обычно родители горячо спорили в моем присутствии, стараясь решить, что со мной делать, затем отец отправлял меня в шикарный отпуск — вроде того, в который мы собирались с Финли.

Лицо мамы разгладилось от линий огорчения, разрезавший ее лоб. — Мы с твоим отцом решили… — она прочистила горло. Вопреки озлобленности, она была не уверенна.

— Мередит… продолжай, — произнесла Салли.

— Ты наказана, — выпалила мама.

— Я… что? — Я прохихикала последнее слово в полном неверии. Меня никогда в жизни не наказывали, даже в том маленьком возрасте, когда действительно стоило это сделать.

Мама покачала головой и отступила к отцу. Он придержал ее так, словно они пришли на опознание моего тела.

Салли решила взять все в свои руки. — Твое путешествие на Южно-китайское море с Финли отменено, так же закрыт доступ к кредитным картам, домам и прислуге. Тебе разрешено остаться здесь на девяносто дней. За это время ты должна найти работу, и как только возместишь своим родителям нанесенный коттеджу ущерб, некоторые привилегии восстановятся.

Я стиснула зубы. — Отвали, Салли.

Салли не вздрогнула.

— Серьезно, Эллисон, — добавила мама. — Мариселе и Хосе было поручено хранить еду в кладовой и поддерживать чистоту в общем помещении. Все остальное… на тебе.

— Позвольте мне кое-что уточнить. Вы собираетесь бросить меня без гроша в кармане, одну — учитывая, что Финли едет отдыхать без меня — без транспорта и хотите, чтобы я устроилась на работу, возместила десятки тысяч долларов, одновременно оплачивая ежедневные расходы и арендную плату? Газ, такси, туалетная бумага, еда? Как мне совместить и то, и другое? Вы хоть представляете какая в этом городе арендная плата? То, что вы предлагаете просто глупо.

— Мы не предлагаем, — заметила Салли. — Теперь это твоя жизнь.

Я скрестила на груди руки. — Похоже, мои выходки урезали твою зарплату, Салли.

— Зайчонок, — начал папа.

Салли выставила руку. — Мы это обсуждали, мистер Эдсон. Эллисон, дело не во мне. А в тебе.

— Тебе-то что с того? Какая выгода? — Начала закипать я.

— Никакая. Исцеление твоей семьи — моя работа.

— Не на долго, — предупредила я. — Не забывай, кто подписывает чеки, Салли. Не мама, а папа не станет тратить деньги на подобную ерунду. — Я указала на отца. — Папуля, ты ведь ей этого не позволишь?

— Так будет лучше, — ответ папы прозвучал неубедительно.

— Лучшее для кого? Вы воспитали меня такой. А теперь собираетесь за это наказать? Я не всегда была такой. Пыталась вести себя прилежно, чтобы привлечь ваше внимание. Но ничего не помогало!


— Давит на чувство вины, — произнесла Салли.

— Это туристический город! Здесь ни одна работа не сможет покрыть весь долг наравне с арендой и счетами! Мне в буквальном смысле потребуются годы!

— Уговаривает, — сказала Салли.

Когда отец не выказал ни единого признака, что изменил свое мнение, я приняла сидячее положение, подогнув под себя ноги и выпятив нижнюю губу, изобразив невинный вид. — Я знаю, что облажалась. Папуля, клянусь тебе, я исправлюсь.

— Торгуется, — сказала Салли.

По моей щеке скатилась слеза. — Я возненавижу вас. Мы не станем ближе. Я больше никогда не стану с вами разговаривать.

Салли откашлялась. — Манипулирует. Слезы — ее инструмент, Филипп.

— Да пошла ты, мерзкая пизда! — Сжав кулаками простынь, я подпрыгнула на матрасе, пока кричала.

Глаза родителей расширились. Салли выглядела довольной.

— Вот. Вот настоящая Эллисон. Ты не остаешься без гроша. Дом в твоем распоряжении. Марисела будет следить за наличием основных продуктов. Остальное, как и сказала Мередит, на тебе.

В глазах моего отца стояла боль. Это убивало его изнутри. — Мы тебя любим. И ты права, зайчонок, мы подвели тебя. Это единственный известный нам путь, чтобы все исправить.

— Знаю, — процедила сквозь зубы. — Оставлять чужого человека распоряжаться моей судьбой всегда было вашим выходом.