– Что касается вашего второго пункта, могу сообщить вам следующее. После того как я тщательным образом ознакомился со всем, относящимся к моему наследству, я отменяю все назначения, сделанные Джорджем. Наши поверенные «Метьюс и сыновья» и «Бромлейс», а также наши банкиры Бленчарды останутся для нас теми, кем они были со времен моего отца. Но этим поместьем, равно как и более мелкими поместьями в Досрете, Лесистершире и Северном Эмптоншире, займутся мои люди. Те, кого нанял Джордж, совершенно обескровили их. Это выше моего понимания, мадам, каким образом такое большое поместье, как Мертон, в течение двух лет, прошедших после смерти отца, вдруг оказалось неспособным более обеспечить семью.

Мартин замолчал, стараясь сдержать гнев, бушевавший в нем под личиной спокойствия. Одна лишь мысль о состоянии его родовой вотчины приводила его в бешенство. Поняв по потрясенному виду матери, что ей нужно время, чтобы взять себя в руки, он позволил себе с любопытством осмотреть комнату.

Между тем мозг леди Кэтрин продолжал лихорадочно работать. Беспокойная память ударила ее словно обухом, напомнив о странном взгляде, который бросил на нее старый Метьюс, когда она, дав волю своему негодованию по поводу того, что наследником стал Мартин, принялась перечислять все его недостатки. Ей вспомнилось осторожно высказанное поверенным мнение, что Мартин именно тот, кто нужен землям Мертонов. Она никак не ожидала, что Метьюс может одобрить Мартина с его неумеренной расточительностью. Позднее она узнала, что сын нанял эту же фирму, чьими услугами долгое время пользовался его отец, для представительства Мертонов в делах. Ее поразило, что Мартину могли понадобиться услуги такой фирмы, как «Метьюс и сыновья». Замечание Метьюса обеспокоило ее. Теперь она поняла, что оно означало. Да будь он проклят! Почему он не объяснил ей все толком? И почему она сама не спросила?

Остановив взгляд на белокурой, с проблесками серебра, склоненной голове Мелиссы, Мартин снова повернулся к матери. Он угадал ход ее мыслей гораздо быстрее, чем ей хотелось, и его губы изогнулись в кривой усмешке.

– Вы совершенно правы, говоря, что у меня нет опыта управления поместьями такого размера. Мои собственные значительно более обширны.

В очередной раз подтвердив, что ее сын изменился не только внешне, эти слова заметно поколебали уверенность леди Кэтрин. Но еще больше они поколебали все ее планы.

Под ее молниеносным взглядом ухмылка Мартина превратилась в не лишенную любезности улыбку.

– Вы полагали, что ваш расточительный сын оставил свою нищенскую жизнь, чтобы повиснуть у вас на шее?

Взгляд, брошенный матерью, был красноречивее любых слов. Мартин оперся на край подоконника, вытянув вперед свои длинные ноги.

– Мне очень жаль разочаровывать вас, мадам, но я не нуждаюсь в ваших деньгах. По возвращении в Лондон я попрошу Метьюсов навестить вас, чтобы вы могли переписать свое завещание. Молю Бога, чтобы вы исполнили свою угрозу и лишили меня наследства. Дэмиан никогда не простит вам, если вы этого не сделаете. Кроме того, – добавил Мартин, сверкнув серыми глазами, – новость о том, что он ваш наследник, очень поддержит его и как минимум избавит меня от необходимости постоянно вытаскивать его из долговой ямы. Правда, насколько мне известно, он может удариться во все тяжкие. Если Дэмиан решит обойтись с вашими деньгами таким образом, я буду только рад. Однако, как бы он ни поступил, ни цента из ваших средств больше никогда не будет потрачено на поместья Мертонов.

Мартин внимательно смотрел в лицо матери, изучая разрушительное воздействие времени на ее былую красоту. Оправившись от первоначального шока, она снова приподнялась в своем кресле. Ее глаза стали похожи на серые камни, а губы сжались. Несмотря на нездоровье, ее сухопарая фигура все еще производила впечатление определенной силы и решимости. К своему удивлению, Мартин уже не чувствовал потребности бороться с ней, поражать ее своими успехами, демонстрируя, насколько он достоин ее любви. С годами эта потребность тоже умерла в нем.

– Теперь что касается вашего последнего условия. – Он оттолкнулся от подоконника и, опустив глаза, стал поправлять рукава. – Безусловно, часть времени я буду проводить в Лондоне. Кроме того, я намерен наведываться в свои поместья, навещать друзей. Я также предполагаю приглашать гостей сюда. Насколько я помню, при моем отце Эрмитаж славился своим гостеприимством.

Мартин взглянул на мать. Та сосредоточенно смотрела куда-то за его спину, словно старалась разглядеть там новый облик своего сына.

– Конечно, подобные визиты невозможны до тех пор, пока дом не будет восстановлен.

– Что? – сорвалось с губ леди Кэтрин. Ее удивленный взгляд остановился на лице Мартина.

– Это не должно вас беспокоить. – Мартин нахмурился. Матери ни к чему было знать, насколько плох дом на самом деле. Она бы сочла себя униженной. – Я пришлю сюда декораторов, как только они закончат работы в Мертон-Хаус. – Мартин сделал паузу, однако взгляд матери уже снова устремился куда-то вдаль. Она ничего не ответила, и Мартин выпрямился. – Через час я возвращаюсь в Лондон. Если вы больше ничего не желаете обсудить, я хотел бы попрощаться.

– Должна ли я понимать, что эти декораторы переделают на ваше усмотрение и мои комнаты? – Едкий сарказм в голосе леди Кэтрин мог бы растворить стекло.

Мартин смягчил свою улыбку. Он быстро просчитал возможные варианты.

– Если хотите, я, конечно, скажу им, чтобы они учли ваши пожелания в отношении тех комнат, которые вам особенно дороги.

Будучи в здравом уме, он не мог возложить на мать надзор за столь масштабной реконструкцией и, сказать по правде, намеревался использовать эту возможность, чтобы придать обители предков свою собственную индивидуальность.

Взгляд матери избавил его от беспокойства по поводу того, что она может отреагировать на это проявление его своеволия и начнет возражать. Успокоившись, Мартин выжидательно поднял брови.

Леди Кэтрин с очевидной неохотой кивнула в знак прощания.

Мартин отвесил ей вежливый поклон, кивнул Мелиссе и вышел из комнаты.

Леди Кэтрин проследила за тем, как он уходит, и погрузилась в задумчивое молчание. Прошло достаточно много времени после того, как дверь за ним закрылась, прежде чем она пришла в себя и ее невидящий взгляд сосредоточился на пустом очаге. В конечном счете, если отбросить старые воспоминания, она не могла не удивиться тому, что, несмотря на все сопутствующие неприятности, в глубине сердца она испытывала облегчение оттого, что рядом появился мужчина. Настоящий мужчина, готовый взять дела в свои руки.

Спустившись вниз, Мартин слегка замедлил шаги на крыльце с портиком, возле которого его ждал открытый двухколесный экипаж, запряженный парой гнедых лошадей, нетерпеливо бьющих копытами. Его встретил тяжелый сухой кашель, донесшийся с противоположной стороны. Мартин нахмурился и, не обращая внимания на свисавшие сбоку вожжи, потрепал холки своих любимцев. Обойдя их, он обнаружил своего бывшего денщика, а ныне лакея и грума Джошуа Кэрратерса, стоявшего привалившись к коляске. Его глаза смотрели прямо на Мартина поверх большого носового платка.

– В чем, черт возьми, дело? – Задавая этот вопрос, Мартин уже знал ответ.

– Ниче, тока холодно, – неразборчиво пробормотал Джошуа, пренебрежительно махнув рукой. Он сложил платок и сунул его в карман своих коротких штанов, обнажив под зорким взглядом хозяина блестящий красный нос. – Давайте лучше поедем.

Мартин не двинулся с места.

– Ты никуда не поедешь.

– Но я ж своими ушами слыхал, как вы сказали, что ни за что на свете не останетесь на ночь в этой старой развалюхе.

– Твоя память, как всегда, в порядке, как, впрочем, и слух. Я уезжаю.

– Не-а, без меня нельзя.

Мартин с раздражением уткнул руки в бока и смотрел, как старый солдат, покачиваясь, ковыляет к задку коляски. Когда он ухватился за ее край, его настиг очередной приступ кашля. Мартин выругался. Приметив двух мальчишек-конюхов, с ужасом взирающих то на экипаж, то на его хозяина, Мартин подозвал их:

– Придержите коней.

Удостоверившись в том, что мальчишки надежно держат неугомонных лошадей, он подхватил Джошуа под локоть и поволок по направлению к дому.

– Добиваешься, чтобы тебя снова отправили в казармы? Черт побери, старик, ты же свалишься на первом же повороте.

Джошуа попытался попятиться назад, но тщетно.

– Но…

– Я знаю, что дом в плачевном состоянии, – возразил Мартин, поднимая своего сопротивляющегося оруженосца на ноги. – Но сейчас я кое-что подправил так, чтобы остальные слуги навсегда запомнили, как должны делаться дела. По крайней мере, – добавил он, останавливаясь в сумрачном парадном холле, – я надеюсь, что они это запомнят.

Он сделал распоряжения, которые впоследствии слугам полагалось исполнять самостоятельно, как это было во времена его отца. Кое-кто из челяди оставался в доме с тех самых пор, и Мартин ожидал благополучного исхода. Все местные обитатели, многие из которых поколениями прислуживали в доме Мертонов, впали в недоумение, оказавшись под началом неумехи Джорджа. Освободившись от его тирании, они, казалось, и сами рады были вернуть Эрмитаж в надлежащее состояние.

Джошуа фыркнул:

– А как же лошадки?

Губы Мартина дрогнули, но он подавил желание улыбнуться и поднял брови на пугающую высоту.

– Уж не собираешься ли ты усомниться в моей способности позаботиться о своих лошадях?

Джошуа, что-то пробурчав, бросил на него потухший взгляд.

– Отправляйся в постель, старый ворчун. Когда проспишься и сможешь держаться верхом, возьмешь в конюшне лошадь и вернешься в Лондон. Бери ту, что осталась от Джорджа. Это единственное животное, которое хоть в какой-то степени обладает качествами, удовлетворяющими твоим высоким требованиям.

Ничуть не успокоенный такой перспективой, Джошуа недовольно хмыкнул. Однако он понимал, что лучше не спорить. Решив ограничиться последним предостережением, лакей произнес: