— Вы уверены, что это в самом деле ваш сын? — резко спросил он старушку.

— Это мой Бобби! — настойчиво повторила она.

— Отдай его ей, — приказал капитан и взглянул на людей, что несли носилки. — Отнесите, куда она скажет, и давайте двигаться дальше, а то ночь застанет нас под открытым небом.

Ласково прикоснувшись к лицу человека без сознания, старушка сказала:

— Теперь ты дома, сынок. Твоя мама о тебе позаботится. И раны твои я вылечу. Я уж думала, что больше никогда тебя не увижу.

И пошла впереди носилок через болото по еле заметной тропке, ведущей к небольшому аккуратному домику. Там она велела занести носилки в домик и осторожно положить раненого на единственную в домике кровать, а затем попрощалась с носильщиками, наказав не сходить с тропы, а не то их поглотит трясина.

Плотно закрыв за ними дверь, она разожгла в очаге огонь, подвесила на крючок черный железный чайник и помахала руками над пламенем, чтобы вода скорее закипела. Отыскав шкатулку с мазями и притираниями, она дождалась, чтобы чайник закипел, открыла еще одну шкатулку, вытащила из нее чистую тряпицу и начала промывать рану. Хвала Пресвятой Деве, загноиться она еще не успела. Отмыв кровь, старушка с облегчением увидела, что рана совсем неглубокая. Раны на голове всегда обильно кровоточили, производя впечатление опасных. Некоторые были серьезными, но не эта. И всего лишь дюйм длиной.

Но на голове была еще глубокая вмятина, словно его чем-то сильно ударили. Старушка положила на рану припарку и забинтовала ее.

Бедный ее сынок такой грязный! Она скатила его с носилок на кровать, разрезала одежду на бесчувственном теле и тщательно его вымыла. Затем, охая и пыхтя, сумела уложить его под теплое одеяло. Не хватало еще, чтобы Бобби схватил лихорадку, когда она только что отыскала его. Иисус и Благословенная Матерь ответили на ее молитвы! Ну, так ведь она и молилась им долго, верно? Она верила — и вот теперь получила награду. Ее сынок снова дома, с ней. Старушка подвинула к кровати табуретку, села и стала ждать, когда сын очнется.

Фингел Стюарт медленно приходил в себя. Он почти ничего не помнил о том, что произошло. Английский кавалерист скакал ему навстречу и размахивал мечом. Фин уклонился от неуклюжего воина, но меч все же задел его, из раны хлынула кровь, застилая обзор. Его сшибли с коня, а когда он снова пришел в сознание, какой-то человек, изо рта у которого воняло, стягивал у него с пальца кольцо. Сапоги с него стащил кто-то другой. Он слабо протестовал, пытался подняться, но его чем-то сильно ударили по голове, прямо возле раны, и он снова потерял сознание.

Пытаясь очнуться, Фин старался вспомнить, где был и что делал, но в голову приходил только один, главный вопрос — кто он такой? Как ни старался, он не мог вспомнить ни своего имени, ни того, откуда родом. Внезапно на него нахлынула волна ужаса, он резко открыл глаза. Он был слишком слаб, чтобы встать, но зато мог вертеть головой, пытаясь понять, где же находится. На табурете спала какая-то старушка, положив голову, как на подушку, на руки, скрещенные на спинке кровати.

Он помнил сражение. Небольшое, короткое, но очень свирепое. Да где же это он? Он осторожно повернул голову, окинув взглядом домик. Это жилище бедной женщины, тут он ни капли не сомневался. Однако здесь все чисто и аккуратно. Неужели эта старушка смогла вынести его с поля боя? Он шотландец, это он помнил. Что это, Шотландия или Англия? И как его зовут?

— Бобби, сыночек, ты очнулся! — Старушка смотрела на него слезящимися глазами, растянув в улыбке беззубый рот. — Я как услышала, что раненых выносят с поля боя, так и побежала туда, надеялась найти тебя живым!

— Где я? — негромко спросил Фин.

— Да как же, ты дома, в нашей маленькой хижине на болоте, — ответила она.

— Шотландском болоте или английском? И где моя одежда?

Он сообразил, что лежит под одеялом голым.

— Ты в Англии, сынок. Ага, вижу, удар по голове вышиб из тебя всякое разумение. Ничего, скоро все вспомнишь. Мама тебя в обиду не даст.

— Моя одежда, — повторил он.

— Да как же, я ее с тебя срезала, очень уж она грязная, Бобби, и вся в крови. Когда ты поправишься и сможешь встать на ноги, я дам тебе бриджи и рубашку. Должно быть, какой-то разбойник снял с тебя сапоги, но в сундуке лежит старая пара твоего батюшки, я сложила туда всю его одежду, когда он умер. Может, они тебе и подойдут, хотя у твоего батюшки нога-то была побольше. Кушать хочешь?

— Хочу, — ответил Фин, осознав, что умирает с голоду.

— Так я тебе сейчас овсянки дам, Бобби, — сказала старушка, встала и поспешила к очагу, где над тлеющими углями висел небольшой котелок.

Бобби?.. Нет, его зовут не Бобби, а эта старушка — не его мать. Это он знал точно. Но он в Англии, и он шотландец, выживший в сражении. Далеко ли он от границы? Он снова попытался вспомнить, кто он такой. Он ранен, и пока старушка считает его своим сыном, она будет за ним ухаживать. А что, если вернется ее настоящий сын? Или, что более вероятно, тот лежит мертвым на поле боя? Что бы там ни было, ему придется на какое-то время остаться здесь, пока раны не исцелятся, а силы и память вернутся. Или хотя бы до того, как он будет в силах вернуться домой, где бы тот ни находился.

Забота старушки быстро возвращала ему физические силы. Через несколько дней он встал с кровати. Ноги затекли и ослабли, однако он каждый день упражнялся, чтобы они скорее пришли в норму. Глядя на свое мускулистое тело, он понимал, что раньше был человеком энергичным. И подозревал, что раньше он и питался лучше, чем сейчас. Здесь вся еда состояла из овсянки, хлеба и засохшего сыра. Крохотный огород старушки весь завалило снегом, а земля промерзла и стала твердой, как камень.

Старушка не хотела, чтобы он выходил из дома.

— Я снова тебя потеряю! — закричала она, когда он в первый раз попробовал шагнуть на холод.

Он успокоил ее, как мог, но старушка стояла на пороге и смотрела, пока он бродил вокруг, обозревая окрестности. Потом он нарезал немного торфа на болоте, где земля замерзла не так сильно, и принес его к очагу. У нее было всего лишь несколько веточек, которые она собирала каждый день, чтобы поддерживать огонь. Он решил, что запасет для старушки как можно больше топлива, чтобы хоть как-то расплатиться за ее доброту.

Наступила зима с сильными снегопадами, короткими горькими днями и долгими горькими ночами.

Когда дни стали постепенно удлиняться, память отрывками начала возвращаться к нему. Он вспомнил, что у него был конь и меч. Однажды вспомнил человека по имени Айвер. Ему снилась небольшая каменная крепость на холме рядом с аккуратной деревней. Еще снились священник и старый лэрд. И однажды ночью Фингел Стюарт внезапно проснулся и вспомнил свое имя.

Он встал с тюфяка, на котором спал теперь, когда раны исцелились, потому что не мог отнимать у старушки ее единственную кровать, неслышно подошел к маленькому окошку, открыл одну ставню и уставился на снежный пейзаж. Этой ночью светила луна. Приграничная луна, подумал он. Его зовут Фингел Стюарт Торрский, теперь он знал это точно, но так и не мог вспомнить всего остального. Нужно вернуться в свой дом в Эдинбурге и найти человека по имени Айвер. Тот, наверное, поможет ему распутать окружающую его тайну.

— Бобби, — жалобно позвала старушка.

Она сильно закашлялась; ей нездоровилось уже несколько дней, и она не вставала с кровати. Он подозревал, что она умирает — очень уж она стала хрупкой этой зимой. Она рассказывала, что много лет прожила одна на этом болоте.

— Я здесь, мать, — отозвался он и подошел к кровати. — Тебе что-нибудь принести?

Она посмотрела на него слезящимися голубыми глазами.

— Ты не мой Бобби, правда?

Взгляд ее сделался на удивление ясным и чистым.

Фингел Стюарт покачал головой.

— Нет, мать, я не твой Бобби, — тихо ответил он. — Но ты спасла мне жизнь, убедив людей хранителя Западной Марки, что я — это он, и я тебе за это благодарен. Спасибо.

— Я думала, что так оно и есть, — прошептала старушка. — Мой Бобби пошел сражаться с королем Яковом в место под названием Флодден. Ему было всего двадцать, когда он покинул меня. Его отец говорил, что он погиб, да только я не верила и всегда знала, что мой Бобби вернется ко мне. А ты так на него похож! — прошептала она. — Я была так уверена, так уверена…

Ее слабый голос затих, а по морщинистой щеке потекла слеза.

— Флодден случился двадцать восемь лет назад, мать, — сказал ей Фин. — В том сражении погиб король Яков Четвертый. А битва, где сражался я, произошла при Солуэй-Моссе, а король нынче его сын, Яков Пятый.

— Ты шотландец, — пробормотала она, покачав седой головой. — Джентльмен, наверное.

— Да, — ответил Фин, и легкая улыбка тронула его губы. — Я шотландец. Полученная рана отшибла мне память, однако благодаря твоей нежной заботе она постепенно возвращается.

— Ты знаешь свое имя? — слабым голосом спросила старушка.

— Меня зовут Фингел Стюарт, — сказал он, — и у меня есть дом в Эдинбурге. Это все, что я помню. Еще припоминаю человека по имени Айвер. Надеюсь, он поможет мне вспомнить остальное. Мне все время снится каменная крепость и какой-то старый лэрд.

— Я умираю, — произнесла старушка будничным тоном. — Ты останешься со мной, пока я не умру, Фингел Стюарт? Отнесешься к моему телу с должным уважением?

— Я не покину тебя, мать, — пообещал он. — Я обязан тебе жизнью.

— Вот и хорошо, — прошелестела она, и глаза ее снова закрылись.

Теперь они поменялись местами, и следующие несколько недель Фингел ухаживал за старушкой, которая спасла ему жизнь, назвав своим сыном. Она не сдавалась духом, но тело ее все слабело и слабело. Фингел отморозил руки, потому что проводил много времени на свирепом морозе, отыскивая топливо, чтобы крохотная старушка не мерзла. Он ставил силки и поймал нескольких кроликов, освежевал их, разделал и сварил, чтобы накормить ее. Шкурки Фингел выдубил и сшил варежки, чтобы согреть ей руки, постоянно бывшие ледяными.