Тауберг и Всеволожский потрясенно переглянулись.

— Матерь Божия, значит, ты — внучка генерал-аншефа, сенатора Валериана Тимофеевича Лопухина! — откинулся в креслах Сергей. — А он и есть тот самый большой человек, приготовивший духовную и поручивший надворному советнику Штальбауму найти тебя и собрать о тебе сведения... Это значит, — слова давались Сергею с трудом, — что...

— ...Болховской ни при чем, — продолжил Тауберг.

— ... а в твоей гибели может быть заинтересован один твой симпатичный родственничек по прозванию Кандид, то бишь Самарцев, являющийся, как известно, племянником Валериана Тимофеевича по линии его покойной супруги. Наш... фронтовой товарищ...

Тяжелое молчание повисло в комнате. Сергей тяжело вздохнул, глянул потемнелым взглядом на Тауберга:

— Что же, теперь все встало на свои места. А я-то, дурак, думал на Бориса...

— Но Степка... Самарцев... — отозвался Тауберг, — час от часу не легче!

— А может, ты опять ошибаешься? — попробовала вмешаться в разговор мужчин Полина. — Степан Яковлевич такой милый человек...

— На сей раз — нет.

— Вы тоже так полагаете? — посмотрела она в сторону Тауберга.

Иван помолчал и с трудом заставил себя кивнуть.

— Но у вас же нет никаких неоспоримых доказательств! — воскликнула девушка.

— К сожалению, — согласился Сергей.

— Тогда надо их добыть, — тихо проговорил Тауберг.

— Что ты хочешь этим сказать? — переспросил Сергей.

— Нам надобно его уличить, — ответил Иван. — А посему следует создать ситуацию, в которой у Кандида опять появилось бы искушение... избавиться от Полины Львовны.

— Нет, — твердо сказал Сергей.

— Да, — не менее твердо промолвила Полина.

Сергей с негодованием посмотрел на нее.

— Ты что, не понимаешь, что тебя опять попытаются убить?

— Прекрасно понимаю, — решительно вздернула подбородок Полина. — Но меня пытались убить и до этого. И знаешь, я уже как-то попривыкла.

Тауберг вскинул белесые брови и хмыкнул, уважительно посмотрев на Полину.

— Ты с ума сошла, ты...

— А кроме того, — не дала договорить Сергею Полина, — мне уже надоели эти покушения. Право, досадно! Пора покончить с этим раз и навсегда.

— Ладно, Иван, что ты предлагаешь?

— Когда ты хочешь объявить о своей помолвке с Полиной Львовной? — начал Тауберг.

— В октябре матушка обычно дает бал. Вот на нем и...

— Не бал, — поправил его Тауберг, — маскарад.

— Но это еще более опасно! — похолодел Сергей.

— Это быстрее подтолкнет Кандида к действиям. После того как ты объявишь о своей помолвке, он поймет, что это его последний шанс. Не беспокойся, мы глаз не сведем с Полины Львовны, — пообещал Тауберг.

— Это само собой, — раздумчиво произнес Сергей. — Значит, мы возвращаемся в Москву. Я собираю вас всех, то есть тебя, Пана и Кандида, и говорю вам о намерении объявить бал...

— Маскарад, — снова поправил его Тауберг.

— Хорошо, маскарад, — согласился Сергей, — где я, мол, сообщу свету о своей помолвке. А потом я попрошу вас всех быть очень внимательными и приглядывать за Полиной, ибо опасаюсь нового покушения. А на балу...

— Маскараде, — снова поправил непробиваемый Тауберг.

— А на балу, — пропустил реплику друга мимо ушей, — сначала Пана, а потом и тебя, Иван, вдруг...

Сергей перешел на шепот, и три головы заговорщически сблизились.


22


Князь Сергей по приезде в Москву первым делом поднялся в будуар к матушке и сообщил о том, что «милая Полина Львовна благосклонно приняла мое предложение руки и сердца», и поинтересовался, будет ли дано на сей союз ее родительское благословение? Благословение было им получено немедленно.

Дальнейшая беседа оказалась короткой, но содержательной. Как и месяц назад, говорил по большей части Сергей, а княгиня, если и успевала вставить в его речь словечко-другое, то преимущественно нечто вроде: «Ах, как ты прав», «Я так давно об этом мечтала» и, конечно, свое любимое — «Весьма, весьма достойно».

Когда Сергей, попрощавшись, вышел из будуара, княгиня Марья Тимофеевна залилась слезами умиления и благодарности Всевышнему за благостную весть, а губы ее прошептали:

— Ах, Михаил Сергеевич, друг любезный, как жаль, что не дожил ты до сего радостного дня. Какой милый вырос мальчик! Слава, слава тебе Господи...

На другой день любой грамотей, развернув «Московские ведомости», в разделе хроники жизни города мог прочитать уведомление следующего характера: «Княгиня Марья Тимофеевна Всеволожская имеет честь объявить о помолвке сына своего Сергея Михайловича с Полиной Львовной Сеславиной 19 числа Октября месяца сего года».

И зашумела первопрестольная. Кому досталась столь завидная партия? Из каких Сеславиных? Откуда вдруг появилась? А венчание-то когда? Так скоро? Что за спешка? Далее шу-шу-шу... или даже еще на полтона ниже и только на ушко. Ибо князь Сергей такая горячка, влепит пулю в лоб за длинный язык, да и друзья у него под стать — герои, победители!

Марья Тимофеевна с Варварой Апрониановной притомились, принимая любопытствующих визитеров. Полина старалась как можно меньше показываться на людях. А Сергей начал осуществлять план, рожденный в тихих стенах раздумьинской библиотеки.

Поутру князь послал нарочных с записками к друзьям, в коих писал, что ему необходима их помощь, и просил пожаловать в час пополудни в дом Всеволожских. Когда напольные часы аглицкой работы пробили час дня, дверь в библиотеку распахнулась, первым впустив князя Болховского.

— Здоров ли ты, друг мой? — поинтересовался он, крепко пожимая руку хозяину дома, будто и не было между ними никакой фронды. — Вся Москва только и говорит, что о твоей помолвке. А может, враки все?

— На сей раз молва тебя не обманула. Я действительно сделал предложение Полине Львовне, и она его благосклонно приняла, — улыбнулся другу Сергей, чувствуя себя виноватым перед столь искренним проявлением дружбы.

— А ведь признай, Адонис, что я оказался прав! Как чуяло мое сердце, что эта малютка заарканит тебя. Когда же вы успели объясниться? — не удержал любопытства Борис.

— За эти дни многое произошло, не знаю, с чего и начать.

— А ты начни с главного. Что за помощь требуется? — посерьезнел Болховской.

И Сергей вкратце рассказал о раздумьинских событиях, не упомянув, впрочем, о Самарцеве. Зная взрывной и прямолинейный характер князя Бориса, он не рискнул ему открыть всей правды.

В этот момент двери снова распахнулись. Тауберг вошел первым. Был он, как всегда, подтянут и аккуратен, но хладнокровие, казалось, изменило ему, и лицо выражало крайнюю степень утомления и озабоченности.

— Вот полюбуйтесь! Еле поднял!

Да, посмотреть было на что. Таким Степана Самарцева друзья еще никогда не видели. Сюртук его выглядел изрядно помятым, галстух завязан небрежно, а глаза под набрякшими веками были красны и воспалены.

— Никита! — позвал Сергей, не без основания предполагая, что верный камердинер уже занял исходную позицию по ту сторону двери. — Немедленно приготовь лампопо! Будем Степана Яковлевича трезвить.

Самарцев устало опустился в кресло, мрачно окинул взглядом собравшихся и пробормотал:

— Покорнейше прошу извинить...

Молчание повисло в комнате, и у Сергея перехватило дух. Неужели Степка раскаивается и вот сейчас все, все расскажет, повинится перед друзьями. Но Самарцев отвел взгляд в сторону, тяжело вздохнул:

— Голова раскатывается... Простите. Но я готов помочь, чем смогу.

— Друзья мои, — начал Сергей. — Я собираюсь жениться на Полине Львовне, но есть ряд обстоятельств, осложняющих дело. Не далее как три дня назад произошли еще не менее настораживающие события...

— Я уже посвятил в них Кандида, — прервал его Тевтон.

— В таком случае у меня к вам просьба. Матушка устраивает бал — маскарад. Приглашено сотни три гостей. Угроза для жизни Полипы все еще существует, поэтому прошу вас всех помочь мне на маскараде приглядывать за ней.

— Конечно, что за разговоры! — горячо отозвался Болховской.

Тевтон лишь утвердительно качнул головой, и все разом посмотрели на Степана. Тот поднял от ковра мутный взгляд, лицо его исказила странная гримаса:

— Не беспокойся, ничего не случится... — И голова его бессильно упала на грудь.

— Никита! — прозвучали враз три голоса.

— Да иду я, иду, — дверь библиотеки открылась, и в комнату ступил Никита, держа в руках серебряный поднос с бокалом лампопо. — Пожалуйте, ваше сиятельство.

— Да не мне, ему вот. — Всеволожский кивнул на Самарцева.

Никита подошел к Степану и протянул поднос.

— Пей, — приказал Тауберг.

Степан поднял голову, посмотрел на бокал и сделал кислую мину:

— Может, водочки...

— Всенепременно, — с язвой в голосе произнес Сергей. — Пей давай.

Самарцев вздохнул, взял с подноса бокал, единым махом опрокинул в себя ядреную смесь шампанского с квасом и снова уронил голову на грудь. Несколько минут все молчали, слушая невольно глухое урчание, раздававшееся в животе Самарцева. Наконец Степан поднял на Сергея уже осмысленный взгляд.

— Оклемался малость, — скорее констатировал, чем спросил Сергей.

— Да, — тихо ответил Степан.

— Тогда пойдем дальше. Вы все трое не спускаете с Полины глаз. Быть постоянно около нее, буквально рядом. Я полагаю, что злодей, — Сергею понадобилось сделать усилие, чтобы не посмотреть в сторону Самарцева, — не оставил своих намерений... отнять у Полины жизнь.