Он замолчал, и мурашки страха побежали по его телу.

— Ну же, Сергей Михайлович, — участливо произнес Никита. — Не терзайте себя так-то, ведь все обошлось.

— Сергей! — услышал Всеволожский голос Полины. Она выглядывала из экипажа и показывала куда-то рукой. Обернувшись, Сергей увидел, что один из покойников приподнял голову и силится что-то сказать.

— Жив! — воскликнул Никита и первым бросился к раненому. За ним последовал Сергей.

— У него три ранения, — доложил Никита, расстегнув у ожившего полушубок. — Два в грудь и одно в живот. Надо срочно лекаря.

— Значит, так, — сказал Сергей. — Кладем его в коляску, и ты везешь его в усадьбу. А я скачу за лекарем.

Вдвоем — Всеволожский под мышки, Никита за ноги — они отнесли раненого в экипаж.

— Готовы? — спросил Никита, усаживаясь на облучок.

— Готовы, — ответила ему Полина.

— Ну, тогда с Богом, — сказал Никита и стал разворачивать лошадей.


19


Назарьева поместили в одну из гостевых спален усадьбы. Что он — Каллистрат Назарьев, раненый сообщил, когда на третий день пришел в себя после случившегося. Был срочно приглашен полковой лекарь Бередников, любовно именуемый сослуживцами Кощеем. Когда Назарьев вдруг заговорил, от изумления у лекаря вывалился из глаза монокль, — надежда, что можно выжить после таких ранений была мизерной. Но Каллистрат Платонович выжил, и уже теперь-то помирать не собирался. Он охотно кушал куриный бульон и еще охотнее пил сухое виноградное вино, «для поправленья кровяного балансу».

— Повезло вам, — сказал Кощей, прослушав раненого статоскопом. — Если легкое и задето, то совсем чуть и заживет скоро. Рана в живот более опасна, но с таким уходом за вами, — он посмотрел на стоящих рядом Сергея и Полину, — будет грех не выздороветь.

Он собрал свой докторский саквояжик, который, как практикующий врач, носил всегда с собой, и откланялся.

— Я знаю, что вам вредно разговаривать, — обратилась Полина к Назарьеву. — Но, ради Бога, скажите: за что меня хотят убить?

— Не знаю, сударыня.

— А почему вы меня защищали?

— Это входило в мои обязанности.

— Кто же поручил вам меня защищать?

— Мой патрон. Имя же его вам равно ничего не скажет...

— Ну что ж. Поговорим об этом позже, отдыхайте, — проговорил Сергей, многозначительно глянув на Назарьева, провожая Полину к дверям. — Пойдем.

Пропустив ее вперед, он задержался на пороге и тихо спросил Назарьева:

— Когда мы сможем поговорить?

— Приходите вечером, — также тихо ответил тот. — Только один. Незачем беспокоить барышню.

В малой гостиной Сергей застал Манасеину, усиленно поправляющую расшатавшиеся нервы вишневой наливочкой, и не удержался, устроил ей абмарш по всем правилам родственной науки.

— Ну как вы могли, дражайшая Варвара Апрониановна! — ходил вокруг сидевшей в креслах Манасеиной Сергей. — Даже дворня знает, что Полине Львовне угрожает опасность. А вы устраиваете ей побег!

— Но, Серж. Это была всего-навсего утренняя прогулка, — пыталась отбиваться Варвара Апрониановна. — Что ты горячишься, мой друг? Я и так страху натерпелась. Могли ли мы знать, что обычный визит к соседям так обернется.

— Неправда! — пристукнул ладонью по столу князь. — Вы изначально знали, что Полина хочет уйти из дома. И взялись ей помочь. Почему?

— Сергей Михайлович! Оставьте, это я во всем виновата, — появилась в дверях гостиной Полина. — Я упросила Варвару Апрониановну помочь мне.

— И куда ты хотела бежать? — обернулся к ней Всеволожский.

— В монастырь.

— В монастырь? — уставился на нее Сергей, и в голове его вспыхнули воспоминания о прошедшей ночи. — В монастырь идут по убеждениям, а не по взбалмошным, сиюминутным хотениям. И думают о других, а не только о себе.

— Я и думала о других...

— Тогда ты должна была подумать о Лизе, о всех нас, ведь я... мы, — он запнулся, — успели полюбить вас...

Полина подняла на него наполненные слезами глаза. Сергей подошел к ней, взял тоненькие пальчики в свои ладони.

— Я понимаю, вам тяжело. Но в нашей жизни стоит только подумать о поражении, и, считай, ты уже проиграл. Но мы-то обязательно победим.

Полина всхлипнула и уткнулась лбом в его крепкое плечо. В креслах, уронив голову на грудь, зарыдала в голос Варвара Апрониановна.


Сегодня в доме легли рано. То ли дневные слезы, облегчившие душу, подвигли к раннему сну, то ли долгий вечер после короткого хмурого дня отправил обитателей дома раньше обычного в объятия Морфея, — только в десять вечера все уже отправились по своим спальням. Даже Сергей, выжидая время, чуть-чуть подремал в своем кабинете. В четверть одиннадцатого он бесшумно прошел в спальню раненого. Назарьев ждал его. Сергей присел в кресла подле постели.

— Я вам обязан жизнью, князь, — обратился к нему раненый. — Посему то, что могу сказать вам — я скажу.

— Почему Полину Львовну хотят убить? — повторил Полинин вопрос Всеволожский.

— Не знаю, — ответил Назарьев.

— А кто, тоже не знаете?

— Очевидно, это человек, близкий вашей семье. И у него есть помощники, по крайней мере были.

— Это ваш человек вытащил Полину Львовну на Тверском бульваре из-под колес кареты?

— Мой. Его звали Василий.

— Почему он следил за ней?

— У нас было такое поручение.

— А охранять ее — тоже вам поручили? Кто?

— Понимаете, некий очень опытный и умный человек организовал в Петербурге что-то вроде сыскного агентства, частного конечно. Зовут его Осип Францевич...

— Штальбаум? — перебил его Сергей.

— Вы его знаете? — удивился Назарьев.

— Несомненно. Это один из лучших знатоков юриспруденции в столице, если не во всей России.

— Так вот именно Осип Францевич поручил мне и двоим моим товарищам, упокой Господь их души, найти некую Сеславину, которая приходится внучкой одному большому человеку, имени которого он нам, конечно, не говорил. Сказал только, что человек сей смертельно болен и желает распорядиться своим наследством по совести. Он просил господина Штальбаума найти эту внучку и составить о ней мнение: каковы ее характер, поведение, манеры, словом, если все ладно, он отпишет ей в духовной свое состояние. Мы сыскали наследницу, а потом и охраняли, ибо ей грозила явная опасность. — Назарьев сглотнул и перевел дух. — Вот, собственно, и все.

— А от господина Штальбаума не было каких-либо намеков относительно того, кто может быть заинтересован в смерти Полины Львовны?

— Ни малейших, — ответил Назарьев.

— А вы сами что об этом думаете?

— Логически рассуждая, какой-нибудь родственник того большого человека, которому в случае гибели госпожи Сеславиной должно достаться наследство. И он вхож в ваш дом.

— Вы уверены в этом?

— Нет, — ответил Назарьев. — Но очень на это похоже. Так думал и Савелий, мой товарищ, которого убил тот, в маске. Надо признать, сей инкогнито очень ловко орудовал кинжалом. Явно имел к этому воинский навык. В вашем окружении много военных?

«Много», — хотел ответить Всеволожский и запнулся. Собственно, холодным оружием владели превосходно все его фронтовые друзья, но человеком, уложившим в рукопашной схватке четырех французов одним штыком, был Болховской!

«Неужели все-таки он?» — мучительно размышлял Сергей, вернувшись в кабинет.

Вспомнилась сентябрьская встреча с Борисом на постоялом дворе.

Он тогда с Полиной, Лизой и Варварой Апрониановной направлялся в Москву, а Болховской ехал из Москвы в Казань. Зачем? Ведь тогда на этот вопрос Болховской не ответил. Сказал что-то вроде «это длинная история» и ловко перевел разговор на попутчиц Всеволожского. Какое же отношение он имеет ко всей этой истории? Сергей дал себе слово, что обязательно узнает все, чего бы ему это ни стоило. А пока надо будет расспросить Полину о ее родне с материнской стороны. Это еще Тевтон советовал сделать. Возможно, многое тогда прояснится...


20


J'homme propose, Dieu dipropose. Сие означает, что бы вы ни задумали свершить, а Господь всегда все по своему усмотрению устроит.

После разговора с Назарьевым отправился князь было в свою опочивальню, но потом передумал и спустился в кабинет, зажег свечи, расположился на уютном диване и уставился взглядом в полутемный расписной потолок. Мысли его все время обращались к Полине. Обида, гнев, горечь перемешались в его душе с щемящей нежностью, страхом потерять ее и желанием защитить, укрыть от всех бурь света эту храбрую птичку-невеличку. Сергей откинул голову и устало прикрыл глаза рукой. В коридоре послышалась легкая поступь, тихо скрипнула дверь, и робкий шепоток позвал его:

— Сергей Михайлович... Серж...

Он с трудом сдержался, чтобы не вскочить с дивана и не сжать ее в объятиях. «Все же пришла. Сама пришла», — мелькнула мысль, и он понял, что все это время мучительно ждал этих легких шагов, этого еле слышного шепота. Полина подошла к дивану, тихо опустилась рядом:

— Сергей Михайлович... Сереженька... Спишь... Благодарю тебя...

Он почувствовал, как шелковистый локон скользнул по руке и теплые, мягкие губы прижались к его запястью. Этого Сергей уже вынести не мог. Он схватил ее за хрупкие плечи и стал покрывать ее лицо торопливыми жадными поцелуями. Потом опрокинул на диван, подмял под себя и, чувствуя, что волна желания скоро накроет его с головой, почти с болью оторвался от ее губ и напряженно взглянул в родные прекрасные глаза.