Когда в один из благостных солнечных дней, коими балует нас иногда напоследок поздняя осень, Манасеина засобиралась вдруг на променад по Тверскому бульвару, пружинка в ее голове, вероятно, опять соскочила со своего места.

— Поля, Лиза, собирайтесь, мы идем гулять! — кричала Варвара Апрониановна, возбужденно блестя глазами.

— Что это ты опять удумала? — оторвалась княгиня от романа мадам Жанлис и с тревогой посмотрела на Манасеину. — Ты здорова?

— Здорова, конечно, здорова. И чувствую себя превосходно, — бодро откликнулась подруга. — Ты посмотри, как накануне Покрова солнышко играет. В такой день грешно дома сиднем сидеть.

Скоро в гостиной собрались все домашние. Пришел из своего кабинета и князь Сергей. И, посмотрев пристально на Варвару Апрониановну, заложил руки за спину и медленно изрек:

— Полагаю, тетушка, вам следует отказаться сегодня от прогулки.

— Ни за что, — твердо заявила Манасеина, — Поля, Лиза, вы идете?

— У Лизы чьерез чьетверть чьяса урок, — сдвинула бровки мадам Дамбрезак. — Мы нье можем его отложить. Слишком мноко она отстала от труких дьевочьек ее льет.

— Ну а ты, Поленька, со мной? — просительно заглянула в глаза Сеславиной Варвара Апрониановна.

— Я, я...

— Она тоже никуда не пойдет, — безапелляционно заявил Сергей, вызвав вспышку негодования в глазах Полины.

— Вот как? — Бес противоречия в ней мигом проснулся. — Варвара Апрониановна! Полчаса, и я буду готова. Хотя нет, — полыхнула она взглядом в сторону Сергея, — я буду готова через двадцать минут.

Марья Тимофеевна беспомощно глянула на сына. Сергей круто развернулся и молча вышел из гостиной. «Вот несносная девчонка! — подумал он. — А ведь скажи я ей: езжай, мол, с тетушкой, непременно нашла бы причину не поехать». Сергей вдруг поймал себя на том, что думает он об этом совершенно беззлобно и даже — быть этого не может! — улыбается. Потом улыбка сошла с его губ: отпускать Полину на прогулку, пусть и в сопровождении тетушки, было небезопасно.

Князь Всеволожский велел Никитке немедля закладывать, быстро оделся. Когда он вышел во двор, коляска с Полиной и Варварой Апрониановной уже выезжала за ворота. Сергей, выждав, когда экипаж с дамами скроется из виду, сел в «эгоистку» и поехал следом.

Все проезды по Тверскому бульвару, а также Страстная площадь, где Варвара Апрониановна поначалу намеревалась оставить коляску, чтобы далее идти пешком, были сплошь заставлены экипажами. Сегодня, верно, пол-Москвы собралось здесь, чтобы насладиться последним теплом и солнечным днем перед надвигающейся долгой зимой. Сколько было гуляющей публики на бульваре! Не меньше, чем на Семик или даже Троицын день.

Варвара Апрониановна то и дело встречала знакомых, останавливалась, представляла им Полину, обменивалась последними новостями и сплетнями. Более всего разговоров велось о несчастной княжне Долгорукой и ее трагической гибели. «Ах, молодость неосторожная! Ах, увлечение юное! Жаль, жаль бедное дитя!» Все как один, обращая взор на Полину, обязательно отмечали сходство их с княжной Мари.

До площади у Никитских ворот, где должен был завершиться их променад и где собственно оканчивался Тверской бульвар, оставалось менее ста саженей, когда Варвара Апрониановна мечтательно протянула:

— Сейчас бы горячего шоколаду!

— Я бы тоже не отказалась от чашечки, — поддержала ее Полина.

— Тогда пойдем. За следующим перекрестком есть чудная кондитерская.

Они направились к Малой Бронной, но тут им навстречу попалась очередная знакомая Варвары Апрониановны. Снова заговорили о княжне Мари, снова обратились взоры на Полину, и она устало прикрыла глаза.

— Милая, ты ступай вперед, — ласково проговорила Варвара Апрониановна, жалея ее. — Я тебя догоню.

Кондитерская итальянца Гамба находилась на другой стороне улицы. За стеклом витрины красовались пирожные и торты, ублажая взор оттенками и формами. Воистину подобное аппетитное великолепие удовлетворит самый изысканный вкус искушенного гурмана. Полина собралась перейти улицу, как вдруг послышался грохот по мостовой. Она повернула голову и застыла как вкопанная: по Малой Бронной прямо на нее летела во весь опор четверка лошадей, запряженная в высокую карету. Полина успела заметить, что карета была темной, почти черной, как и одеяние возницы. Последнее, что она увидела, были косящие в стороны безумные глаза лошади. А потом вдруг будто исполинская птица налетела на нее, отбросила к тротуару и забилась под копытами стремглав несущихся лошадей.

Она не слышала, как дико закричала женщина в нескольких шагах от нее. Потом, еле различимое в каком-то густом тумане, увидела она взволнованное лицо Варвары Апрониановны, затем растерянно-озабоченного князя Болховского и, наконец, склонившегося над ней Сергея с посеревшим, будто посыпанным пеплом лицом. Он что-то говорил ей, спрашивал о чем-то, но она не могла понять что, только по-детски беспомощно протянула к нему руки. Сергей наклонился ниже, и она обвила руками его шею. Потом тело стало невесомым, и Полина поплыла куда-то сквозь пелену густеющего тумана.


12


Если бы он захотел, то, конечно, нагнал бы коляску с тетушкой и Полиной в два счета. Но ему это было не нужно, к тому же за коляской едва ли не от самой их усадьбы увязались рессорные дрожки с открытым верхом. Они следовали за экипажами саженях в десяти, повторяя все повороты, и Сергей ехал за дрожками, также соблюдая дистанцию. Он почти не сомневался: господин в темно-синей альмавиве, что сидел в дрожках, следит за коляской с Полиной и тетушкой.

Все время, покуда они ехали до Тверского бульвара, Сергей старался не упускать из вида ни дрожки, ни коляску, но когда его подопечные дамы вышли из экипажа, он решил сосредоточить свое внимание только на них. Полина и тетушка, не спеша, останавливаясь раскланяться со знакомыми, шли по бульвару в направлении Никитских ворот. Сергей — за ними, так же раскланиваясь и любезно улыбаясь. Человека в альмавиве он потерял из виду; прогуливающихся по бульвару сегодня было так много, что разглядеть, кто да куда идет было положительно невозможно.

Когда до Никитских ворот оставалось где-то около ста саженей, дамы прибавили шагу. Пошел быстрее и Сергей. Сбоку и чуть левее впереди от князя мелькнула синяя альмавива. Всеволожский кинул в ее сторону взгляд и...

— Сергей Михайлович! Князь Сергей!

Сергей, услышав голос, невольно сбавил шаг.

— Здравствуйте, рад вас видеть, — улыбнулся, поклонившись, старый матушкин знакомец господин Яковлев. — Тоже решили насладиться прощальной улыбкой осени? Да, день сегодня упоительный. А как здоровье матушки вашей, Марьи Тимофеевны?

— Да, да, — вымучив улыбку, сказал Сергей, и тут с Малой Бронной на огромной скорости и едва не перевернувшись, свернула на бульвар и полетела в сторону Никитских ворот темная карета, запряженная четвериком. И почти тотчас раздался дикий женский крик. Похолодев, Сергей бросился на этот крик, бесцеремонно расталкивая стоящих у него на пути. Несколько мгновений, и он вылетел на Малую Бронную. Его взору открылась жуткая картина. Посреди мостовой лежал в растекающейся лужице крови человек в прогулочном сюртуке; неподвижной статуей стояла на тротуаре, заливаясь слезами, Варвара Апрониановна, глядя на Полину, над которой склонился человек в альмавиве.

Сергей, почти зарычав по-звериному, кинулся на него, опрокинув на мостовую и оседлав с занесенным кулаком для удара.

— Ты чего?! — вскрикнул человек в альмавиве голосом князя Болховского. — Это же я!

Когда пелена ярости спала, Сергей увидел, что сидит верхом на своем армейском товарище, Борисе Болховском.

— Борис?

— Да Борис, Борис, — ответил Болховской, пытаясь высвободиться из-под Сергея.

— А ты чего опятьздесь?

— Что значит — опять? — не понял Борис. — Сегодня я, так сказать, дежурный офицер, мой черед присматривать за мадемуазель Полин. И отпусти ты меня наконец.

Сергей оставил князя и бросился к Полине.

— Как ты? Цела? Крепко ушиблась? — все повторял и повторял он.

Девушка молчала и только смотрела на Всеволожского немигающим, отстраненным взором.

— Это я, я во всем виновата, — уже в голос запричитала Манасеина. — Ах я, старая дура...

«Вот это точно», — хотел сказать Сергей, но вместо этого произнес, полуобернувшись к Болховскому:

— Что произошло?

— Полину Львовну едва не сбил экипаж. Карета, запряженная четвериком. Она неслась прямо на нее, я видел... Ее точно хотят убить, Адонис. И если бы не вон тот господин...

Оба они обернулись в сторону человека в прогулочном сюртуке. Растоптанный копытами лошадей и раздавленный тяжелыми колесами, он лежал, как сломанная марионетка, неловко подогнув под себя руки и повернув в их сторону окровавленное лицо. Сергей замер, пристально всматриваясь в него, потом выдохнул:

— Это он!

— Кто — он? — вопросительно глянул на друга Болховской. — Тебе что, знаком этот человек?

Сергей посмотрел на Болховского.

— Вот что, Борис, поговорим обо всем этом позже. А покуда...

Только теперь он заметил, что толпа окружила их и обсуждала увиденное. Показался наконец квартальный поручик в желтом мундире с малиновыми обшлагами.

— Борис, ты все видел, разберись сам с полицией, — попросил Сергей.

— Да, не беспокойся. Все сделаю...

Когда Всеволожский вновь обернулся к Полине, она протянула к нему руки.

— Сейчас, милая, сейчас поедем домой, — прошептал ей Сергей и, наклонившись, поднял ее на руки. Полина обвила руками его шею, припала как-то по-детски доверчиво к его груди, и он понес ее, совершенно не ощущая ее веса.